История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

Что касается членов-евреев (комиссий), то министерский циркуляр произвел на них ошеломляющее впечатление. В своих собственных лицах они узрели три миллиона русских евреев, посаженных в каторгу: одна часть населения предстала перед судом перед другой. И кто были судьи? Не представители народа, должным образом избранные всеми сословиями населения, как, например, сельские собрания, а агенты администрации, чиновники-бюрократы, более или менее подчиненные правительству. Сами судебные процессы велись тайно, без достаточного количества защитников подсудимых, которые в действительности были заранее осуждены. Позиция председательствующих губернаторов, речи, произнесенные членами-антисемитами, которых было подавляющее большинство, и характеризовавшиеся нападками, насмешливыми замечаниями и коварными оскорблениями, подвергли членов-евреев моральным пыткам и заставили их потерять всякую надежду. что они могут оказать какую-либо помощь в попытке беспристрастного, беспристрастного и всестороннего рассмотрения вопроса. В большинстве комиссий их голос был подавлен и заглушен. В этих условиях еврейские члены были вынуждены, в крайнем случае, отстаивать интересы своих единоверцев в письменной форме, подавая меморандумы и особые мнения. Однако были случаи, когда эти меморандумы и протесты удостаивались того, чтобы их зачитывали во время заседаний.

В таком случае неудивительно, что комиссии выносили свои «приговоры» в духе обвинительного акта, составленного властями. Антисемитские официальные лица проявили свою «ученость» в невежественной критике «духа иудаизма», Талмуда и национального сепаратизма евреев, и они предложили искоренить все эти влияния посредством культурных репрессий, таких как уничтожение об автономии еврейских общин, о закрытии всех специальных еврейских школ и о передаче всех сторон внутренней жизни евреев под контроль правительства. Представители русских мещан и крестьян, многие из которых еще совсем недавно сотрудничали или, по крайней мере, сочувствовали погромщикам, стремились доказать экономическую «вредность» евреев и требовали их ограничения. в своих городских и сельских занятиях, а также в своем праве на жительство за пределами городов.

Несмотря на господствовавшее настроение, пять комиссий высказали мнение, казавшееся, с точки зрения русского правительства, чистой ересью, о необходимости предоставить евреям право жительства по всей империи, чтобы облегчить чрезмерное скопление еврейского населения черты оседлости.

4. РАСПРОСТРАНЕНИЕ АНТИСЕМИТИЗМА

В то время как губернаторские комиссии — губернаторские в буквальном смысле этого слова, потому что всецело подчинялись губернаторам, — собирали свои заседания, главные сатрапы черты оседлости, генерал-губернаторы, были заняты отправкой своих выражений. мнения св.

Петербург. Киевский генерал-губернатор Дрентельн, который сам подлежал судебному преследованию за то, что допустил двухдневный погром в своем жилом городе, решительно осудил весь еврейский народ и потребовал принятия мер, рассчитанных «для защиты христианского населения». против такого высокомерного племени, как евреи, которые отказываются по религиозным соображениям иметь тесный контакт с христианами». Необходимо было, по его мнению, прибегнуть к юридическим репрессиям, чтобы противодействовать «интеллектуальному превосходству евреев», позволяющему им выйти победителями в борьбе за существование.

Подобные осуждения иудаизма исходили от генерал-губернаторов Одессы, Вильно и Харькова, хотя они расходились во мнениях относительно размеров, которые должны принять эти репрессии. Тотлебен, магистр Виленской губернии, отказавшийся мириться с погромами в Литве, тем не менее согласился с тем, что впредь евреям должно быть запрещено селиться в деревнях, хотя он был достаточно великодушен, чтобы добавить, что находит это несколько неудобным». лишить весь еврейский народ возможности зарабатывать себе на жизнь своим трудом». Сложилось впечатление, что воинствующая юдофобия намерена лишить евреев даже права на кусок хлеба.

Правительство заранее прекрасно понимало, что работа губернаторских комиссий даст удовлетворительные для него результаты. Поэтому он счел излишним дожидаться их докладов и резолюций и приступил к созданию в Петербурге 19 октября «Центрального комитета по пересмотру еврейского вопроса».

Комиссия была при Министерстве внутренних дел и состояла из нескольких должностных лиц под председательством помощника министра Готовцева. Чиновники вскоре занялись выработкой «временных мер» в духе своего покровителя Игнатьева, а по мере поступления постановлений губернаторских комиссий старались укрепить основы задуманного постановления. В январе 1882 года машина по изготовлению еврейских инвалидов работала полным ходом.

Этот организованный поход врагов иудаизма, готовивших административные погромы как продолжение уличных погромов, не встретил организованного сопротивления со стороны русского еврейства. Небольшая конференция еврейской знати в Санкт-Петербурге, собравшаяся в сентябре на секретное заседание, представляла собой жалкое зрелище. Гости из провинции, приглашенные бароном Гюнцбургом, обсуждали проблему эмиграции, борьбу с антисемитской печатью и тому подобные вопросы. Представившись Игнатьеву, который дипломатично заверил их в «благожелательных намерениях правительства», они разошлись по домам, ничего не добившись.

Единственным социальным фактором в еврейской жизни была пресса, особенно три периодических издания на русском языке: «Рассвет «(«Рассвет»), «Русский еврей «(«Русский еврей») и «Восход» («Восход»).),, но даже они выявили отсутствие четко определенной политики.

Политические движения в русском еврействе находились еще в зачаточном состоянии, и их подъем и развитие откладывались на более поздний период.

Правда, русско-еврейская пресса усердно занималась защитой прав евреев, но голос ее оставался неуслышанным в тех кругах России, где ядовитые воды юдофобии широким потоком хлынули из колонн полувеков — официальное Новое Время, панславянская Русь и многие их антисемитские современники.

Пока летние погромы были в самом разгаре, в Новом «Время», отражая взгляды официальных сфер, серьезно сформулировал еврейский вопрос в парафразе Гамлета: «бить или не бить».

Его вывод состоял в том, что нужно «бить» евреев, но, ввиду того, что Россия есть государство монархическое с консервативными тенденциями, эту функцию должен выполнять не народ, а правительство, которое своим методом правовых репрессий могли бить евреев гораздо эффективнее, чем толпы на улицах.

Редактор московской газеты «Русь» Иван Аксаков подверг критике российскую либеральную прессу за выражение сочувствия жертвам еврейских погромов, утверждая, что русские люди сносили еврейские дома под влиянием «праведного негодования», хотя он не смог объяснить, почему это возмущение также приняло форму грабежа и кражи еврейского имущества или насилия над еврейскими женщинами. Сваливая в одну кучу доводы средневековой церкви и доводы современного немецкого антисемитизма, Аксаков утверждал, что иудаизм противостоит «христианской цивилизации», а еврейский народ стремится к «мировому господству», которого он надеется достичь своим финансовая власть.

Бацилла немецкого антисемитизма проникла даже в круги русской радикальной интеллигенции. Среди «народников»

которые имели обыкновение идеализировать русское крестьянство, вошло в моду смотреть на еврея как на экономического эксплуататора, с тем отличием, однако, что они ставили его в один ряд с сонмом русских эксплуататоров из класса буржуазии. Это привело к досадному недоразумению. Фракция южнорусских революционеров из числа партии, известной как «Народная свобода», выдвинула идею, что те самые крестьяне и рабочие, которые нападали на евреев, как представители нерусской буржуазии, могут быть легко направлены против представителей правящих классов в целом.

Во время весенних и летних погромов было предпринято несколько попыток таинственными