Дневники - Николай Мордвинов

Рисунок роли сегодня обновился, стал еще разнообразнее, разговорнее, живее.

«Он будет жить…» — на вставаньи, с пренебрежительным жестом на пол (будет валяться в ногах). Тихо:

«Убийц на площадях казнят…» — высокая казнь, недостойная Звездича.

Когда сдернул вуаль с баронессы — долго и разнообразно тихо смеялся: с кем спутал свою Нину! Смех и над собою, и над баронессой, что передо мною оказалась обезоруженной «великого света львица».

27/II

КОНЦЕРТ В КОЛОННОМ ЗАЛЕ

На праздничном концерте читаю «Вступление»[405]. Концерт транслируется по радио и телевидению.

Проверил голос — звучит хорошо, сильно. Общее состояние — приподнятое и без ненужных волнений.

Вышел на эстраду — встретили горячо, никаких предпосылок для неприятностей…

Но через несколько фраз горло стало пересыхать. Не могу вызвать слюну, чем дальше, тем хуже… наконец губы, рот пересыхают настолько, что язык прилипает к гортани. Потом — темно в глазах…

Думаю, не сдамся и дочитаю. Выдержал паузу, какую — не знаю. Вернул свет в глазах. Слюны нет опять. Произнес несколько слов, каким-то шлепающим звуком. Опять — темно. Выхода нет, решил уйти, чтобы не осрамиться окончательно и катастрофически.

«Извините меня, товарищи, больше не могу…» — и ушел осторожно.

Валидол, инъекции… Хотели было везти в Боткинскую, но я настоял, чтобы везли домой… Многое помню сквозь пелену — туман. Скорая помощь, уколы… Бесконечные звонки знакомых, зрителей из Колонного зала, телезрителей…

28/II

Строгий постельный режим.

Звонки не унимаются. Из записей О. К.:

— Студенты МГУ.

— Студенты Авиаинститута.

— Студенты Электро-механического.

— Студенты Мединститута.

— Студенты Пединститута.

Звонки не унимаются.

— Артисты театра Вахтангова, Охлопкова, Станиславского, филармония и т. д.

…Скрывают от меня, что ли, мои… Ужель я так болен?

1/IV

Ужель надвинулась старость? Проклятье, и не заметил, все считал себя молодым… Силы убывают катастрофически, сердце сигналит. Ужель это все, что я мог сделать в жизни? Что должен был сделать? Злость разрывает сердце.

Сколько пропустил возможностей сделать больше. Изменить порядок вещей не в моих силах, а уйти в другой театр — не дадут, да и поздно.

Что: оставить сцену совсем или играть менее емкие роли? Работать лишь для того, чтобы получать зарплату? Недостойно, не могу!

Опять начались звонки по телефону, узнали, что я подхожу к телефону.

Как они поддерживают меня!.. Спасибо им безмерное!

От меня скрыли, что умер дивный старик, замечательный актер, непримиримый, злой, нервный, неподкупный и талантливый С. И. Днепров[406].

Выходит, бывало, в маленькой роли, и тащит за собой целый хвост жизни, целую биографию. Но постепенно сник…

5/V

За это время:

До 24/4 был в санатории МК. Упорным и непрестанным тренажем еле наладил дыхание.

За неделю до конца пребывания — еще спазм… Один из отдыхающих сообщил мне, что Москва пестрит афишами о том, что в Театре Моссовета идет «Отелло» — играет Тхапсаев[407]. Ужель даже предупредить меня не нашли нужным? Нет, я бы так не поступил…

Премьер в театре нет.

Вахтанговцы объявили «Гамлета» и «Фому Гордеева»…

Мы остаемся во второй шеренге.

А я… «Лес» не идет, «Булычов» поставлен, Фома, Гамлет, Чацкий… грустный счет.

7/VI

«ОТЕЛЛО»

Большой перерыв. Болел.

Все оформление сделано заново. Износилось…

Творческий спектакль!

Очень много нового, обновился рисунок, обновилось содержание.

Общее, что можно сказать о содержании сегодняшней работы — живое, легкое, податливое существование, резкие контрасты, от раздумья до страсти, от тихого до бурного и, главное, неразрываемая линия существования. Красок и приспособлений так много, что ни вспомнить, ни записать нет возможности. На сцене я себя чувствовал не как на сцене, а как… нет, не как в жизни, а как что-то общее, соединяющее жизнь и сцену, я жил, хотя и знал, что я на сцене; я был на сцене, нимало не обращая внимания, что я на сцене, как будто я живу в этих событиях: я — Отелло, такой, какой я есть.

14/VI

«ОТЕЛЛО»

На одном из первых спектаклей в Ростове мне показалось, что тюрбан, шлем, кольчуга, серьги, все это достоверное и исторически оправданное, необязательно для сегодняшнего дня. Время требует поправок.

Так, тюрбан вдруг перекинул меня в цирк, к факирам, его я отменил на генеральной.

Шлем закрывал своим железом лицо, и скоро его стали выносить на руках за мною.

Кольца, серьги пахнули экзотикой, которая мне стала мешать говорить о человеке… Что-то в этом показалось повтором для меня, не серьезным, я в Москве к ним уже не прибегал.

Надуманной оказалась и прическа первых спектаклей московского варианта. В рекламе она появляется иногда и сейчас, до сих пор, хотя отменил я ее на первых спектаклях.

Теперь уже давно меня влечет простота, желание казаться менее экстравагантным, театральным и… животным…

Хочется уйти в себя.

Как и в жизни, меня не тянет на люди — мало дают повода им верить, — так и на сцене совсем не хочу лезть на «авансцену» и всеми силами выпячивать что-то. Все равно где, как быть, хоть в глубине, хоть спиной к залу, все равно…

21/VI

Смотрел черновой прогон «Блудницы»[408] Сартра.

Хорошая работа Вульф. Радуюсь за нее.

Орлова хорошо выходит из положения, хотя возраст и мешает ей, вернее, зрителю. Хорошая актриса.

Оленин играет прямиком, раскладывает роль по полочкам. Образ опримитивизировал.

Финал вызывает протест. Проститутка в роли вождя — натяжка. Я предложил им сделать на том же тексте иной подтекст: она впервые вышла на толпу и дрожит, и боится, и защищает негра. Ю.А. со мной не согласился и сказал, что она делает это от отчаяния.

Может быть, и так, но ясно одно, что не с навыком профессиональной революционерки.

Вульф и актеры показали в этой работе силу советской точки зрения на вещи и события. Молодцы.

Негра я бы играл иначе. Я бы наградил его огромной физической силой, но он не имеет возможностей воспользоваться ею, чтобы защитить себя. Он сломал бы Фреда пополам. Но стоит этот человек с железными мускулами в оцепенении, боясь сделать движение, боясь дать себе волю. А сбив с ног Фреда, задрожал бы, обессилев от страха за свою судьбу.