Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот его уже и в Толстые произвели!
На следующий день, 9 января, состоялась премьера оперы «Тихий Дон» в Москве, в Большом театре. Шолохов, конечно же, присутствовал. Газета «Правда» день спустя сообщала: «Первый же гастрольный спектакль ленинградских гостей увенчался положительно триумфальным успехом. Даже самые сердитые московские критики яростно аплодировали автору “Тихого Дона”, молодому композитору Дзержинскому и авторам спектакля – дирижёру С. А. Самосуду и постановщику М. А. Шерешковичу».
Автора «Тихого Дона» в перечислении поставили первым, при этом даже не называя по имени – кто же в Стране Советов не знает товарища Шолохова?
Шолохов при этом, сколько его ни вызывали, на сцену Большого так и не вышел. Дзержинский напишет в мемуарах, что так Шолохов хотел показать, что овации по праву принадлежат другим людям. На самом деле ему просто не понравилось.
Сталина на премьере не было.
Без него любой триумфальный успех не был достаточно триумфален.
Шолохов на следующие спектакли не пошёл и уехал к семье.
Сталин явился на последний гастрольный спектакль 17 января. С ним – Молотов, Бубнов и секретарь ЦИК СССР Иван Акулов. После третьего акта Иван Дзержинский, главный дирижёр Большого театра, только-только вступивший в новую должность Самуил Абрамович Самосуд и режиссёр Макс Абрамович Шерешкович были приглашены в ложу к вождю. Тот сделал несколько замечаний по оформлению спектакля, но «идейно-политическую направленность» и в целом творческую работу – оценил высоко.
Вот теперь триумф состоялся окончательно.
– Над чем вы сейчас работаете? – спросил Сталин Дзержинского.
– Над оперой «Поднятая целина». – неожиданно для самого себя ответил композитор.
До той минуты к работе над «Поднятой целиной» он даже не приступал и с Шолоховым ничего подобного не обсуждал.
Вождь одобрил задумку.
Опера заканчивалась тем, что Григорий, придя в отпуск в Ягодное и узнав про измену Аксиньи, убивает молодого барина Листницкого и с отрядом революционных казаков идёт на Новочеркасск. При этом казаки поют отличную походную песню «От моря и до моря» – позже её будет исполнять Поль Робсон.
О том, что Сталин похвалил постановку, напишут в «Правде».
Так донские казаки в который уже раз за минувшие месяцы взяли сцену Большого театра.
* * *
Все эти премьеры, багровые шрамы чекистов, хороводы советской прессы вокруг Шолохова, откровенное продвижение казачьей тематики – должны были чем-то закончиться, но – чем?
Три недели спустя, 8 февраля 1936 года газета «Правда» опубликовала редакционную статью «Советские казаки». Прочитав её, Шолохов пустился в пляс вокруг стола, схватил казачонка Мишку, расцеловал, перепугал и матушку, и Марусю, и деда Громославского и снова уселся читать – на этот раз вслух.
«Правда» писала: «Основная и подавляющая масса казачества сжилась и сроднилась с колхозным строем, сжилась и сроднилась с советской властью, покончив с проклятым прошлым, когда казачьи районы, особенно Дон и Кубань, были оплотом контрреволюции и гнездом антисоветского саботажа. Казачество стало советским не только по государственной принадлежности, но и по духу, по устремлениям, по преданности советской власти и колхозному строительству».
Так началась огромная государственная кампания реабилитации казачества. В середине марта в Ростове-на-Дону состоялись грандиозные торжества с участием донских, кубанских и терских казаков. Терцы прибыли в конном строю.
Шолохов был приглашён на праздник в качестве почётного гостя. Глаза его сияли и сердце счастливо колотилось. В том же марте он одобрил создание Вёшенского профессионального драматического театра и передал на театр три тысячи (огромная сумма!) собственных денег. Отныне казаки сами могли ставить спектакли про себя: не всё это делать москвичам и ленинградцам – что они, в конце концов, могут понять в казачьей доле?
20 апреля 1936 года ЦИК СССР отменил существовавшие для казаков ограничения по воинской службе. 23 апреля нарком обороны Климент Ворошилов подписал приказ № 67, в соответствии с которым 4-й кавалерийский корпус получил название казачьего, а его территориальным кавалерийским дивизиям были присвоены названия 10-й Терско-Ставропольской и 12-й Кубанской территориальной. Следом началось формирование 13-й Донской казачьей дивизии. Этим частям вернули казачье обмундирование. Донцы получили право носить шаровары с лампасами, а также папаху, башлык, казакин. Обмундирование кубанских и терских казачьих частей включало кубанку, бурку, башлык, черкеску, бешмет, шаровары.
Для всех казачьих частей было оставлено общекавалерийское снаряжение. Вооружение рядовых состояло из шашек и винтовок, у донских казаков дополнительно – пик с флюгерами, у кубанцев и терцев – поясных кинжалов. Для повседневной носки донские казаки получили возвращённую им фуражку с красным околышем, кантами и синей тульей.
Когда новосозданные части проходили по станицам Верхнего Дона – казаки и казачки плакали от радости.
Троцкий из своего изгнания отреагировал на происходящее крайне раздражённо: «Советское правительство восстанавливает казачество, единственное милиционное формирование царской армии. – И далее: – Восстановление казачьих лампасов и чубов есть, несомненно, одно из самых ярких выражений Термидора!» Орлов-Фельдбин писал, что «старые большевики» пришли к убеждению: «Сталин изменил делу революции».
Сталин между тем продолжал готовиться к войне. К войне с внутренними врагами – и к неизбежной войне с врагами внешними. Возрождённое казачество могло пригодиться ему и на одной, и на другой.
* * *
Свой 31-й день рождения Шолохов решил встретить в Москве, в малой компании самых-самых близких людей: Мария Петровна, дочка Света и Вася Кудашёв.
Сидели, тихо ужинали в «Национале», окна выходили на Манежную площадь, уже вечерело, и тут звонок: товарищ Шолохов у телефона? Товарищ Сталин приглашает вас к себе.
«Ждите, – велел своим Шолохов, – ну не до ночи же я там буду, верно? Обычно полчаса-час. Он, наверное, и не знает, что у меня день рождения…»
Ошибся.
Ни один советский писатель, да и любой другой деятель подобной чести не удостаивался. Его день рождения организовал лично вождь. В одном из кремлёвских помещений был накрыт стол. Сталин сам решил, кого позвать, – чтобы отпраздновать не шумно, но душевно, как и положено при встрече добрых товарищей.
Шолохов с известной своей, редкой для писателя скромностью так и не обмолвился, как всё тогда прошло. Должно быть, его мягко попросили оставить эту встречу без огласки: «…а то сами понимаете, товарищ Шолохов, пойдут толки, что генеральный секретарь лично поздравляет одного писателя – а почему не поздравляет второго, третьего? Зачем обижать людей?»
Было несколько человек из числа ближайшего сталинского окружения: Молотов, Будённый, Ворошилов… Можно вообразить: большой стол, вожди – и Шолохов. Негромкий разговор, свежий запах овощей. Сталин и Шолохов курят трубки. Обмениваются репликами. Молотов слушает без улыбки, Ворошилов – с улыбкой. Будённый крутит ус.
Неизбежно зашла речь о казачестве.
Расскажите, товарищ Шолохов, как читают на Дону публикации в «Правде»? Есть ли отклик? Как проходят казачьи праздники? Как донцам пошив казачьей формы нового образца?
Ещё
