Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Вадим Степанцов

* * *

Стих мой напоминает робота,Устаревшего робота с пятнами ржавчины,Допотопные схемы его – на лампах,И его медлительность просто бесит.Если я посылаю его куда-то,Он идет, погромыхивая и лязгая,Высоко, как ездок на велосипеде,Поднимая разболтанные колени.Стопу припечатывает к земле онПлотно, словно давя таракана,И на мгновение замирает,Как будто ждет тараканьей смерти.И вновь затем начинает движение,Такое неуклюже-размеренное,Что всем прохожим, то есть читателям,Тоску и зевоту оно внушает.Но иногда затрещит в нем что-то,Где-то искра пробьет изоляцию,И сила тока меняется в контуре,И напряжение буйно скачет.Тогда он подергивается в судорогахИ, как медведь, начинает приплясывать,И громыхает – словно хохочет,Веселью грубому предаваясь.Свое веселье однообразноеОн дополняет резкими звуками –Так же размеренно и монотонноКричит тукан, бразильская птица.Всё это выглядит крайне нелепо,Внушая уныние и брезгливостьВсякому зрителю, то есть читателю,Но, к счастью, длится это недолго.Вскоре приплясывающий роботПустит дымок, запахнет резиной,Потом зловоние станет гуще,И треск раздастся, и брызнут искры.Секунду назад веселился робот,Откалывал всяческие коленца,Но вдруг скует его неподвижностьИ он замрет, растопырив члены.Так значит, вновь берись за отверткуИ вновь отвинчивай ржавый кожух,И вновь паяй старинные схемы,Откуда искра так легко уходит.И пусть меня порицают люди,И пусть в семье нелады и склоки,Но от мороки с постылым роботом,Похоже, мне никуда не деться.Ведь я давно уже сделал вывод,Свое земное сочтя имущество:Если не будет этого робота,То ничего вообще не будет.

* * *

Когда мой дом сломают тоже,Как тысячи других домов,Тебя я умоляю, Боже,Не будь тогда ко мне суров.Фигурной кованой оградойНе обноси мой новый дом,И чистотой меня не радуй,И не сели буржуев в нем.И неприступного вахтераВ моем парадном не сажай,И не мети с площадок сора,И воздуха не освежай.Дай запахами общежитья,Как в детстве, мне упиться всласть,Дай на ковровое покрытьеУкрадкой кучу мне накласть.Дозволь мне бронзу исцарапать,Сломать бесшумные замки,Ведь я в душе обычный лапоть,Мне эта роскошь не с руки.Дозволь мне кошек вопли слышать,Не трогай мата на стене,Свободный выход дай на крышуВсей окружающей шпане.Короче, не мешай мне скрытноЖилье в порядок приводить,Чтоб собутыльников не стыдноТуда мне было приводить.

* * *

Мне кажется, что в наше времяБог стал неряшлив, слаб и дряхл,И чем его плешивей темя,Тем гуще волосы в ноздрях.Его суставы шишковаты,В заду бугрится геморрой,В его ушах желтеет вата,Пропитанная камфарой.Он злых людей теперь боится,Ведь им опасно возражать:Ворвутся в райскую светлицуИ станут бить и унижать.Я успокаиваю Бога:“Не хнычь, не бойся, я с тобой.Продержимся еще немного –И в ходе лет случится сбой.Пусть нечисть, беззаконья множа,На всё готова посягнуть,Но ты не вмешивайся, Боже,Не проявляйся, – просто будь.Ведь как бы зло ни ликовало,Вернемся оба, ты и я,Как то не раз уже бывало,Обратно на круги своя.Пропустят лишь одно биеньеЗубцы машины мировой,И ты восстанешь из забвеньяКак Бог карающий живой.И смерть опять пойдет с ВостокаВ поход по тысяче дорогНа злых, которые высокоДерзнули вознести свой рог.Затопишь ты смолой и серойИх мир, коснеющий в алчбе,И я опять проникнусь верой –Не нужной, в сущности, тебе”.

* * *

Везут в колясках матери детей –По сути дела, будущих людей,А у меня в душе какой-то зуд:Хочу я знать, куда их привезут.Я вижу в детях новый день страны,И все мамаши понимать должны:Неверный путь для детища избрав,На детище лишишься всяких прав.Зачем суешь ты книжку пацану?Она ведь увлечет его ко дну,Где бедность – образ жизни и закон,Но сам бедняк твердит, что счастлив он.Такое счастье хуже всяких бед:Компьютер, телевизор и мопед,Всё то, что украшает детский век,Купить не может книжный человек.Да, ты юна, но все-таки ты – мать.Должна бы ты инстинктом понимать:Коль не чураться книжек, как чертей,То обездолишь собственных детей.Малыш бубнит сердито: “Бу-бу-бу” –Он отвергает жалкую судьбу;Он бьется, плотью собственной томим,И на глазах становится другим.Мамаша, приглядись к ребенку ты –В нем бизнесмена явные черты:Резцы ондатры, когти как у льваИ плоская драконья голова.Ты приглядись – и вдруг захохочи;Защелкают незримые бичи,И, бешено колясочку катя,Ты прямо в бизнес привезешь дитя.

* * *

Коль в тебе деловитости подлинной нет,Лучше было б тебе не родиться на свет.Топоча, хохоча, пробежит молодежь –Не собьют, так потом ты и сам упадешь.Всё, что ты в прежней жизни пытался создать,В новой жизни – балласт, бесполезная кладь,А полезно, похоже, уменье одно –На поверхность упорно всплывать, как говно.Никого не обманет усталый твой вид –В наши дни лишь богатый вполне деловит,Ты же только скорее отъедешь в дурдом,Изнуряя себя бесполезным трудом.Телевизор смотреть тебе там разрешат –На экране счастливцы вовсю мельтешат.Хорошо им плясать на житейской волне,Ибо собственной вони не чуют оне.Провоняешь и ты средь отверженных душ,Ведь для психов считается роскошью душ,И себя ощутишь ты простым и земным,И смиришься, и станешь спокойным больным.

* * *

Земля была застлана дымомИ пушки урчали вдали,Когда мы поднялись, товарищ,И в путь свой нелегкий пошли.Умолкла пальба во Вьетнаме,Но в мир не спустилась любовь,И вскоре в далекой АнголеОрудья залаяли вновь.А мы всё шагали, товарищ,Не мысля нигде отдохнуть,И, словно две добрых собачки,Стихами свой метили путь.А грозный, щетинистый нектоПо нашему следу бежал,И метки обнюхивал наши,И рыком свой гнев выражал.Поставил щетинистый нектоНа всё роковую печать,Не смеет никто постороннийУгодья его помечать.Он нас посторонними сделал,Упорно по миру гоня.Афганские пушки умолкли,Но всё не смолкает Чечня.В чаду возмущения людиСвою сокрушили тюрьму,Но некто их всех перессорил,Чтоб только царить самому.И пусть замолчали орудьяВ заморских каких-то местах,Но ждет свою жертву убивецВ ракитовых русских кустах.И пусть объявили свободу,Но русская почва дрожит –То грозный, щетинистый нектоПо нашему следу бежит.А мы всё шагаем, товарищ:Пока мы проворны в ходьбе,Не может щетинистый нектоВсю землю присвоить себе.

* * *

Как манекенщица от Гуччи,С народом я надменен был,И потому на всякий случайМне каждый встречный морду бил.Но я воспринимал увечьяПодобно Божией росе:Казалось мне – я знаю нечто,Чего не знают люди все.Народ сворачивал мне челюсть,Давал пинки и плющил нос,Но, как таинственную ересь,Я это нечто всюду нес.Народом, яростно сопящим,Приравнивался я к врагу,Но при раскладе подходящемНе оставался я в долгу.Вот так, нажив вставную челюстьИ сплюснутый остяцкий нос,Свою таинственную ересьДо лет преклонных я пронес.А ныне знание благое,За кое всяк меня лупил,Как в результате перепоя,Я взял и полностью забыл.Оборвалася нить сознаньяИ не припомнить, что и как.Кругом снега, трамваи, зданья,В мозгу же – беспросветный мрак.Изречь бы слово громовое –Но лишь мычу я, как немой.К чему же были все побоиИ травмы все, о Боже мой?!

* * *