Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

— Французскому народу необходим в настоящее время народный трон, окруженный республиканскими учреждениями.

На что получил согласие революционного короля:

— Таково и мое мнение.

— Один ты меня призываешь к осторожности, — недовольно ворчал государь. — Орлов, Дибич и Чернышев настаивают на решительных действиях. Граф Нессельроде склоняется на их сторону.

— Россия устала от войны, — сказал Бенкендорф. — Мы еще не успели переварить Туркманчайский мир. Надо использовать унижение Персии. Миновало чуть более года, как Хозрев-Мирза ползал здесь на коленях, выпрашивая прощение за разгром нашей миссии в Тегеране. Я имею точные данные о настроениях в обществе. Даже крайние либералы, такие, как поэт Пушкин, с презрением относятся к новому королю, но вместе с тем настаивают на невмешательстве. В Европе, государь, неспокойно, и концентрация войск на границах целесообразна, но пока лишь как угроза, как инструмент давления. Однако не заблуждайтесь насчет революционного короля — он волк в овечьей шкуре. Агенты доносят, что он умеет добиваться поставленных целей. Когда народу нечего есть и он понимает, что кровавая бойня его не накормит, то быстро соглашается на любые условия, в том числе и республиканскую монархию — эту ублюдочную форму правления. Король-зонтик — просто парижский кентавр, один из монстров Сен-Жерменского предместья. Он кончит дурно, но, к сожалению, не скоро. У кентавров крепкие ноги, и они резво скачут.

Через две недели после достопамятной для Бенкендорфа беседы фон Фок на рассвете пришел в его спальню с известием о восстании в Варшаве.

Так делается история

Польские события вообще развивались стремительно. Как только студенты и воспитанники военной школы разгромили Бельведер, а затем захватили Арсенал, цесаревич Константин увел стянутые к дворцу русские кавалерийские полки. Часть польского гарнизона осталась верна присяге и сопровождала русскую армию до Вержбне, где остановился цесаревич вместе с княгиней Лович. Они провели ночь под деревом на открытом воздухе. На рассвете подыскали тесную комнатенку в еврейской корчме с одним окном и убогой меблировкой.

Князь Любецкий и князь Адам Чарторыжский, приехавшие в Вержбне, были вынуждены слушать рассказ цесаревича о том, как русские защищали Бельведер, в дверях. Переговоры ни к чему не привели. В конце ноября император получил подробную депешу от цесаревича с решением покинуть Польшу. А на день раньше после развода он сообщил офицерам-преображенцам о событиях в Варшаве, вызвав общее негодование. Бенкендорф еле их успокоил.

Как странно, думал он, десять лет назад Волконский, Орлов, Якушкин, Пестель и многие другие мятежники хотели расправиться с покойным императором Александром за благосклонность его к Польше и свободы, которые он дал полякам. А теперь те, кто их брал в штыки на Сенатской и в Малороссии требуют от его брата быть непреклонным и отнять дарованное и не оцененное. Древний славянский спор между народами не утихает!

Особенно неистовствовал поручик-преображенец.

— Выкупаем варшавян в их собственной крови! — кричал он. — Что нам бунтующая шляхта, ваше величество?! Порвем мундиры предателей нашими славными штыками!

В тот же день император отдал приказ генерал-адьютанту барону Розену сосредоточить Литовский корпус в Белостоке и Бресте. Начальником штаба к Дибичу был назначен генерал-адъютант граф Толь. В начале декабря вышли воззвание и манифест к польскому народу. Требования князя Любецкого и графа Езерского император отверг. Сейм в отместку одобрил восстание и принял свой «Манифест польского народа». Сейм лишил Дом Романовых польского престола и поклялся, что польская нация не сложит оружия, пока не завоюет независимость и не освободит своих братьев, порабощенных Россией. Умеренный генерал Хлопицкий сложил с себя обязанности главы правительства. Патриотический клуб торжествовал. Писатель Маврикий Мохнацкий, адвокат Брониковский и историк Иоахим Лелевель призвали к полному разрыву с Россией. Во главе правительства стал Адам Чарторыжский, а главнокомандующим — князь Михаил Радзивилл. Дело принимало крутой оборот. 13 января Дибич вступил в Польшу. Второго и пятого февраля у Сточка и Доброго мятежники одержали победу, правда небесспорную. Однако 7 февраля они потерпели поражение у Вавра. Дибич захватил господствующие высоты, и путь на Варшаву был открыт. Через шесть дней Дибич атаковал польские войска на Гроховских полях в предместье столицы Праге. Поляки были разбиты вдребезги. Перейдя мост, они отступили за Вислу. И тут случилось необъяснимое.

Бенкендорф вызвал на Малую Морскую фон Фока и потребовал от него точных данных о том, что произошло после сражения при Грохове. Генерал Рожнецкий через несколько дней получил донесение. Вместе с фон Фоком привез его поздним вечером, когда Бенкендорф возвратился из Аничкова дворца. Он был потрясен полученным известием. Наутро доложил императору:

— Дибич после очевидной победы не вошел в Варшаву и не бомбардировал город. Он расположился у Праги в одной версте!

— Почему? — удивился император, — Ведь Радзивилл растерялся?

— Не только он. В Варшаве распространился общий ужас. Мост через Вислу покрыли толпы бегущих. Беспорядок сделался общим. Мятежная столица уже видела себя на краю гибели. Выбирали депутацию для поднесения ключей и составляли прошение к вашему величеству о помиловании.

— Но что произошло? Отчего Дибич принял столь дикое решение?

— Еще одно усилие, чтобы овладеть пражскими укреплениями, и столица была бы нашей, а революция оконченной. Сперва он заколебался, велел войскам построиться в колонны для атаки, повел вперед, но потом остановил их и таким образом задержал победу, а с ней и развязку дела.

— Это я все знаю, Александр Христофорович. Ты суть его действий определи. Ты располагаешь точными сведениями — я в том уверен.

Бенкендорф молчал. Он понимал, что от его слов зависит судьба многих людей, в том числе и цесаревича Константина.

— Говори смело. Я давно недоволен Дибичем, хотя он талантливый полководец. Я знаю — ты его всегда поддерживал. Говори как есть.

— В конце сражения барон сидел у штабной палатки на барабане и принимал донесения. Отдавал приказания — ординарцы и адъютанты летели во все концы. Становилось ясно, что поляки при последнем издыхании. Радзивилл бежал одним из первых. К Дибичу подскакал цесаревич Константин и крикнул: «Фельдмаршал! Поздравляю с победой!» Дибич сделал вид, будто не замечает и не слышит. Он затаил обиду на цесаревича из-за вялых действий его отряда.

— Это понятно и похоже на правду. Он слишком любит жену, чтобы убивать ее соплеменников. Она даже с Лелевелем общалась и подала ему руку. Поверила, что он в ночь мятежа находился при умирающем отце. А сколько было грабежей и убийств! Нет, не будет им oubli total. Пусть не надеются на clémens du roi[71]!

— Государь, каждая война завершается миром. Так делается история.

— Я не желаю слышать о мире. Это был бы несчастливый мир.

— Цесаревич потребовал от Дибича прекращения атаки. Он крикнул опять: «Фельдмаршал! Поляков режут, как баранов! Фельдмаршал! Милосердия!» Дибич не реагировал на призывы. Тогда цесаревич напомнил, что он старший брат императора. И Дибич вскочил, приложил руку к шляпе со словами: «Что угодно приказать вашему высочеству?» Возможно, что он подумал, нет ли у цесаревича от вас каких-то специальных полномочий или договоренностей?

— Начальствовал над войсками Дибич, и он ответствен за все происходящее на поле брани.

— Он и скомандовал: «Отбой на всех пунктах!» Позднее объяснил штабу, что им руководило не милосердие, а военные соображения и наличие сильной артиллерии у поляков, что не соответствовало действительности.

Ночью Бенкендорф долго думал о разговоре с государем, о донесениях из Польши и том, как личные судьбы переплетаются с историей страны. Вид города, где цесаревич жил в течение пятнадцати лет, где образовались его связи и устроился счастливый брак, где укрепились привычки — вид этого города в минуту грозящего бедствия наверняка тронул сердце цесаревича и внушил мысль о спасении Варшавы. А как же отечество? Что станется с Россией и армией? Какие жертвы она теперь должна будет принести, чтобы подавить возмущение варшавских юношей? И как бы он поступил на месте цесаревича?

Слава Богу, перед ним не стояло подобной дилеммы — он женился на русской. Покойный император Александр много потерял в глазах собственных подданных, оказывая благодеяния княгине Четвертинской льготами Польше, хотя княгиня никогда не обращалась ни с какими просьбами. Мишель Воронцов после свадьбы с Елизаветой Ксаверьевной дал слово не подпускать ни одного поляка к управлению Новороссией. И не подпустил!