Земные и небесные странствия поэта - Тимур Зульфикаров

А?..

И новые Пророки. как пенные быки, вопият и алчут ножа иль Креста?..

А?..

Но разве засохшая хлебная лепёшка хуже свежей коровьей. дымящейся на дороге?

И разве во дни нужды ты будешь есть коровью, а не хлебную?

Но!

Отец мой, зачем Мария ушла?.. Я спас её от пенного быка, а она ушла.

Отец, зачем в мире есть колёса? и повозки? и бегучие кони? и верблюды-странники пустынники? и шатры "суккот" кочевые?

И мука прощанья разве не превышает сласти путешествий?..

Отец, а разве с нашей крыши Магдала не видна?..

Отец, а вы вкушаете, вдыхаете мак пурпурный забвенья?..

И яд прощаний обращаете в мёд воспоминаний?..

И вот испьёшь мак, дурман-туман, и увидишь с крыши далёкую Магдалу и иные в святом хамсине забытые града, града, града?..

Абу… абу… Отец. что есть любовь между женой и мужем?.. Отец, уже не знаю, не знаю я… Мария ушла, и вот уже не знаю я…

…И камень о камень биясь. высекает огонь…

А дева о мужа виясь, порождает дитя…

Отец! Отец…

И что любовь — это только совокупленье и рожденье?..

Но мало этого…

Жена раждает. Жена ближе к Богу. Жена должна проводить мужа за смерть — в Царствие Небесное.

Это любовь…

…И Иисус долго бежал в хамсине за повозкой Марии, но повозка истаяла в песчаной круговерти, словно повозка сама стала песком летящим, и Мария стала песком текучим.

И Мальчик пришёл к потоку-вади Киссону, который весной превращался в реку, где тонули ослы и верблюды…

И Мальчик пошёл задумчиво по реке, по притихшим волнам, водам и замочил только босые ступни…

Вода, как пыль, как глина, как камни, только дрожала, расступалась под Его ногами, но не рушилась…

Не впускала Его вода…

Он долго немокренно бродил по водам в задумчивости своей и не знал, что Он бродит по водам…

… Отец, отец, что есть любовь между мужем и женой?..

А вода весной под ногами покорная. но ледяная…Ступни в водах ледяные стали…

Тогда Мальчик ушел в горы, окунул, опустил ступни в травы Его любимой горы Фавор, где тоже был, стоял слепой хамсин, но плыли над хамсином белые весенние облака…

Он долго бродил там…

И пастухи ясно видели, как Он бродил в облаках, а потом по облакам, и там, в небесах, ласкал орлов и грифов парящих…

Он говорил: " Я люблю гладить перья летящих птиц…"

И они не сторонились Его, а подставляли крылья для ласки…

…А в Назарете и окрестных селеньях говорили:

Если Он опускает перелётных птиц с небес…

Если Он укрощает пеннобешеных волов…

То что Он будет творить с человеками?

И что' тетрарх Ирод Антипа в яслях Его, в истоке Его, не нашёл Его?..

Молва пахла завистью, ненавистью, смертью…

Но галилейские пастухи, которые зорко видели Его на реке и на облаках,

говорили с радостью: " От любви, от великой любви ходит Он по водам и по

облакам…"

И ещё пастухи говорили зачарованно:

— Великий человек, родившийся в неказистом, богозабытом городке, похож на золотого шмеля, летящего над муравейником…

Муравьи узнают о золотом шмеле только тогда, когда он, мертвый, падёт на землю, и они будут пожирать его певучее, летучее тело и хрустеть его хрустальными крыльями…

Это великий человек…

А тут есть Бог…

Ещё юный…

Ещё Мальчик…

….Бог явился в той земле и в том народе,

Где Ему более всего молились,

Где Его более всего ждали,

Где Его более всего любили,

Где Его более всего ненавидели…

Воистину!..

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Отец, отец мой… Только что бешеный бык ушёл с назаретских улиц…

Но вот, по его следам что ли — прокажённый в язвах, струпьях гнойных живых, в которых даже волос молодой стал седым, бредёт по улочкам Назарета…

И прокажённый худ, и нет сил у него кричать о боли своей, и он только хрипит, и слюна его летит в пыль, как у пенного быка.

Но он страшней и опасней быка в заразной, перескакивающей с человека на человека, как блоха, болезни своей.

И жители боятся его более, чем быка пенного, и прячутся в домах, и даже не глядят из окон, ибо се человек, и стыдно им перед ним…

И всякий боится древней болезни, язвы живопожирающей, бросающейся на людей, как пес бешеный.

Кто-то бросает ему деньги из окон, и монеты падают у ног его…

— Отец, Отец, дайте мне деньги ваши — я отдам прокажённому… Иль раввины не учат, что подающий милостыню нищему, даёт взаймы самому Творцу?..

— Сын, но раввины говорят, что нищий хуже мёртвого… Зачем подавать мёртвому?

— Отец, отдайте деньги — те, что за крест получили…

Иосиф даёт Ему серебряную мину:

— Брось ему из окна… Не ходи к нему…

Проказа кидается на здорового человека, как шелудивый пёс…

Но Иисус берёт деньги, и нежданно выскакивает из окна, и бежит к прокажённому одинокому на пустынных улицах злых, бесчеловечных.

Он подходит к прокажённому и протягивает ему мину серебряную, рука к руке.

Назаретяне из домов бросают в пыль милостыню свою, а Он даёт в руки прокажённому…

Касается гноящихся рук, и не убирает, как от огня…

Прокаженный говорит:

— Мне не нужны деньги… Я богат… Я ищу врача от язвы моей…

Галилейские. вездесущие пастухи сказали мне, что в Назарете живёт великий целитель.

Но у меня нет сил кричать и звать его…

Может, ты, отрок, позовешь его?..

Я отдам ему всё своё богатство, если он излечит меня.

Но уже тысячи лет никто не может усмирить проказу…

Проказа вечна, как жизнь…

Ты видишь — я похож на дряхлого льва?

Прокажённый всегда похож на распадающегося, гниющего заживо льва…

А кто подойдёт к больному льву лечить его?..

Тогда Иисус бросает серебряную монету в пыль.

А потом Он набирает в ладони пыли и глины, и, смачивая глину и пыль обильной слюной молодой, ярой, делает брение:

— Раввины говорят, что слюна после поста целебна…

Иисус бережно обнимает прокажённого, и затхлый дух заживо распадающегося тела могильно, раздирающе бьёт в чистые ноздри Его, как дым пожарищ…

Этот человек — живое пепелище…

Прокажённый хрипит и отворачивается:

— Мальчик, отойди от болезни моей. Умрёшь, как я.

Не трогай руки мои, язвы живые, кишащие переметнутся к тебе и пожрут тебя.

Я не хочу быть твоей смертью…

Но Мальчик цепко не отпускает прокажённого и глиняной слюной обмазывает лицо и руки его… Несколько раз…

Но мало целебной слюны, и врач мал ещё…

Но прокажённый благодарно плачет, потому что Мальчик не устрашился язв его, и прилепился к нему, а никто никогда не обнимал его.

Иисус говорит:

— Может, хоть часть болезни уйдёт ко мне…

Вот два всадника ехали на одном осле, и тяжко было всем, но вот один пересел на другого осла, и разве не легче всем?..

Но тут страшный свист несётся на улицах Назарета, и являются два гонных всадника.

Это римские легионеры в орлиных шлемах, с короткими мечами, в коротких, удобных для смертельного удара, плащах.

Они пьяны, криво сидят на ладных лошадях, и в руках у них горящие факелы…

Они кричат:

— Слава Императору! Ха-ха! Мы охотники на львов!..

Вот они — два прокажённых льва!.. А прокажённых львов надо палить, жечь!..

Риму-Орлу не нужна проказа! Вся Иудея! Весь Иерусалим — проказа!…

Придет время — мы сожжём факелами весь этот кишащий, гнойный, непокорный базар народов и племён!..

А пока мы подожжём этих двух прокажённых львов!..

Они меткие, но пьяные. Они гибко, яро, косо бросают горящие факелы в прокажённого и в Иисуса…

Факелы огненно косматые летят в обречённых…

…Но тут внезапно страшный ветер от весенних лесистых гор Нефоалима, и голубых бирюзовых отрогов Ермона с дубовыми рощами, и плодоносной равнины Азохис срывается, поднимается над Назаретом, и этот бешеный горный ветер останавливает летящие факелы и поворачивает их на всадников…

Горящие, смолистые, прилипчивые факелы летят на всадников…

И они в страхе поворачивают коней своих и бегут, но факелы летят за ними, как пущенные ярой дланью копья..

А Мальчик шепчет им вослед:

— Император! Император! Октавиан-гриф! Рим, Рим! Твои легионеры пьяны!..

А пьяные легионеры полягут сонно в траву, и некому будет хоронить их…

Рим, Рим! Империя легионов!..

И Ты сеешь факелы смерти по земле, но они вернутся к Тебе!..

И Ты захлебнёшься в горящих факелах своих!..

И загоришься от факелов своих!..

И всякая Империя, посягнувшая на Мировое Господство, на мировую власть сгорит в огне факелов своих!

Прокажённый говорит:

— Мальчик, ты повернул нашу смерть на них…

Иисус улыбается и говорит: