Бог из глины - Иннокентий Соколов

(Беги детка, не обращай внимания, это все видимость, мираж, сон, если хочешь, только выбирайся отсюда, не задерживайся ни на мгновение…)

Снизу раздался тихий сдавленный сон. Надежда невольно обернулась и застыла как вкопанная.

Сергей сумел встать на ноги, и теперь стоял, покачиваясь на нижней ступени. Он смотрел на нее, и по его лицу блуждала улыбка.

Мир по-прежнему менял очертания, но теперь это было похоже на колебания нагретого воздуха. А еще ей показалось, что между ними возникла тонкая светящаяся перегородка, которая разделила сон и явь, реальность и оживший кошмар.

Сергей сделал шаг. Он смотрел на нее, и Надя поняла, что он думает только об одном — дотянуться до нее, задушить, затоптать, уничтожить, растереть в пыль…

(Хей, детка — во всем свете не отыскать силу, способную остановить его, и если ты постоишь еще немного, сжимая эту гребаную ручку, то все, о чем ты сейчас подумала, станет самой что ни на есть реальностью!)

— Смотри же, парень, до нее всего ничего… — пробормотал глиняный бог, и Сергей не мог с ним не согласится.

Она была так близко, что хотелось скрипеть остатками зубов, от разочарования и злости. Он видел ее — для него мир, в котором пребывала супруга, казался отражением настоящего. Словно тонкое полупрозрачное зеркало мерцало перед ним, и там, в зазеркалье, куда он отправил Надежду, не было пути для жалкого неудачника, не способного сделать шаг за грань. Он мог только наблюдать, не в силах пробраться туда, в мерцающий, играющий красками мир.

— Ты не сможешь попасть туда, как бы сильно не хотел этого — прошамкало беззубым ртом существо из шкафа.

— Она там, в мире, который ты создал, и в который не ведут дороги — не успокаивались твари, живущие в стенах дома.

Сергей схватился за перила и почувствовал, как улыбка перекашивает лицо.

— Так что вам еще нужно от меня? — выдохнул он, и существо явило свой лик из темноты. Оно вынырнуло откуда-то из закоулков памяти, царапаясь в мозг, заставляя мир менять очертания каждый раз, когда тонкие злые иглы прокалывали виски.

— Отправь меня к ней, приятель, и мы будем в расчете — прошептало оно. — Помоги мне, и ты никогда больше не услышишь мой голос… Отправь меня вслед за ней, и твой шкаф станет простым деревянным ящиком для одежды, обещаю… Тихие шорохи ночи, шум падающих листьев, капли дождя и завывания ветра — вот все что ты будешь слышать, просыпаясь каждый раз, когда тебе приспичит отлить. Верь мне, малыш — я уйду, растворюсь последним вздохом прощания, и наши пути никогда не пересекутся больше. Разве не этого хочешь ты? Или тебе по нраву, когда острые коготки ранят душу, и огоньки глаз расчерчивают ночь, оставляя тускнеющие следы? Лично мне кажется, что все не так… Сделай это, и мы навсегда покончим со всем этим дерьмом…

— Как скажешь, дружище, как скажешь… — пробормотал Сергей и разорвал мир пополам.

Это так легко на самом деле — разрывать пространство, сглаживать острые грани, проникать взглядом в самые укромные уголки мироздания… Особенно если от этого зависит все…

Собраться с духом, не побояться сделать первый шаг навстречу вечности. Соединить начало и конец пути, и одним махом оборвать тонкую нить. Заставить ее лопнуть с тихим звоном струны старого пианино, на котором так любила играть бабушка.

Смешать сон и явь, взбить волшебным миксером воспоминания и надежды, и залпом проглотить обжигающий коктейль.

Выпустить на волю то, что долгие годы хранил в себе самом, не решаясь выпустить наружу свое истинное "Я".

Показать свое истинное обличье…

Сергей сделал еще один шаг навстречу, и Надежда замерла, пригвожденная взглядом, в котором не было ничего человеческого.

По лицу ее мужа прошла легкая тень, а затем что-то произошло. Словно темная полоса разделила его лицо пополам, и Надя увидела, как такое знакомое ей раньше лицо Сергея меняется на глазах.

(Это облик существа проступает наружу, и те махонькие, легкие как дуновение ветерка в мае, мгновения разлетаются в стороны разноцветными птицами, приближая тот миг, когда все встанет на свое место.)

Кожа на лице натянулась, как будто существо, сидящее в нем, пыталось вырваться на волю. Потом она лопнула, выпуская его наружу. Надежда смотрела, не веря глазам, как выбирается существо. Все, что она могла — стоять у двери, ведущей в прихожую, не решаясь заглянуть за нее.

Существо зарычало и удвоило усилия. Оно разорвало ставшую ненужной оболочку, отбросило в сторону кровавые лохмотья, затем рванулось, и снесло тонкую преграду между ними.

Мир в последний раз колыхнулся, многократно отразившись в полупрозрачных обрывках, и вернулся на место.

Царство тени и ночи. Отражение зазеркалья в темной глади полуночи.

Совсем другой мир…

4. Надежда в зазеркалье

Существо пробралось в зазеркалье. Оно взбиралось по ступеням, шумно дыша, жадно хватая воздух огромной зубастой пастью. Ему было нелегко в этом новом для него мире. Существо из шкафа привыкло царапать полированные стенки, выбираясь в благословенную темноту спальни, теперь же, когда оно проникло в зазеркалье, все его помыслы были обращены на дрожащую плоть главной жертвы, и все остальное стало несущественным набором мелочей, на которые не стоит даже обращать внимания, поскольку награда — вот она, еще немного и…

Надежда очнулась. Она что есть силы, дернула ручку двери, и та на удивление легко открылась. Надежда выскочила в прихожую, и чуть не провалилась в огромную дыру, прямо посередине комнаты, из которой били лучи яркого света. В последний миг она все же сумела удержать равновесие, и осторожно, прижимаясь к стене, миновала опасный участок комнаты.

Дверь, ведущая на улицу, была подобна той, за которой бесновалось существо, (оно взбиралось по ступенькам, бормоча проклятия, и его шумное дыхание подстегивало Надежду), такая же огромная, только вместо затейливой ручки, с множеством завитушек, красовалась оскаленная пасть неведомого зверя, из которой свисало металлическое кольцо.

(Прямо как в твоих снах!)

Надежда вывалилась на улицу, в тот самый момент, когда существо ворвалось в прихожую, сметая все на своем пути. Оно окончательно освоилось и готово было рвать когтями зазевавшуюся дуреху, полосовать нежную плоть, распуская на окровавленные ленты, высасывая теплую, бьющую напором кровь.

(Ох, детка, оно совсем близко, и те молитвы, что шепчут губы, могут и не помочь этой ночью…)

Двор исчез. Пропала выложенная плитами дорожка, ведущая к воротам, неизвестно куда подевалась накрытая брезентом машина. Ночь окутала молчанием огромный парк, разбитый перед домом, и оставалось только мчаться, не разбирая дороги, подальше от дома, подальше от существа, что нетерпеливо дергало дверь, пытаясь как можно быстрее сократить разделяющее их расстояние.