Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

— Не веришь, спроси старшую сестрицу, — продолжала Юйлоу. — Правду говорю. И девка вон в комнате сидит. Хочешь, позову? — Она обратилась к Юйсяо: — Ступай, новенькую служанку позови. Пусть батюшке покажется.

Юйсяо прикрывалась рукой, чтобы не рассмеяться, но ввести переодетую Цзиньлянь не решалась. Она вышла, постояла немного, а когда вернулась, заявила:

— Она не хочет выходить.

— Постой, я сама ее выведу, — проговорила Юйлоу. — До чего ж наглеют эти рабские отродья! Перед нами стояла, как истукан, теперь от хозяина отворачивается, своевольная девка! — Юйлоу бросилась в комнату, откуда раздалась ее брань: — У, негодяйка проклятая! Ругательств на тебя не хватает. Не пойдешь, тебя спрашиваю? Силой потащу. — Юйлоу засмеялась: — Вот рабское отродье! и кто только тебя, невежу такую, уродил? Ей, видите ли, не к лицу хозяину поклониться.

Тут Юйлоу вывела злополучную служанку. При свете лампы Симэнь вгляделся в нее и сразу узнал Цзиньлянь. Завязанные узлом волосы и одеяние служанки рассмешили его. От хохота он так сощурился, что не видно стало щелок глаз.

Между тем Цзиньлянь как ни в чем не бывало уселась в кресло.

— Вот бесстыдница! — продолжала шутить Юйлоу. — Только вошла, и никакого почтения! Ишь, расселась пред самим хозяином! Думаешь, больно приятно твою вонь нюхать!

— Ну, поклонись хозяину! — просила ее, улыбаясь, Юэнян.

Но Цзиньлянь не двинулась с места. Немного погодя она удалилась во внутреннюю комнату Юэнян, выдернула шпильки, надела головные украшения и снова предстала перед собравшимися.

— Ишь ты, негодница! — заругалась на нее Юэнян. — Уже у кого-то головные украшения успела стянуть.

Все рассмеялись.

— От свата Цяо шесть приглашений Цяо Тун вручил, — обратившись к Симэню, сказала хозяйка. — Просят нас пожаловать на прием и полюбоваться фонарями. Надо будет им завтра же подарки отправить. — Юэнян обернулась к Юйсяо: — Ступай, покажи батюшке пригласительные карточки.

Симэнь стал читать:

«Двенадцатого дня покорнейше прошу снизойти в мое холодное жилище, дабы с нами разделить скромную трапезу. Предвкушаю встречу Ваших роскошных экипажей и льщу себя надеждой, что Вы осчастливите меня своим визитом, который доставит мне невыразимую радость.

Милостивому Государю высокодобродетельному родственнику Симэню для уведомления Милостивых Государынь супруг его сие послание направляет С нижайшим поклоном Чжэн, в замужестве Цяо».

— Надо будет завтра же послать им приглашения, — сказал Симэнь. — Устроим прием четырнадцатого. Пригласим супруг столичного воеводы Чжоу, военного коменданта Цзина и достопочтенного Ся, а также мать свата господина Чжана. А невестушка У Старшая пусть у нас и остается. Бэнь Дичуаню я велю позвать мастеров. Они соорудят пирамиды для хлопушек и потешных огней. У императорского родственника Вана актеров возьмем. Они «Западный флигель» покажут, надо будет У Иньэр с Ли Гуйцзе тоже позвать. Завтра же утром накажите Лайсину купить четыре коробки яств и жбан южного вина да отослать им. Вы будете дома пировать, а я с Ин Боцзюэ и Се Сида пойду в кабачок на Львиную.

Накрыли стол. Цзиньлянь наполняла чарки, и все пили за ее здоровье. Стоило Симэню увидеть переодетую служанкой напомаженную Цзиньлянь, как у него невольно застучало в груди. Он подмигнул ей, и она тотчас смекнула, куда он клонит. Посидев немного за столом, она удалилась к себе, сняла с головы украшения и причесалась по-ханчжоуски. Потом подрумянилась и подкрасила губы. На случай у нее был заранее накрыт стол, потому что ей хотелось самой угостить Симэня.

Через некоторое время пришел и Симэнь. Прическа-туча Цзиньлянь еще больше пришлась ему по душе. Он опустился в кресло и обнял Цзиньлянь. Так они ворковали и смеялись.

Вскоре Чуньмэй убрала со стола, и Цзиньлянь снова поднесла ему кубок вина.

— Да ведь ты ж меня там угощала, — сказал Симэнь. — Зачем же еще хлопотать?

— Там со всеми вместе, — отвечала она, улыбаясь. — То не в счет. А тут я для тебя одного приготовила. Зачем меня укоряешь? Ведь ты же на меня из года в год тратишься?

У польщенного Симэня лицо расплылось в улыбке. Он сощурился так, что не видно было щелок глаз, и, взяв кубок, снова обнял сидевшую у него на коленях Цзиньлянь. Чуньмэй угощала их вином, а Цюцзюй потчевала закусками.

— Я тебе вот что скажу, — обратилась к Симэню Цзиньлянь. — Пусть уж двенадцатого одна Старшая сестра в гости идет.

— А вы почему не пойдете? — спросил он. — Ведь вас всех приглашают. Я велю и кормилице с сыном пойти, а то будет по матери плакать.

— Им можно идти, — заговорила она. — У них есть во что нарядиться, а мне? Я как старая монахиня, у меня одно старье: стыдно на глаза показаться. Взял бы да поделил раскрой, что с Юга привезли. Тогда б и у меня было что надеть. Что проку их под спудом держать? А то настанет наш черед угощать, придут почтенные гостьи, а мы в чем их встретим? Они надо мной смеяться будут. Сколько я тебе говорила, да ты все шуточками отделываешься.

— Ладно, — сказал, смеясь, Симэнь. — Завтра портного Чжао позову. Он вам сделает наряды.

— Два дня остается, — заметила Цзиньлянь. — Да разве он успеет?

— Я велю ему взять помощников, — пообещал Симэнь. — И скажу, чтобы сшил сперва тебе, а остальным можно потихоньку, не спеша сделать.

— А ведь когда я тебя просила! — опять укорила его Цзиньлянь. — Выбери мне лучший шелк, слышишь? У них вон какие наряды. Ты обо мне меньше всего заботишься.

— Вот болтушка! — засмеялся Симэнь. — Тебе все лучше других подавай.

Так они проболтали до первой ночной стражи, потом легли. Они резвились под пологом, как пара неразлучных уточек, как феникс с подругой, тихо щебеча в своем гнездышке. Они время от времени утихали, чтобы потом снова насладиться игрою дождя и тучки. Их бурные утехи продолжались за полночь.

На другой день Симэнь вернулся из управы, открыл сундуки, достал из них сотканные на Юге куски шелка и атласа и велел слуге позвать портного Чжао. Каждой жене он решил заказать по узорному шелковому платью с длинным рукавом, по парчовой накидке и расшитому атласному платью, а Юэнян пошить два ярко-красных узорных платья с длинным рукавом и четыре атласных цветастых платья. Симэнь расположился в крытой террасе и велел Циньтуну сходить за портным Чжао. Тот между тем обедал у себя дома. Только он узнал, что его зовет Симэнь, сразу же бросил еду, схватил ножницы и мерку и поспешил к заказчику.

Современники сложили такие строки, прославляющие достоинства портного Чжао:

Зовут меня портняжкой прытким,Я век живу веселым нищим,Всегда в руках игла и нитки,А ножницы — за голенищем.Несут шелков, парчи обрезыИ богатей, и щеголиха —Тружусь я. Пьяный или трезвыйКрою и шью куда как лихо:Тут натяну, а тут обужу,Тут ловко забираю в складку…Перекошу — не сяду в лужу,Но выкрою кусок украдкой.Везет — ем трижды в день мясноеИ пью вино в обед и в ужин,Супруга ласкова со мною —Всем позарез портняжка нужен.А проморгаю я удачу,И убежит она из дому —Голодные детишки плачут,И выпить не на что портному.Парча ли, шелк — в заклад, черт с ними!Напился пьян — домой проспаться.Когда ж заказчик шум поднимет,Язык сумеет отбрехаться.Так чем же знаменит портняжка?А тем, что нищ он, старикашка.

Вскоре появился портной Чжао и, представ перед Симэнем, отвесил земной поклон. Он расстелил на столе войлок, взял аршин и ножницы и начал кроить. Первым делом он скроил для Юэнян ярко-красную с пестрой расцветкой парчовую кофту с длинным рукавом; атласное платье с передником, изображающим дикого зверя, обращенного к единорогу; темное шелковое платье, отделанное золотой тесьмой, с изображением фениксов среди цветов; ярко-красную атласную кофту с передником, изображающим единорога, и отделанную золотом по подолу широкую синюю юбку, а также парчовую кофту цвета алоэ с передником и юбку со шлейфом, ярко-красное поле которой украшали букеты пестрых цветов.

Потом портной Чжао начал кроить ярко-красные атласные платья с длинным рукавом для Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр. Каждой из них предназначалось также по паре пестрых шелковых кофт и юбок. Сюээ должна была удовлетвориться только кофтой и юбкой, платья ей не шили.

Когда все тридцать раскроев были готовы, Симэнь наградил Чжао пятью лянами серебра и велел позвать с десяток портных, которые должны были тут же приступить к работе, но не о том пойдет речь.

Да,

Парча на прелестницах вся жемчугами расшита,А сколько шитья золотого и сколько нефрита!

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.