Последнее испытание - Скотт Туроу

с ней на одной волне, которую другие люди были просто неспособны воспринимать. Соответственно, они исходили из того, что посторонние не могут заметить, что между ними что-то происходит. Для того чтобы увидеться с Донателлой, Кирил изобретал самые разнообразные предлоги. Очень часто он появлялся на тех вечеринках и прочих званых мероприятиях, где, по его сведениям, она обязательно должна была присутствовать. Он перехватывал ее по пути в гардероб и, наклонившись к ней как можно ближе, шептал ей в ухо, что она должна согласиться встретиться с ним. Нередко бывало и так, что где-нибудь в бальном зале, полном людей, он дожидался момента, когда толпа ненадолго рассеивалась, и, подойдя к ней вплотную, бормотал, словно в бреду: «Я сгораю от любви». Донателла в таких случаях устало закатывала глаза и просила его перестать ее преследовать. Но при этом она никогда не обращалась за помощью к тем, с кем Кирилу вольно или невольно пришлось бы считаться – например, к мужу или, скажем, местному священнику. Кирил то и дело посылал ей цветы с таким расчетом, чтобы их доставили в середине дня, когда Рикардо был на работе. Он даже нанял какого-то уличного бездельника, который по просьбе Кирила стал сопровождать Донателлу во время походов в магазин и всякий раз вручал ей какой-нибудь небольшой подарок от него: тоненькую золотую или серебряную цепочку, флакончик духов – словом, что-то мелкое по размеру, что ее муж, скорее всего, просто не заметил бы.

– Я просто измотал ее. Это заняло несколько месяцев, – рассказал Кирил Стерну. В тот день, когда Донателла приняла от него старинное кольцо с тигровым глазом, он понял, что скоро сможет заключить ее в свои объятия.

По словам Кирила, он быстро понял, что женщина такого ума и способностей, как Донателла, сможет при желании избежать брака с каким-нибудь отпрыском одной из знатных семей Буэнос-Айреса, имеющих фамильные склепы на столичном кладбище Реколета (хотя ее родители наверняка сочли бы заключение такого брака весьма мудрым шагом). Вместо этого Кирил предложил Донателле жизнь в Америке, причем на переднем краю науки. Они вместе сбежали из Аргентины. Кирил женился на Донателле в округе Киндл в присутствии судьи – за несколько лет до того, как ее фактический муж в конце концов дал согласие на развод.

Стерн уже давно пришел к выводу, что человеческие представления о любовных отношениях других людей очень часто иллюзорны. Между тем счастливые браки – а у самого Стерна был по крайней мере один такой – начинаются с понимания пределов того, чего один человек может требовать от другого. Донателла заключила с Кирилом сделку, которую испокон веков заключают все женщины, понимающие, что у них самих мало шансов стать великими. Кирил как раз и обеспечил ей возможность достичь этой цели. Она стала женой лауреата Нобелевской премии, и этот статус она получила фактически навсегда. Ее муж был великим, потому что она помогла ему стать таким.

– Когда Кирил звонит, он всякий раз спрашивает меня, поговорила ли я с вами, – сообщает Донателла. – Если вы сами захотите с ним побеседовать, у меня есть его номер. Он понимает, что своим отъездом поставил Марту и вас в неловкое положение.

Стерн пожимает плечами:

– Он не первый клиент, злоупотребивший доверием своего адвоката. Донателла, Марта с самого начала говорила мне, что Кирил выбрал в качестве своих защитников именно нас по той причине, что он знал – даже если он станет нам лгать, я не буду подвергать его слова сомнению.

– Понимаете, Сэнди, вы старый, давний друг. И в то же время замечательный юрист. Если хотите знать, это я предложила нанять вас, и я по-прежнему убеждена в том, что дала Кирилу прекрасный совет.

– Потому что я не стал бы добиваться от него правды?

– О какой правде вы говорите, Сэнди?

– Разумеется, по поводу Лепа.

Донателла, чьи манеры изящны и безукоризненны, изо всех сил пытается не подать виду, что удар попал в цель. Однако при упоминании имени ее сына она все же на мгновение отводит глаза. Она вытягивает вперед руку с тяжелой серебряной ложкой и, держа ее над блюдом из лиможского фарфора, на котором разложен десерт, говорит:

– У меня есть просьба, Сэнди. Личная просьба.

Стерн понимает, что сейчас ему станет ясна цель, с которой его пригласили на ужин. Он кивает, имея в виду лишь то, что готов выслушать собеседницу.

– Пожалуйста, оставьте милого Лепа в покое, – говорит Донателла. – Он замечательный сын, блестящий ученый и прекрасный отец. Он пережил ужасное время. Теперь ему понадобятся годы, чтобы оправиться.

Если над Иннис разверзнутся небеса и прокуроры вырвут у нее правду, думает Стерн, Лепа ждет кое-что похуже того ужасного времени, которое он пережил. Но у него отличные юристы, и, если они когда-нибудь услышат историю Иннис о роли Лепа в деле его отца, они сразу же поймут, что доказать ее нечем и что того, кто ее рассказал, легко обвинить в лжесвидетельстве. Мозес – человек слишком ответственный и щепетильный, чтобы пытаться выстроить обвинение – во всяком случае, если Леп будет сохранять хладнокровие и не станет противоречить самому себе. С учетом всего этого Стерн прекрасно понимает, почему команда юристов, работающая на Лепа, посоветовала ему держаться от него подальше.

Пока Стерн размышляет, Донателла пристально наблюдает за выражением его лица.

– Я должен обсудить с Лепом один вопрос, – говорит наконец старый адвокат. – Это необходимо лично для меня. Я не собираюсь обсуждать с ним улики против Кирила – базу данных и прочее. Ничего подобного. Но мне нужно, чтобы мы с ним поговорили лично и наедине. Я требую этого – при всем уважении. Мне бы очень не хотелось отправлять к нему домой представителей полиции округа Гринвуд. Он поймет, что я имею в виду.

Стерн делает небольшую паузу и, видя, как в темных глазах Донателлы появляется настороженность, а затем и явная тревога, опережает ее фразой:

– Пожалуйста, не спрашивайте ничего.

– Сэнди, но вы обещаете, что это не навредит Лепу?

Ответить на этот вопрос Стерну нелегко.

– Мне очень жаль, Донателла, но, боюсь, я могу пообещать лишь одно: если он со мной не встретится, то проблем у него станет во много раз больше. Разумеется, если мы с ним поговорим, я приму во внимание, что он сын моего близкого друга, отношения с которым я очень ценю. – С этими словами Стерн протягивает руку и накрывает ею ладонь Донателлы жестом, который можно, пожалуй, назвать ободряющим. – Но если Леп будет меня избегать или попытается скрыть от меня правду, я сделаю то, чего он боится.