Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

class="p1">«Странные» закрытия решениями «партии и правительства», то есть советской верхушкой, проектов и целых прорывных направлений в конце 1960-х – начале 1970-х годов не ограничиваются приведёнными выше примерами. Так, в 1968 и 1973 гг. спецпостановлениями Политбюро ЦК КПСС были прекращены работы по созданию советских ЭВМ, в том числе персональных компьютеров (якобы подразумевалось: всё украдём у американцев, однако дело в том, что на тот момент мы существенно обгоняли США по данному направлению). Были остановлены – навсегда – перспективные разработки в биологии, генетике, трансплантологии, медицине. И уж совсем поразительно следующее: есть информация, что часть документации ушла (была передана) по каналам спецслужб на Запад. Значит ли это, что мы имеем дело с широкомасштабным предательством? Скорее всего нет, не значит. Дело также не в личных отношениях в высших эшелонах власти СССР. Так, автор великолепной биографии Челомея (вышла в серии «ЖЗЛ» в 2014 г. и почти сразу стала библиографической редкостью) Н. Бодрихин обращает внимание на личную неприязнь секретаря ЦК КПСС Д.Ф. Устинова к конструктору. Факт действительно имел место, главное, однако, не в этом.

Отказавшись от рывка в посткапитализм, советское руководство по сути решило интегрироваться в мировую систему и, планируя потеснить в ней Запад, двинулось по пути размена научно-технических достижений на доступ к финансовой сфере Запада, на активное участие в ней. И действительно, во второй половине 1960-х – первой половине 1970-х годов, во-первых, начинается расширение сети Совзагранбанков в Европе; во-вторых, активизируется деятельность этих и других советских банков; в-третьих, начинают расти (как это выяснилось после 1991 г.) советские вклады в западных банках. Если к этому добавить, в частности, тот факт, что в 1960-е годы одним из самых деятельных банков лондонского Сити был Московский народный банк во главе с А.И. Дубоносовым и что без деятельности этого банка и вообще без СССР евродоллар едва бы так быстро встал на ноги, то картина в целом проясняется.

Остаётся только сожалеть, что советская верхушка с её маленькими и коротенькими, как у Бурати-но, мыслями посчитала не просто равноценным, но выгодным (по-видимому, полагала, что переторговала, перехитрила Запад) обмен прорывных научных и технических разработок на доступ в такую сферу, в которой, повторю, она в принципе не могла выиграть. По сути это был размен стратегии на тактику, будущего – на настоящее, идеального – на материальное. Необразованность советской верхушки, низкий уровень культуры (в широком смысле слова), узкий кругозор, вульгарный материализм и, конечно же, отсутствие стратегического видения – всё это, помноженное на квазиклассовый интерес и наличие привластных и хозяйственных групп, заинтересованных в превращении советской экономики в донора Запада, и привело её в конечном счёте к капитуляции. СССР не только не воспользовался плачевным положением Запада и особенно США на рубеже 1960-1970-х годов, но по сути в течение всех 1970-х годов помогал им из него выбраться. И это вместо того, чтобы если не «уронить» США, то максимально ослабить. Получив передышку в виде де-танта и перегруппировавшись, США с приходом Рейгана начали «последний и решительный бой» с Советским Союзом.

Обратим внимание на то, что главным аргументом в пользу сворачивания прорывных работ Челомея в оборонке был курс на разрядку напряжённости с Западом; утверждалось, что дальнейшее развитие этих разработок противоречит этому курсу вообще и советско-американскому договору СНВ-2 в частности. Договор был заключён в 1972 г. и именно в этом году были окончательно похоронены разработки Челомея – всего через пять лет после прохождения в 1967 г. точки невозврата. Иными словами, будущее системы и страны приносилось в жертву квазиклас-совым интересам номенклатуры, ориентирующейся на улучшение отношений с Западом и интеграцию СССР в капиталистическую систему по финансовой, сырьевой и другим линиям. Ясно, что наиболее вероятным результатом такой интеграции был демонтаж советского строя, системного капитализма с последующим разрушением и распадом СССР. Показательно, что 1967 г. был отмечен двумя знаковыми событиями во внешней сфере, отражавшими поворот советского руководства к курсу на сближение с миром капитализма, его хозяевами. Во-первых, это визит А.Н. Косыгина в США, где он встретился с президентом Л. Джонсоном; во-вторых, это встреча будущих активных членов Римского клуба (создан в 1968 г.) с представителями советского руководства. Знаковый был год.

8

Стадиально новая модель советского общества – уже не просто антикапиталистическая, но посткапиталистическая (и «постиндустриальная») – была не только решением накопившихся за послевоенный период проблем (обратная сторона советского «экономического чуда» и угрожающая самому антикапитализму превращением пусть жестокого, но народного, сталинского социализма в номенклатурный, квазиклассовый, брежневский), но и единственным способом прогрессивного, качественнопоступательного развития самого советского общества, сохранения его как такового и его исторических завоеваний. Это развитие предполагало серьёзные изменения в конфигурации и типе власти и производственных отношений, метаморфозы номенклатуры и неизбежное наступление странного для её представителей будущего мира. Чтобы не допустить этого, номенклатура по сути заняла антикоммунистическую (с точки зрения исторической перспективы) позицию и в год 50-летия Октябрьской революции встала на пути Будущего.

Тот, кто не идёт вперёд, неизбежно катится назад. В данном случае речь идёт о том, что нередко именуют «капиталистическим откатом». Разумеется, советское руководство 1960-1970-х годов о таком откате не помышляло; напротив, оно стремилось законсервировать ситуацию, «озастоить» её, что и было исполнено Брежневым сотоварищи. Застой, однако, – и в этом его природа – относительно быстро сменяется регрессом. Брежневское поколение оказалось последним, воспользуемся названием знаменитого рассказа Р. Шекли, «поколением, достигшим цели». Достижение цели вывело Большую систему «СССР», подобно васнецовскому витязю, к распутью. Как любая нелинейная система, – прав С. Карелов – СССР имел три варианта выбора дальнейшего развития:

1) вертикальный сложный аттрактор – прогрессивное развитие по имманентному для системы (социализм – коммунизм) восходящему пути развития («путь вверх»);

2) плоскостной («горизонтально-боковой») аттрактор, консервирующий достигнутое («путь вбок»);

3) примитивный аттрактор – падение кривой развития, нисходящая ветвь, то есть упрощение, деградация и саморазрушение («путь вниз»).

Возможность принятия вертикального варианта совноменклатура похоронила по вполне классовым (или, если угодно, социально-групповым) эгоистическим причинам. Выбран был плоскостной аттрактор – развитие вбок в той же плоскости. Этот вариант, кстати, хорошо описан Стругацкими в «Хищных вещах века» (ведь говорил А. Стругацкий, что они с братом пишут не о будущем, а о настоящем, только зашифровано: sapienti sat. Так, умнознающий сможет разглядеть в перипетиях некоторых романов «поздних Стругацких» противостояние Международного отдела ЦК КПССС и Первого главного управления КГБ, да и многого другого – нужен «ключик»).

Проблема с «горизонтальным» вариантом, однако, заключается в том, что он не может существовать долго, со временем он, как правило, сваливается в третий вариант – в примитивизацию-деградацию. Результатом кризиса системы с основой в качестве такого аттрактора с максимальной вероятностью является исход в понижение организованности. Именно это