Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

— Я с тобой.

Соджун хотел возразить, но глянул в ее зеленые кристаллы, где плескалось беспокойство, и вздохнул. Он негромко свистнул, и Чжонку тут же подскакал, а караван остановился. Из повозки выглядывала встревоженная Гаыль, Анпё привстал на облучке, а Хванге, правя одной из телег, соскочил на землю и остановился в нерешительности.

«Нельзя, чтобы они боялись. Мне просто мерещится, не более того. Это из-за того, что я привык оглядываться. Елень такая же»,— успокаивал себя Соджун, отдавая распоряжения сыну. Отряд продолжает путь, до темноты нужно выбраться из леса — впереди лежала деревня. Остановиться можно там, а можно разбить лагерь, не доезжая до нее. Родители просто глянут, так… на всякий случай.

Соджун говорил будничным голосом, и взрослый ребенок поверил. Елень и Соджун обещали догнать отряд через пару часов, как раз до темноты. Юноша кивнул и вернулся к Анпё. Он не видел, как госпожа выдвинула меч, проверяя, оружие. Не видел, как отец полез из седла, чтобы еще раз проверить подпругу, потому что конь — это тоже оружие. И капитана совсем не удивило, что Елень последовала его примеру.

Высоко в ветвях щебетали птицы. Мимо конских ног шмыгнула рыжеватая белка с небольшим грибом в зубах. Подхватив свою ношу передними лапами, она недовольно застрекотала на всадников, а потом взлетела вверх по стволу, только кора вниз посыпалась. Солнце скатывалось за гору. Пройдет еще пара часов, и его последние лучи озолотят лишь верхушки деревьев, и будет казаться, что там, за величественной горой, полыхает пожар.

Елень выехала из густого леса следом за Соджуном на каменный выступ и зажмурилась: солнце ослепило. Капитан спешился и подошел близко к краю обрыва. Отсюда открывался великолепный вид. В этом месте гора обрывалась вниз почти отвесной стеной, а внизу, гремя на порогах и ворча галькой на мелководье, неслась река. Ее ропот был слышен даже здесь, на высоте более пятидесяти метров. Противоположный берег был ниже, и до него, при желании, вооружившись хорошим луком, можно было докинуть стрелу. Каменное плато, почти лишенное растительности, открывалось от обрыва до зубастого склона горы, возвышающейся в паре стрельбищах от берега реки. И что-то непонятное, что-то едва различимое, блестело там на солнце, посылая на все четыре стороны солнечных зайчиков. Соджун, едва заметив эти блики, шагнул в тень деревьев и придержал Елень, но та сама увидела блеск и встала рядом с капитаном.

Напряженно вглядываясь в мерцание, мужчина и женщина молчали, не отрывая взгляда от противоположного берега, а душу глодала тревога.

— Воины, — и эта фраза прозвучала как приговор.

Елень вздрогнула всем телом, Соджун тут же сжал ее пальцы в своей мозолистой ладони. Зеленые очи блестели и искрились на солнце, и капитану казалось, что он слышит, как сейчас стучит сердце его любимой. Он улыбнулся только глазами. Он защитит и убережет ее. Он не даст ей пострадать. Он сможет.

— Откуда…, — но договорить женщина не смогла: горло перехватило.

— Видишь блеск? Это солнце играет на копьях вольдо и хёпдо[3].

Елень всматривалась в блики, пляшущие по плато и видела только блики, и лишь когда набежавшее откуда-то с севера облачко закрыло солнце, женщина смогла рассмотреть людей. Конные, они продвигались по плато так, словно знали, куда идут и зачем — волосы, стянутые на затылке в тугую косу, шевельнулись под шляпой.

— Десять, — проговорил Соджун холодно.

Десять матерых воинов. Людей способных и обученных убивать. Они ни перед чем не остановятся, чтобы достичь своей цели. Елень судорожно сглотнула, и тут же почувствовала, как мужская ладонь крепче сжала ее пальцы. Женщина вскинула глаза на Соджуна. Тот улыбался, словно пытался ее поддержать.

— Их ведет человек, который не знает этих мест. Им здесь не спустится с плато. Ни здесь, ни на севере, куда они так резво бегут. Если бы они знали дорогу, то нагнали бы нас еще часа три назад, так как идут налегке, хоть и без сменных лошадей, — объяснял Соджун спокойно, и Елень поражалась этому спокойствию. — Если они продолжат в том же духе, то им придется сделать приличный крюк, верст в десять, прежде чем выйти на нас. Мы их перехватим внизу. Возвращаемся к детям.

— Соджун… Соджун… ты думаешь… думаешь, они за нами? — кое-как разжав челюсть проговорила Елень.

Капитан улыбнулся и вновь посмотрел на плато. Улыбка сползла с лица, как прошлогодняя кожа змеи, местами ободрав тело до мяса. И именно в этот момент женщина, не спускающая глаз с Соджуна, испугалась. Он словно смотрел смерти в глаза.

— И думаю, я знаю их предводителя, — прозвучало в ответ.

Они быстро нагнали детей и слуг, да те сильно и не спешили. Капитан пару раз оглянулся на свою женщину, едущую за ним следом, и сердце сжалось. Неужели, он и правда в прошлой жизни предал страну, коль в этой не достоин счастья? Неужели, они как-то страшно нагрешили с Елень, что не смеют и помышлять о спокойной жизни?

Дети встретили родителей вооруженными кто чем. Сонъи натягивала лук, рядом с Хванге лежал взведенный самострел, Чжонку даже успел наложить стрелу, едва услышав конский топот. Соджун свистнул, подав сигнал о своем приближении, такие вояки и пристрелить могли невзначай. Елень соскочила на землю и бросилась к повозке, Соджун спешился следом и подошел к сбившейся в кучку семье.

— Чжонку, ты поедешь со мной, — сказал капитан и посмотрел на своего взрослого сына.

Тот моргнул и тихо спросил:

— Значит, вам не показалось?

— Не показалось, — проворчал Соджун, еще не до конца веря в происходящее.

Чжонку вдруг приосанился и расправил плечи. Сонъи сначала шагнула к нему, а потом замерла, прижав руки к выскакивающему из груди сердцу.

— Там… там грабители? — робко спросила она, не сводя напуганных глаз с капитана.

Соджун ей только улыбнулся в ответ. Девочка вдруг всхлипнула и со слезами на глазах бросилась Чжонку на шею, не стыдясь ни родителей, ни слуг. У Чжонку задрожали руки, но он все же обнял рыдающую девочку, зашептав что-то на ухо. Капитан глянул на Елень, которая рылась в вещах на телеге. Она будто и не слышала, и не видела ничего. Она что-то искала, не обращая внимание ни на кого.

Анпё, слыша все, шагнул к капитану.

— Господин, я…

— Ты поедешь с женщинами