Совьетика - Ирина Маленко

…На прощание, перед отъездом из Голландии, правда, произошло одно очень приятное, даже из ряда вон выходящее событие…Хотя начиналось все не так приятно.

Еще в начале февраля я неожиданно услышала по радио имя, которое все теплилось у меня в душе. Бобби Фаррелл!! У меня задрожали руки, тарелка, которую я мыла, выскользнула из них и с грохотом упала на пол.

Бобби Фаррелл был приговорен к условному тюремному заключению, за то, что попытался облить бензином и поджечь свою жену!

Так вот почему его не было дома, когда его искали…

Я до того разволновалась, что не находила себе места. В моем отношении к Бобби это ничего не изменило – мне же не детей с ним крестить…

А через пару недель, на мой день рождения, мне позвонила Луиза:

– Сегодня вечером по телевизору будут показывать твоего Бобби Фаррелла с женой.

На мой день рождения, изо всех дней в году! Вот и не верь после этого в судьбу…

…Я много лет не видела своего кумира и понятия не имела, как он теперь выглядит. И когда он показался на экране – худой, с набрилионтиненными редеющими спереди и длинными сзади волосами, мое сердце сжалось от жалости, но только на секунду. Подобно тому, как быстро привыкла к облику Чуда-Юда Аленушка из «Аленького цветочка, так почувствовала себя и я – через секунду он уже был для меня прежним Бобби!

Его супруга- та самая, которую он собирался поджечь,- оказалась ослепительной красавицей, весьма уверенной в себе, но не нахальной. Я любовалась ее густыми, черными как ночь длинными волосами и огромными цыганскими глазами. Нет, супротив такой мне было нечего делать даже в лучшие годы моего девичества!. Она говорила по-голландски с сильным немецким акцентом: видимо, потому что знала этот язык раньше, чем выучила голландский. А у Бобби… теперь-то мне был хорошо слышен его антильский акцент – их мягкое в любую погоду «ль» : «дадди куль» …

Бобби и его красавица-жена помирились и рассказывали публике, что именно между ними произошло, и как они оба уверены, что больше такого никогда не будет. Я тоже хотела в это верить. Хорошо знать, что твой герой наконец-то счастлив! А вот голландская публика не верила – и ахала и охала, не в силах понять, как же жена его теперь не боится. Но это же сам Бобби!!!

Через несколько дней, под впечатлением той передачи, я написала им обоим письмо – не зная адреса. Лелистад не такой уж большой город: дойдет. Я переписывала то письмо три раза: так хотелось рассказать ему, как много значили они для меня, со всеми уже известными вам перипетиями. Кроме одной: само собой, я не призналась ему, что была столько лет в него влюблена…

Ни на что особенное не рассчитывая, я подписала в конце наш адрес и телефон. И написала, что мой муж – его земляк.

Еще через несколько дней, вечером, мы сидели у себя дома; Лиза спала, Сонни играл с компьютером, я смотрела телевизор, когда вдруг зазвонил телефон. Но говорил вовсе не слон, как у Чуковского, а молодая женщина с таким уже знакомым мне акцентом.

– Это говорит жена Бобби. Мы получили твое письмо, большое спасибо! Сейчас Бобби будет с тобой говорить…

Будете смеяться, но при этих словах я затрепетала, как трепетали, наверно, советские военачальники, когда с ними во время войны говорил Сталин (да простят все они меня за такое сравнение – я лишь описываю свои ощущения!)

Я почти не помню, что он говорил и еще хуже помню, что я отвечала. Он рассказывал что-то о поездках в Россию, о своих друзьях из Большого театра, о том, что «все мы в Голландии только для того, чтобы дать лучшее будущее своим детям!»

Тут я хотела с ним не согласиться, – насчет лучшего будущего – но не посмела. Я просто наслаждалась звуками его голоса! Казалось, я не могла выдавить из себя ни единого слова, кроме: «Да… ага… ага.. угу… конечно!»

Наверно, в конце концов ему это надоело, и он спросил:

– Bo ta papia papiamento ?

Я так и вспыхнула:

– Un tiki …

– Передай трубочку своему мужу, а?

Я передала трубку Сонни, который по выражению моего лица уже понял, кто это, – опасаясь, что он скажет Бобби какую-нибудь гадость, но Сонни был на высоте. Они заговорили на родном языке, Сонни шутил и смеялся, а что говорил Бобби, я не слышала. Я в это время лихорадочно соображала, что у него спросить и что ему сказать – и уже набралась было храбрости, чтобы спросить, как же мне побывать на его концерте, когда Сонни вдруг сказал:

– Те аwоrо !- и повесил трубку!

– Что, что он тебе говорил? – набросилась я на Сонни.

– Что мне повезло с женой: восточноевропейские женщины намного менее меркантильны, чем наши, карибские! – ответил Сонни.

***

… На самодеятельно посвященной Виктору Цою его поклонниками в моем родном городе стене гигантскими буквами выведено:

“Витя! Помнишь, мы хотели перемен? Ну, вот они и пришли, на х**…”

Крик души жителя средней полосы России, далекой от московского показушного “шик-блеск-красота”…. Москвичи для жителей моего города – как инопланетяне. Впрочем, в Москве бедолаг еще больше, чем у нас. Просто они не так бросаются в глаза, как бандиты, жулики и проститутки различных отраслей – от «братков» до «олигархов» и от стриптизерш до телеведущих…

Чувство нереальности происходящего охватило меня, когда меня в первый раз в жизни назвали “госпожой”. В Шереметьeво. Я, помнится, даже 2 раза обернулась, ища глазами, кто это здесь госпожа. Было не приятно, -- было противно, как будто на меня вылили ведро дегтя. Или как будто заставили съесть килограм слив вместе с косточками. Какая я вам госпожа? У меня рабов или крепостных нет и отродясь не водилось!

Дома у нас, в родном моем городе, над этим обращением по-прежнему смеются. Называют друг друга на улицах как и раньше: “женщина”, “мужчина”, “бабушка”,”дедуля”, “девушка”, “парень “.

А улицы стали такими, словно по ним прошла война.

Рушащиеся балконы в красивых домах “эпохи культа личности” на центральной улице. Битые стекла в многоэтажках и трамвaях, кое-как забитые деревянными и металлическими щитами. Пыль в воздухе. Ставшие невероятно худыми и бледными немногочисленные детишки (это когда я росла в “годы застоя”, все мы были краснощекими бутузами!). Зазывающе-манящие надписи многочиcленных забегаловок “Водка! 24 часа Non-Stop!” Стоящие заводы и – одна из моих первых учительниц, подвыпившая, торгующая каким-то старым барахлом прямо с земли… Я обхожу её стороной – чтобы не смущать.

Люди бродят днeм толпами по городу (работы нет!). Автобусов и троллейбусов практически не осталось – вместо них разьезжают многочисленные частные такси с надписями “троллейбус номер 5”. Под такси идет любая машина, какая попадется – от колхозных “газиков” до миниaвтобусов, подержанных запaдных BMW. Водители, видимо, получили права “за свинину”, как говорили раньше, ибо они периодически сталкиваются друг с другом, матерятся, a пассажиры при этом иногда даже вылетают из таких микроавтобусов через задние двери… Похоже на Индию. Никого это не удивляет. Как не удивляют и побирающиеся таджикские дети. За все время жизни в СССР я не видела у нас в городе ни одного таджика, даже на базаре – слишком далеко. А теперь, став независимыми, бедняги, видно, так «хорошо» зажили, что им больше ничего не остается, кроме как тащиться целыми семьями в такую даль…

В городе стало больше и “лиц кавказской национальности”; раньше были только мужчины на базаре, сегодня они привозят с собой и женщин, и детей. Местные жители относятся к ним достаточно спокойно.

– Когда нас выгоняли наши подьезды от чеченцев охранять, – вспоминает соседка Галя, – Мы ходили вокруг дома всю ночь, а у нас тут под окнами- базар. Просто цирк какой-то: мы от них свой дом охраняем, а они от нас – свои арбузы!

В головах у людей – полная каша: бабушки, которым весь день капает на мозги на кухне “Радио России”, договорились до того, что это мы напали на Гитлера, а не он на нас!

– Ну как же, Томочка, ты же тогда сама жила, разве не помнишь, кто на кого напал?

– И то правда… Помню! Но ведь по радио сказали…

И смех, и грех.

Иногда можно увидеть совершенно дикие сценки: например, женщин, справляющих малую нужду в городском парке, в то время, как их кавалеры заботливо стоят рядом. Или детей лет 10, деловито обсуждающих, за дело ли посадили Майка Тайсон, когда он кого-то там изнасиловал. Когда 9-летнего сынишку одной из моих знакомых попытались вывести из комнаты с телевизором, по котором среди бела дня показывали какую-то порнуху, он заметил маме:

– Это что там, секс, что ли? Мне уже скоро заниматься этим пора, а ты вce боишься, что я это увижу!…

…По радио и телевидению – сущий бред; ведущие программ новостей, перевeденных с западных станций (на своих журналистов не осталось денег!) напоминают мне крылатую фразу из романа, который писал для меня в детстве Шурек: “И тут зачухали чепурыслы”… Все говорят скороговоркой и с таким видом, что сами не понимают, о чем ведут речь. Не удивлюсь, если так оно и есть.