Ирано-иракская война. Бойня за Глобальный Юг - Пьер Разу

он остается продуктом иранской клерикальной системы, которая сформировала его и к которой он принадлежит. Как и его наставник Рафсанджани, он без колебаний будет использовать двойные стандарты и асимметричные методы в случае необходимости. И снова не стоит путать «реформаторский дух» с «потребностью в открытости». Тем не менее, нормализация отношений с Ираном со стороны Запада ослабит напряженность в Персидском заливе и позволит диверсифицировать энергетическую стратегию, а также решить множество острых вопросов, в частности, в Сирии и Ливане. Существуют три потенциальных препятствия для нормализации: во-первых, резкая реакция иранцев в случае неожиданных потрясений; во-вторых, препятствия со стороны американского Конгресса, который вовлечен в систематическую кампанию по очернению инициатив президента Обамы; наконец, открыто заявленная оппозиция со стороны Израиля и Саудовской Аравии, которые опасаются, что их региональные позиции могут быть ослаблены.

Независимо от того, кто окажется у власти в Иране, внимательное изучение ирано-иракской войны даст ключи к расшифровке нынешнего и будущего поведения режима. Во-первых, несмотря на обычное бряцание оружием, иранское руководство совершенно рационально и прагматично и хорошо понимает соотношения сил. Оно систематически манипулирует внешней напряженностью для достижения внутренних целей, сплачивая свои войска и усиливая влияние одной фракции над другой. Соперничество между Рафсанджани, Хаменеи и Монтазери уступило место политической борьбе более молодых лидеров (Хатами, Роухани, Али Лариджани, Галибаф), но логика завоевания власти остается прежней.

Любая военная интервенция против Ирана только укрепит режим, объединив за ним население, а не ослабит его. Иранское правительство также по-прежнему осторожно обращается со своими деньгами. Оно знает, что многие государства готовы покупать его нефть или даже продавать ему оружие, но никто не готов дать ему денег в долг. Другими словами, экономическая война – теперь называемая «экономическими санкциями» – работает на Тегеран. Конечно, до тех пор, пока у зачинщика есть достаточно времени, чтобы санкции вступили в силу, и он готов действительно высушить иранскую экономику, рискуя заставить ее население расплачиваться за это.

Важно также помнить, что иранское правительство практикует асимметричную войну и без колебаний наносит удар первым, чтобы застать противника врасплох. Иран обладает реальной способностью причинять вред. Во время войны он с готовностью использовал другие государства и ополченцев для совершения похищений и террористических актов, атаковал нефтяную инфраструктуру, устанавливал мины и запускал ракеты в Персидском заливе. Иран вполне может предпринять подобные действия сейчас или в будущем, если решит, что это в его интересах или если почувствует, что его вынуждают это сделать. Наконец – и это, вероятно, решающий момент – война показала, что иранское правительство уступило только тогда, когда убедилось, что его противник находится на грани того, чтобы нанести ему большой ущерб, как в военном, так и в экономическом плане.

Опыт показывает, что прежде чем вступать в процесс прямой или косвенной конфронтации с иранским режимом, будь то в Сирии, Ливане, Ираке, в самом Иране (например, удары по его ядерной программе) или где-либо еще, государство должно тщательно проанализировать последствия своих действий, в частности, их пагубные последствия. Это не означает, что так действовать неправильно, просто необходимо осознавать все возможные последствия своих действий и быть готовым ответить на них соответствующими ресурсами. К конфронтации с иранской державой ни в коем случае нельзя относиться легкомысленно, импульсивно или как к авантюре. Такое решение должно быть результатом тщательно продуманной стратегии, направленной на достижение действительно важных целей.

Подбитый иракский танк

Обратимся к Ираку. Вывод американских войск в 2011 году обострил борьбу за власть, которая была возобновлена после ликвидации партии Баас в 2003 году. Шииты, сунниты и курды борются за контроль над страной и ее ресурсами. Сунниты, монополизировавшие власть при Саддаме, сейчас находятся в проигрыше, поскольку нефтяные месторождения Ирака расположены в основном в шиитских и курдских провинциях. Неудивительно, что многие сунниты теряют надежду, становятся радикалами и обращаются к терроризму, тем более что их поддерживают арабские государства, обеспокоенные возможным появлением шиитской оси между Средиземноморьем и Тегераном. Иракский кризис может затянуться; каждый из соседей Ирака объективно заинтересован в сохранении слабого иракского государства, обеспечивая ему минимальную стабильность.

Сильный Ирак пугает, но для его соседей идея несостоявшегося и разрушенного Ирака еще более тревожна. В этом ядовитом контексте у иракского руководства в любой форме может возникнуть искушение восстановить национальное единство на основе трех священных причин, которые Багдад всегда использовал для манипулирования иракским народом: повторное завоевание курдских провинций, Кувейта (который до сих пор спокойно претендует на звание девятнадцатой провинции Ирака) и Шатт-эль-Араба, который некоторые иракцы мечтают вернуть себе целиком. Два первых варианта теперь кажутся недосягаемыми. Турция гарантирует безопасность иракских курдов, с которыми она заключила коммерческие и энергетические соглашения, жизненно важные для ее экономики. В соответствии с далеко идущим соглашением, подписанным с Абдуллой Оджаланом в марте 2013 года, Турция обязалась защищать курдов в обмен на отказ РПК от оружия. Соединенные Штаты гарантируют безопасность Кувейта и готовы снова вступить в войну, чтобы защитить этот богатый нефтью ключевой плацдарм в Персидском заливе.

Остается вопрос о Шатт-эль-Арабе, который постоянно поднимается популистской иракской прессой. Попытка Тегерана приобрести ядерную бомбу или, по крайней мере, «ядерный потенциал», может быть просто попыткой избежать повторения истории. Несмотря на неоднократные отрицания, иранское правительство убеждено, что оно должно сделать все возможное, чтобы избежать еще одной трагедии, подобной войне с Ираком. Это объясняет, почему развитие ядерной программы является одним из редких предметов консенсуса в сильно разделенном иранском политическом классе. Если бы атомная бомба была изобретена после Первой мировой войны, более чем вероятно, что наиболее пострадавшие европейские государства немедленно попытались бы ее приобрести.