Возвращение домой - Александра Турлякова

Кайна вошла почти не слышно, молча прошла к столу, загрохотала тарелками, раскладывая завтрак. Джейк осторожно, но скорее автоматически поглаживал кар-куса тыльной стороной указательного и среднего пальцев, согнутых в суставах, трепал мурлыкающего зверька за ушком, а сам смотрел на Кайну. Девушка опять казалась ему прежней, такой, какой она и была всегда: сдержанной, замкнутой, до-вольно резкой и какой-то сердитой.

Та же твёрдая, застылая спина, одни лопатки под лёгкой тканью длинного просто-го платья двигались, двигались открытые руки и острые по-детски локти. Кайна стояла к Джейку спиной, не говорила всё это время ни слова, но он чувствовал её настроение, понимал её состояние, и, кажется, даже догадывался, в чём причина столь резкой перемены.

Всё дело в статуэтке (зря она попалась ей на глаза!). Хотя не в самой статуэтке, конечно. Просто из-за неё теперь все чувства, которые Кайна так тщательно скры-вала и берегла, вышли на свет, стали известны тем, точнее, тому, кто знать о них не должен был. Да, если б не это, они бы двое разошлись, даже не догадываясь о воз-можной взаимности, разошлись даже без прощаний и прочих сопутствующих про-щанию вещей — всё было бы куда проще для них обоих. А теперь каждый из них испытывал непонятную скованность, недосказанность, а от всего этого — напряжён-ность и муку.

А впереди ещё день или два такой жизни!

Свихнуться можно!

Ариартис хорошо улавливал атмосферу, понимал, что сам в какой-то степени виноват, заведя не вовремя этот тяжёлый разговор, поэтому попытался хоть как-то снять напряжение.

— Кайна, завтра же праздник, да? — гриффитка не ответила, только бухнула чем-то тяжёлым об стол, — Плохо, если дожди раньше срока начнутся… А что А-лата гово-рит? — не унимался Ариартис.

— А-лата ничего не говорит. Она готовится к очищению. — Кайна заговорила на гриффитском, может только поэтому ответ её не показался таким оскорбительно резким. Правда и этого хватило. Словно спохватившись, девушка добавила, — Всё стынет, а еда не ждёт.

Джейк глазом не успел моргнуть, а Кайна, проходя мимо, подхватила Каркуса, и, что-то нашёптывая ему, прошла к порогу.

— А для тебя, дружок, есть угощение получше. — Она поставила мисочку на пол, посадила рядом каркуса.

— Вот видишь, ты их поишь, балуешь, — произнёс Ариартис ворчливо, но с улыб-кой, — Уезжаешь потом, а мне как за этими орехами ходить? Сам забыл, когда моло-ко пил в последний раз…

— Ничего, там ещё осталось. Вчера я много принесла, на всех хватит, — голос Кайны чуть смягчился, она даже Джейка взглядом одарила, правда, ничего не выражаю-щим, но, главное, не сердитым взглядом.

За время проживания с гриффитами Джейк многое из местной флоры перепробо-вал, но каждый раз заглядывая в тарелку, не переставал удивляться. Молча, конеч-но, так не хотел обидеть А-лату или Кайну. Тонкие, как лапша из рисовой муки нити, такие же прозрачные. Проклус, наверное, не иначе? Целая тарелка такой лап-ши, политой сверху каким-то розовым соусом, а в нём ещё какой-то овощ, резанный соломкой.

Вкус, конечно, не сравнить ни с чем известным раньше, но опять как всегда без соли. Гриффиты специально для употребления соль не добывали, только засушива-ли определённую траву, которая вырастала лишь ранней весной, её и добавляли при готовке для вкуса. Попытки приучить гриффитов к соли ни к чему не привели, а вот ложками и вилками они пользовались. Это было, пожалуй, одно из немногих ново-введений в быту, которое гриффиты переняли у людей почти сразу.

Завтрак прошёл в полном молчании.

Прибрав со стола, Кайна поспешно попрощалась с Ариартисом, Джейку ничего не оставалось как последовать за ней. Так же молча они шли по улице. Джейк шёл чуть впереди, шага на два. Кайна отставала, и делала это намеренно. "Почему он опять молчит? Как всегда молчит… Ведь ты же не один из нас — я не могу знать о чём ты думаешь. И по лицу твоему ничего не поймёшь… Смеёшься ты надо мной про себя или нет? Тебе же, должно быть, приятно и весело, наверное, знать, как глупо я теперь выгляжу в твоих глазах. Наивная дурочка из дикарей, не способная разобраться в простейшем.

Но я же знаю, что ты человек!

И даже слишком хорошо знаю, что это значит. Слишком много я вас видела. Вся-ких: хороших, плохих и не очень. Больше, конечно, последних.

Сложно было привыкать к вам, возвращаясь обратно в город из мира, в котором оставалась мать, прежние представления о жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной. Да, в городе всё было не так… Грубые намёки, заигрывания, улыбки и смешки, чаще всего прямые предложения. А при отказе непонятная мстительность и обида.

А как же слова А-латы, что именно женщина должна выбирать? О чистоте и свя-тости отношений? О связи партнёров, и не только физической? Да и многое из по-нятий, принятый среди людей, не укладывались в её голове. Реакция на всё это ме-нялась со временем, по мере взросления: позже удивление, понимание, понимание того, что с ним можно смириться, ведь люди и ларины — это не одно и то же, нельзя судить по внешнему сходству.

Сейчас вот она шла, глядя на человека, — на человека! — умом понимала, что ниче-го хорошего нет в этом лично для неё. А сердце ныло, обливалось слезами и требо-вало.

Любовь?! Да, это и была любовь!!!

Не просто страсть, ослепляющая до безумия. Нет! Ведь мозги-то как раз не тума-нило. Она хорошо, даже слишком хорошо понимала, что значит для неё влюбиться в человека. И не просто в человека, а ещё и в военного к тому же! В военного! В солдата!

Солдат — значит, убийца! По-другому нельзя!

Убийца — это тот, кто посягнул на самое святое, на самое дорогое, что есть у каж-дого: на жизнь!

На какую-то долю секунды перед её глазами пролетели десятки лиц. Военных. И сионийских, и ниобиан. Люди с оружием при обысках и проверках, на пропускных пунктах, ночные патрули, без предупреждения стреляющие на каждый шорох; во-еннопленные, подгоняемые прикладами и пинками; развороченные дома и воронки прямо на улицах. Страшно!

Всё это — дело рук человеческих!

И разве можно об этом забыть?!

Можно? Можно!

Вот он шёл перед ней, один из тех, кто творил эти бесчинства, а она смотрела на него и не могла представить его ТАМ, среди этих лиц. Не могла — и всё! Не о его, неизвестном ей прошлом она думала. Больше всего её пугало его возвращение в ТОТ мир. То, что он станет одним из тех, в зелёной форме, то, что он опять будет лишать кого-то жизни и скорее всего сам лишится своей. Умрёт?! Он?!

Тот, на кого указывает ей сердце!

Разве можно смириться, зная об этом?!

Разве не главная ли задача женщины бороться за свою любовь?!

Но как?! Каким образом?!

Объяснить ему всё? Ему, человеку?

Признаться во всех своих чувствах?

А разве не он говорил однажды: у нас, у людей, с этим просто? Та страсть всего на одну ночь, на одну встречу, этому она и сама была свидетелем. Как для той де-вушки, Риты-"бабочки" из их бара. Да, она никогда не скрывала своей профессии, никогда не делала тайны в том, что сама же приплачивает менеджеру, чтоб не иметь конкуренции и получать постоянную работу.

А ей, Кайне, как любому из гриффитов, это казалось дикостью…

Да он может и не понять. Посмеётся только…

Ну не пару́зом же его к себе привязывать?!

Ведь именно так поступает женщина, когда хочет свадьбы на время. Женщина без мужа, желающая завести ребёнка. До его рождения они должны жить вместе. По-том отец даёт имя, если это сын, и освобождается, получает свободу.

Простейший обряд, дело двоих, и никто не вмешивается.

Свадьба до тех пор, пока не родится ребёнок? Свадьба на время?

А если детей быть не может?

Значит — свадьба на время — на неопределённое время, а, другими словами, — на-всегда! На всю жизнь!

Да ведь это единственная возможность не дать ему уйти! А он, этот Джейк Тайлер (как же необычно звучат эти людские имена!), он хорошо знает наши порядки, зна-ет наш язык, на это и Ариартис внимание обратил, он не посмеет нарушить обряд. Вряд ли, конечно, побоится. Но вот из уважения к нам, дикарям. Должен же он нас уважать хоть немного после всего, что ему сделали.

Ему же жизнь спасли! Жизнь!

Разве не стоит она того, чтобы прожить её здесь, а не в городе, где эту жизнь от-нимут не глядя, подарить её мне…

Попробовать можно и даже нужно. Раз уж это единственная возможность задер-жать его здесь. Хотя бы на время…

А сама я? Сама сумею ли решиться? Хватит ли сил пойти на такой шаг? Не пожа-леешь ли потом? На одной стороне любовь, страстное желание уберечь самое доро-гое, пусть даже и человека; уберечь, спрятать, держать поближе к себе (а не есть ли в этом желании что-то эгоистичное?), — с другой — жертва своим возможным счасть-ем с подобным себе, с ларином, с которым можно встретиться даже здесь, в забро-шенном посёлке. Но ведь можно же и не встретиться?! И остаться, как Аирка, без мужа и без детей? Ладно, над этим ещё будет время подумать, но ждать другого?.. Нет!! Нет… Не будет другого. Никого другого с такой силой тебе больше не полю-бить, ты же сама знаешь. Все лари́ны — однолюбы! И ты — не исключение.