Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения - Андрей Ильич Фурсов

социалистической революции, причём на пленуме, где одним из главных вопросов было обсуждение (и, конечно же, единогласное одобрение) «Тезисов ЦК КПСС к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции» (опубликованы в «Правде» от 22 и 25 июня 1967 г.). В тезисах говорилось о том, что «социализм – сегодняшний день сотен миллионов людей и завтрашний день всего человечества»[235]. И говорилось это в документе, принятом на том самом пленуме, который окончательно похоронил перспективу перехода к посткапитализму и перевёл СССР (и мир) на рельсы такого развития советского общества, которое уже через четверть века превратит социализм во вчерашний день сотен миллионов людей и выдвинет такого руководителя, который, будучи в Вашингтоне и выхолуиваясь перед конгрессменами, заверит их: на российской земле коммунизм никогда не возродится. Разумеется, такого развития советская верхушка не хотела, но не хотела и ничего менять, не хотела ничего такого, что могло бы как-то нарушить её квазиклассовый интерес и ослабить позиции как слоя-для-себя. 1991 год пришёл и мздой, и наказаньем, а, самое главное, закономерным результатом отказа от строительства коммунизма – кто не идёт вперёд, тот катится назад.

Противоречие между стремительно растущим научно-техническим потенциалом СССР и системой властных и производственных отношений «номенклатурного социализма», форму которого принял в 1950-е годы системный антикапитализм, номенклатура решила в свою пользу. Для меня символическим изображением целенаправленного уничтожения высшей номенклатурой устремлённого в посткапиталистическое будущее военно-научно-технического комплекса стал один эпизод из «Часа Быка» И.А. Ефремова. Там руководство планеты Торманс («Совет Четырёх» – нечто вроде Политбюро) принимает решение уничтожить звездолёт Прямого Луча (на нём прилетели посланцы коммунистической Земли), чтобы избежать социальной революции. Звездолёт всё-таки уцелел, вернулся на Землю, а на Тормансе, напоминавшем брежневский СССР, всё же произошла социальная революция – коммунистическая. В СССР, где номенклатура уничтожила устремлённый в будущее «звездолёт» в виде гениальных изобретений советских учёных и конструкторов, тоже произошла революция, антикоммунистическая, в 1991 г. – привет Брежневу и Косыгину сотоварищи. Не случайно «Час Быка» изымали из книжных магазинов и библиотек.

Отказ советской верхушки от прорыва в посткапитализм был не просто отказом от новой, мирной, социальной революции, но её блокированием, ликвидацией её материально-технической возможности, угрожавшей превращению номенклатуры в закрытый квазикласс. Именно в это время «всем, – пишет Э. Неизвестный, – стало ясно, что бог революционных свобод в России умер. И советская верхушка стала замкнутой суперсектой, окончательно оторвавшейся от задач, её породивших (подч. мной. – АФ.), и имеющей одну цель: удовлетворение собственных постоянно растущих потребностей и бесконечное продление своего существования. И людям достаточно грамотным ясно, что сама непроницаемость, окостенение, невозможность творчества в рамках этой секты, невозможность её изменения изнутри, ибо общественная функция её такова, что она не может измениться, не разрушившись, – свидетельствуют о реакционности развития общественного процесса».

Посткапиталистическую, реально коммунистическую революцию номенклатура избежала, но взамен – через поколение – получила антикоммунистическую революцию, то есть контрреволюцию 1991 г., которую организовала часть следующего за брежневским поколения номенклатуры. Напрашивается аналогия с самодержавной Россией. «Реформы сверху» 1860-х годов проводились с целью сохранения власти и привилегий хозяев существовавшей тогда в России системы, чтобы избежать буржуазной революции по европейскому образцу. Буржуазной, по европейскому образцу революции избежали, однако следствием «избегания» и того, как оно было организовано, стала антибуржуазная революция по русскому образцу всего через два поколения после отмены крепостного состояния. Законы истории нельзя обмануть. Номенклатура, как и самодержавие, пыталась это сделать. Результаты нам известны.

Если первые 50 лет существования СССР были временем подъёма, то следующие десятилетия – временем ускоряющегося регресса и упадка с мизерабельными результатами преемницы СССР в канун столетия Октябрьской революции. Эти результаты были практически запрограммированы поворотом 1967 г. – поворотом к попытке сотрудничества с хозяевами капиталистического мира со всеми вытекающими из этого внешними и внутренними последствиями, результаты которых мы начали в полной мере расхлёбывать после 1991 г. и расхлёбываем до сих пор. На рубеже 1960-1970-х годов организаторская (управленческая) деятельность номенклатуры, превращавшейся в закрытую группу, в квазикласс, оторвалась и от трудовой практики работников машинно-ручного труда (рабочих), и от трудовой практики наиболее передовых групп научно-технического труда. В результате организационноуправленческая деятельность утрачивала связь с реальностью и, как следствие, подбор кадров в ней приобретал всё более регрессивный характер, на что накладывалась их деидеологизация и деморализация. О том, что после смерти Сталина (за редкими исключениями, не делающими погоды) практически прекратилось сколько-нибудь серьёзное теоретическое осмысление и капитализма, и социализма, я уже не говорю. А ведь предупреждал Сталин: «Без теории нам смерть! Смерть! Смерть!».

До советской верхушки, опьянённой военным могуществом СССР и хлынувшими в страну нефтедолларами, не доходила простая вещь. Блокируя свой технический прогресс, превращаясь в замкнутую группу – новую господствующую группу, в новых «толстяков», всё более отделяясь и отдаляясь от народа, по сути противопоставляя себя ему в нарушение собственных же провозглашаемых идеалов и ценностей и интегрируясь в мировую капсистему, она совершает отложенное самоубийство. Тем самым она, высшая номенклатура, вступает на поле, на котором игра ведётся только по тем правилам, которые пишет и произвольно, в своих интересах меняет верхушка мирового капиталистического класса. Что ещё более важно, эта верхушка имеет как минимум трёхсотлетний (а по ряду параметров намного больше) опыт игр и борьбы на этом поле, и у новичка здесь шансов нет. Так опытные картёжники заманивают простаков, отдают им одну-две-три игры, а затем обдирают как липку и пускают по миру. Отсутствие реального представления о той силе, которая противостоит СССР, о её реальной организации, о надгосударственных структурах мирового согласования и управления – всё это убаюкало-убедило советскую верхушку, что с ней собираются играть на равных и долгосрочно. А «зелёненькие» из Международного отдела ЦК активно убеждали её в том, что с Западом надо дружить – их шкурные интересы совпадали с интересами Запада.

Риторический вопрос: а чем же в это время занимались КГБ, ГРУ и святая святых – партийная разведка и контрразведка под названием Комитет партконтроля? Неужели тем же самым?

Иными словами, превращаясь в замкнутую группу господствующего типа, советская номенклатура, даже не будучи буржуазией, функционально начала вливаться в мировой капиталистический класс, в потенции и перспективе превращаясь из хозяев мировой антикапиталистической системы в мелких хозяйчиков полупериферийного сырьевого сегмента капиталистической системы. Иного и не дано: в многовековом господствующем классе новичок может быть только «салагой», поглядывающим снизу вверх на «дедов». Всё просто: либо ты вместе с народом идёшь по пути прогресса, либо – пикник на обочине капсистемы. Брежневское руководство лишь оттянуло выбор, горбачёвское его сделало. В результате мы оказались там, где оказались, – у разбитого корыта, как и позднее самодержавие (ещё на трон посадить какого-нибудь придурка, и будет полное трагифарсовое повторение).