Сады Луны - Стивен Эриксон

Воин-рхиви с разбитым лицом лежал неподвижно в нескольких футах от Парана. Капитан заметил, что его кобыла и вьючные лошади не пострадали и не сдвинулись с места. Остальные рхиви отступили. Круг разделился, и к Парану направилась маленькая фигурка.

Девочка, лет пяти, не больше. Воины разошлись перед ней, словно от благоговения или страха, а возможно, из-за того и другого сразу. Девочка была боса и облачена в шкуру антилопы, перехваченную на поясе верёвкой.

Было в ней что-то знакомое, походка, поза, когда она остановилась перед капитаном — что-то в этих глазах под тяжёлыми веками — что-то такое, от чего Парану стало не по себе.

Девочка остановилась и посмотрела на него. Её круглое личико постепенно становилось отражением его собственного нахмуренного недоумения. Она подняла было руку, как будто хотела коснуться Парана, но потом опустила. Капитан не мог отвести от неё глаз. Девочка, неужели я тебя знаю?

Когда тишина между ними затянулась, сзади к ребёнку подошла старуха и положила ей на плечо сморщенную руку. Затем окинула Парана усталым, почти раздражённым взглядом. Девочка сказала ей что-то на быстром, мелодичном наречии рхиви — удивительно низкий голос для такой малютки. Старуха скрестила руки на груди. Девочка снова заговорила, уже настойчивей. Тогда старуха обратилась к Парану на даруджи:

— Пять копий избрали тебя как нашего врага. — Она помолчала. — Пять копий ошиблись.

— У вас их ещё много, — ответил Паран.

— Много. И у богов, отметивших твой меч, здесь нет поклонников.

— Так давайте закончим! — прорычал Паран. — Эти игры мне надоели.

Девочка заговорила, но на этот раз в её голосе прозвучал приказ — звонкий, как удар железа по камню.

Старуха в заметном удивлении обернулась.

Девочка продолжала, теперь уже явно объясняя что-то. Старуха выслушала, а затем перевела взгляд чёрных, блестящих глаз на капитана.

— Ты — малазанец, а малазанцы решили стать врагами рхиви. Это и твоё решение? Но знай: если будешь врать, я распознаю ложь.

— Я — малазанец по рождению, — ответил Паран. — У меня нет никаких причин называть рхиви врагами. Я бы предпочёл вовсе не иметь врагов.

Старуха моргнула.

— Она предлагает тебе слова утешения в скорби, солдат.

— То есть?

— Ты будешь жить.

Паран не сразу поверил в такой поворот событий.

— Какие ещё слова? Я её никогда не видел.

— И она никогда не видела тебя. Но вы знаете друг друга.

— Вот уж нет.

Взгляд старухи стал суровым.

— Ты выслушаешь её слова или нет? Она предлагает дар. Ты швырнёшь его ей в лицо?

Парану было очень не по себе, но он сказал:

— Наверное, нет…

— Дитя говорит: не печалься. Женщина, которую ты знал, не вошла под сень Дерев Смерти. Дорога её пролегла за пределами ведомых тебе земель, за пределами владений духов, которое чуют все смертные. Ныне она вернулась. Будь терпелив, солдат. Ты ещё увидишь её, так обещает дитя.

— Какую женщину? — прохрипел Паран, сердце его бешено колотилось.

— Ту, что считал мёртвой.

Капитан снова посмотрел на девочку. Чувство узнавания вернулось, словно сильный удар в грудь. Он пошатнулся и отступил на шаг.

— Не может быть! — прошептал Паран.

Девочка повернулась и ушла, скрылась в клубах пыли.

— Постой!

Снова раздалось многоголосое мычание. Стадо пришло в движение, ряды сомкнулись, закрыли собой рхиви. В следующий миг Паран видел только бесконечный поток спин бхедеринов. Ему хотелось рвануться вперёд, растолкать их, но капитан понимал, что это — верная смерть.

— Постой! — снова закричал Паран, но топот сотен — тысяч — копыт заглушил его голос.

Рваная Снасть!

Прежде чем показался конец стада бхедеринов, прошёл по меньшей мере час. Когда мимо капитана пробежал последний зверь, тот огляделся. Ветер нёс тучу пыли на восток, в сторону невысокой гряды холмов.

Паран взобрался в седло и снова повернул лошадь на юг. Впереди поднимались Гадробийские холмы. Рваная Снасть, что же ты сделала? Капитан вспомнил, как Ток говорил о маленьких следах, ведущих прочь от обожжённой колонны, в которую превратились Беллурдан и Рваная Снасть. Худов дух, неужто ты на это и рассчитывала? И почему рхиви? Возродилась, девочкой лет пяти или даже шести — ты хоть осталась смертной, а, женщина? Или совершила Восхождение? Нашла себе народ — странный, дикий народ — а зачем? И когда мы опять встретимся, сколько же тебе будет лет?

Паран вновь подумал о рхиви. Они гнали стадо на север, такого огромного стада хватит… чтобы прокормить армию на марше. Каладан Бруд, он идёт на Крепь. К этому, наверное, Дуджек не готов. Старик Однорукий попал в переплёт.

До заката капитан скакал ещё около двух часов. За Гадробийскими холмами лежат озеро Азур и город Даруджистан. А в городе ждут Скворец и его взвод. А в этом взводе — молодая женщина, к встрече с которой я готовился три года. А бог, который овладел ею, — он-то мне враг до сих пор или нет?

Этот вопрос пришёл неожиданно, так что сердце похолодело. Боги, вот так путешествие вышло. А я ещё надеялся пересечь равнину незаметно, шут гороховый. Учёные и чародеи столько написали о разрушительных схождениях — я сам, кажется, превратился в ходячее схождение, магнит, который привлекает Взошедших. Им же на беду, судя по всему. Мой меч, Удача, отбил пять копий, несмотря на то, как я обошёлся с одним из Близнецов. Как это объяснить? По сути, я пошёл своей собственной дорогой. Это моё дело. Не адъюнкта, не Императрицы. Я сказал, что предпочёл бы вовсе не иметь врагов — и старуха услышала правду в этих словах. Выходит, так и есть.

Сплошные неожиданности, Ганос Паран. Что ж, езжай, посмотри, что будет дальше.

Дорога поднималась на холм, и капитан пришпорил кобылу. На вершине он резко натянул поводья. Лошадь возмущённо фыркнула и, вращая глазами, замотала головой. Но Паран этого даже не заметил. Он откинулся в седле и ослабил меч в ножнах.

Мужчина в тяжёлых доспехах с трудом поднялся у маленького костерка. Рядом с ним стоял стреноженный мул. Воин тяжело перенёс весь вес на одну ногу и обнажил полуторный меч, на который затем опёрся, рассматривая капитана.

Паран подъехал ближе, пристально оглядывая окрестности. Кажется, воин был один. Капитан остановил лошадь в тридцати футах от незнакомца. Тот заговорил по-даруджийски:

— Я не в форме для боя, но если хочешь подраться, милости прошу.