Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

в Collège Jean Baptiste Say481 — одном из лучших парижских коллежей, — читает математику, физику и химию. (3 дня в неделю только, пока «выгоняет» 7–8 тыс. фр. в месяц.) Вот, 2-ю неделю — учит в гимназии, (это редкость, сразу — в Париже! без всяких «связей»). И не может расстаться с университетом: теперь в свободные дни слушает «атомическую физику» и «теорию вероятностей» — его тянет _н_а_у_к_а, _ч_и_с_т_а_я, — хочет после в Америку, там много богатейших лабораторий, институтов… Это для меня — радость в пустоте дней. Ах, машинка!.. Ну, что мне делать? Ладно, никакому черту не удастся сбить меня с пути к «Путям Небесным». Лишь бы «живая машинка» не сломалась! Милая, не буду писать твоему доктору… подумал: за-чем, может принять за непрошеную навязчивость. К чему ему мое славословие? Он не нуждается в этом. И перо препоганое! Не твое: твое «мажет», надо править отдать, а это — ку-да ехать! А как я «въелся» в «Пути»! — Теперь — остынет…

Прости за сумбурное письмо, я раз-б-и-т!.. У меня (мой малый «обиход»!) погибли вышедшие финиковые пальмочки (грел их на радиаторе и поджег им корешки!) Но лимончик — хорош. Ну, теперь уйду весь в чтение до машинки. 3 день болей нет. Нет, теперь я весь буду в режиме. Но — самое мне необходимое… — _я_й_ц_о_ — не достать теперь… — _н_и_г_д_е. До Рождества. Целую. Твой Ваня

В комнате +15. А какой счет мне подадут за электричество! Жгу — прогорю — зато руки не гусятятся. Не ленись писать мне и — всем. Жду радостей — твоих акварелей. Давно жду.

Духи-то… хороши — как? И какая там «бутыль»! — чушь.

107

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

29. XI.45

Мой дорогой Ванюша, наконец-то я получила от тебя весточку. Я совершенно измоталась, ожидая ее и недоумевая, что с тобой случилось. Я хотела подождать еще 1–2 дня и написать кому-нибудь с просьбой сходить к тебе и узнать в чем дело. Я устала ждать. Измучилась. Ты злой, нехороший, — я понимаю, что ты ушел в работу, но хоть одно слово в открытке ты бы мог черкнуть. Я больше 5 недель ждала. Теперь волнуюсь за твое здоровье! Ванечек, берегись! Я не сержусь, хоть и ворчу. И слово «злой» — больше так, для ласки. Какая обида, что у тебя яичек нет и достать трудно. Я хотела с Толеном послать, но его жена сказала, что т. к. он аэропланом летит, то его багаж очень ограничен, да и боятся мужчины возиться с такими хрупкими предметами. Я уже с ним по этому поводу и раньше говорила, даже мое крашеное, пасхальное не хотел взять. Досадно. У меня есть еще десятка 2 яиц, от старых кур с лета, а новые еще не начинают, — поздние из-за воды. Обычно начинают нести молодки уже с октября. Но мы сами почти никогда не едим яиц (я их терпеть не могу), — я бы все их тебе с радостью послала!! Дают ли у вас яичную пудру? Здесь ее давали — очень вкусно можно ее в разных видах кушать. Прошу тебя очень, очень не высылать никаких посылок через Швейцарию. У нас «жить стало легче, жить стало веселей».

Серьезно: дают и сахар, и конфекты, и масло, и соли немного, и спички, мыло, рыбы немного, мяса чуточку и хлеб чудесный белый. Т. к. у нас урожая не было, то мы тоже по карточкам получаем. Хлеба достаточно. Скверно то, что коровы начнут телиться только с конца марта — значит всю зиму без молока. Все из-за воды. Они до половины лета глодали пастбище голодное за 7 верст от дома. Ни о каких их «свадьбах» нельзя было и думать. И то еще чудом одна в марте будет. Фруктов нет совсем, но это все пустяки. Из Америки мне золовка прислала витамины, — глотаю. У нас теперь все, все есть. Ничего не шли. Даже шоколад дали! Dr. Klinkenbergh говорил, что он в Швейцарии из 7 дней недели — 2 голодал. Очевидно как чужестранец. Ни единой конфетки не мог купить, только видел их в витринах. Кстати о нем: конечно, Ванюша, не тебе ему «похвалы» писать (тут дело не в том: «нужны ли ему твои хваления»). Не в похвалах дело, и я никогда так не понимала твое движение ему писать. Просто я считаю, что кусочки золота в современном мусоре должны как-то соединиться воедино. И ты, и И. А., и Klinkenbergh — вы золото, и мне радостно было бы (да и не обо мне тут даже речь), за общее благо, принципиально было бы чудесно, если бы такие люди духовно соединились бы в единый слиток. Я глупо пишу и не могу выразить того, что хочу сказать и думаю. Но ты поймешь. На днях было письмо от И. А. и вот слова о Klinkenbergh: «Клинкенберг превосходная личность с автономным стоянием, чистым сердцем и глубоким созерцанием. Не хотелось расставаться с ним. Это Вам его Бог послал». И это, конечно, все верно.

Я его давно не видела — он больше не ездит в Shalkwijk после смерти его друга — сестры милосердия. Он хорошо, сердечно и честно относится к нашему. Без зависти и злопыхания, как большинство.

Получил ли ты мою мазню акварелью? И что? Или настолько ничто, что и не пишешь? То дерево, что тебе послала, давно меня привлекало, и оно у меня включено в несколько тем. Не знаю, почему оно влекло меня… Не знала, а вот сегодня знаю: его срубили! Вот как нужно не терять момента даже и с деревом… может уйти. Странно… отложи я, так бы и не вышло ничего. Точно так же в 43 г. я с ума сходила по тополям старым и всюду их совала. Их тоже очень скоро после того срубили.

Эх, жизнь! Так вот и все в ней!

Я очень хочу писать, как никогда, но и как никогда загружена всяческим. Я очень трудоспособна все это время, очень, внутренне настороже, нервна, но так загружена. И все как-то тоже нужно. Хотела снять комнату в городе. Куда там. Все забито. Да и холодище. Теперь мы в погоне за топливом. Дров всюду ищем. Ваня, и сама бы бежала от сырости, но пойми, _н_е_к_у_д_а! Здесь нет квартир, ни Hotel’eй, т. к. масса разбито и масса занято канадцами482. Знаю, что вредно тут жить. Ты даже и не представишь, как у нас сыро. В столовой обоев уже не видно почти — сплошь разные фигуры плесени. Электричество очень