Большой круг - Мэгги Шипстед

наверное, сможет уплыть с ним. Они не хотели обсуждать вопрос по радио, поскольку нельзя гарантировать конфиденциальность, так что придется подождать и посмотреть на его реакцию, если он вообще доберется. Если он не согласится или она не согласится, что ж, тогда надо думать дальше.

– Но вы по-прежнему уверены, что больше не хотите быть самой собой? – спрашивает Гарольд.

Мэриен уверена, брат (который оказывается еще молчаливее Гарольда) соглашается, поэтому после долгих безмолвных прощальных рукопожатий она покидает остров Кэмпбелл и в январе 1951 года доходит под парусом до Инверкаргилла.

* * *

Десять месяцев она носила одежду, одолженную ей бородами, после чего кажется естественным продолжать одеваться как мужчина. Она чувствует себя, как тогда, подростком, когда шаталась по Миссуле в комбинезоне и низко надвинутой кепке, хотя теперь ее маскировка более убедительна: сломанный нос, обветренная кожа, загрубевшие руки и мускулистые после стрижки овец плечи.

Мэриен идет на север, к горе Кука, ее берут горным пастухом. Она держится особняком, это несложно, живя в хижине на склоне горы и присматривая за яростно блеющими стадами мериносов. Они не такие пугливые, как овцы острова Кэмпбелл, и не такие выносливые, но отнюдь не послушные. Она лучше ладит с овчарками, лучше, хотя и не особенно быстро, управляется со стрижкой. Она неразговорчива, не жалуется, умеет пить, ее уважают. У бород Мэриен научилась сносно говорить с новозеландским акцентом, постепенно он становится второй натурой; все странности она объясняет тем, что ее мать американка – чистая правда. Впоследствии некоторые будут утверждать, будто чуяли что-то неладное в этом мужчине, но тогда никто не высказывался, прямо нет. Конечно, она терпит насмешки, касающиеся ее малости (Прутик – так ее называют в сарае, где стригут овец), но сломанный нос, авиаприщур, шрамы на лице, оставшиеся после обморожения и скалистого берега острова Кэмпбелл, придают ей жесткости. У нее никогда не было пышной груди, какую не скрыла бы жесткая перетяжка и пара надетых одна поверх другой рубашек. Она называет себя Мартином Уоллесом.

Мэриен считает, что заслуживает изоляции и неизвестности, что одиночество – сообразное наказание. Но время ослабляет решимость. Самообвинения становятся менее суровыми. Она живет в горах уже три года, когда ее фотография (лицо скрыто тенью) случайно появляется в газете Квинстауна, и Мэриен, поддавшись импульсу, вырезает ее и отправляет Калебу. «Гризли-Сидящий-в-Воде», – пишет она, гадая, вспомнит ли он историю, которую однажды сам ей рассказал. Мэриен не может заставить себя написать голую правду и предпочитает оставить все на волю случая. В каком-то смысле она начала утрачивать твердые представления о том, что есть правда. Вспоминает падающего в расщелину Эдди, хотя такого не было. А может, и было, потом. Но она действительно помнит, как ее нога проваливается в снег и зависает между белым небытием и черным.

Калеб приезжает к ней на Рождество в 1954 году, и между двумя ее жизнями теперь заметна брешь. Она встречает его корабль в Окленде, ее первая поездка в город, после того как они с Эдди ночевали в Эйтутаки, и так круг замкнулся, без оркестра, через пять лет после начала. За две недели с Калебом она возвращается в свое тело. Безо всяких сомнений – таковых не было и не будет – он не останется, но столь же несомненно, что приедет опять.

На Гавайях она говорила, что завидует ему: он нашел место, усмирившее неугомонность. Она не думала когда-нибудь найти такое для себя, но в Новой Зеландии находит. Возможно, мир в ее душе от этой земли, а возможно, она просто израсходовала себя. Она очень хочет летать, но очень не хочет видеть горизонт. И понимает необходимость жертвы во искупление того, что выжила, оставила Эдди. Она не будет летать. Она не увидит дочь Джейми.

* * *

Собственная книга на книжной полке – мрачная шутка. Мэриен вообще не собиралась ее писать, однако вот она, в суперобложке горчичного цвета. Если бы полет прошел успешно, если бы они по плану с триумфом опять очутились в Окленде, она бы никогда не дала опубликовать свои записи в таком виде. Она оставила их в Антарктиде из духа противоречия, как память о том, что существовала, как каменный могильник. А потом не добилась успеха и не умерла.

Пока журнал не нашли, она редко вспоминала о нем. А в 1958 году он появился на газетной фотографии, в обтянутых перчатками руках ученого, проводившего исследования в Литл Америке-III. Она потрясена и испугана тем, что, вероятно, поднимется шум, что ее фотографии стали печатать и перепечатывать, что всем напомнили о факте существования Мэриен Грейвз. Долгие годы она боялась, как бы кто-то ее все же не узнал, но нет. Она очень сильно изменилась, а кроме того, поселилась в уголке мира, где не особо обращают внимания на такие мелочи, как пропавшие американские летчицы. Когда нашли журнал, она думала, а не найдут ли теперь и Эдди.

Она думала, возможно ли, что спустя восемь лет он еще жив, хотя, конечно, даже если бы ему удалось прокормиться и обогреться, его сломило бы одиночество, отчаяние. Впрочем, вопрос праздный – он не хотел выжить.

Какими стали его последние дни? Сколько их было? Дожил ли он до зимы? Провалился ли все-таки в расщелину? Ученые не нашли на базе Литл Америки его тела. На месте Эдди она сделала бы то, о чем он говорил: зимней ночью ушла бы подальше от базы и легла в снег под звездами и полярным сиянием. А может, и нет – для нее не прошло незамеченным, что ей дважды не удалось решиться на смерть. Жизнь – ее единственное достояние, записала она в журнале. И ее она сохранила, она ей была дорога.

В 1963 году экипаж ледокола Военно-морского флота заметит внутри дрейфующего в трехстах милях от шельфового ледника Росса столового айсберга постройки, мятые, как начинка для сэндвичей: Литл Америка-III, койки, патефон, мерзлые собачьи экскременты, початки кукурузы – все ушло в море.

Эдди тоже, где бы ни застала его смерть, в конце концов будет выдавлен в Южный океан в айсберге и двинется на север на своей грандиозной погребальной ладье, погребальном костре, который не сгорит, а растает. В конце концов окажется в океане, но он наверняка это знал.

Калеб приезжает в Новую Зеландию во второй раз. Они ругаются из-за денег. Он хочет, чтобы Мэриен взяла все гонорары за книгу. Наконец она уговаривает его оставить себе сорок процентов. Благодаря появившимся средствам, пусть и скромным, она может опять изменить себя. Почти на целый год уезжает на остров Северный, снова становится женщиной, называет себя Элис Рут. Необходимые документы покупает у мошенника в Окленде. Почувствовав, что готова, Мэриен возвращается на остров Южный, покупает ферму, преуспевает. Дрессирует лошадей и овчарок. Нанимает специалистов. Она одна из первых, кто использует вертолет для сгона овец – местность сложная; овцы забираются туда, куда пешком идти несколько дней. Она кое-что себе позволяет: учится летать на вертолете.

В первое время Мэриен нет-нет да встречает кого-нибудь из пастушьей поры; обычно ее не узнают или не слишком уверены, чтобы спросить прямо, однако тем, кто говорит, что она напоминает им человека по имени Мартин Уоллес, Элис Рут почти небрежно отвечает: да, некоторое время она выдавала себя за мужчину, поскольку искала работу и хотела освоить овцеводство. Кто-то негодует, кто-то после краткого удивления даже восхищается ее мужеством. Мало-помалу слухи расходятся среди овцеводов, и про нее узнают все. Хотя некоторые лицемеры отказываются иметь с ней дело и вовсю распространяют злобные сплетни, она к тому времени уже крепко стоит на ногах и достаточно независима, чтобы не придавать значения подобным разговорам. Судьбы женщин, выдававших себя за мужчин и становившихся солдатами, моряками и даже пиратами, известны издавна. Кому какое дело до одинокого пастуха?

Новорожденные ягнята, ягнята, предназначенные на убой, стриженые овцы, цены на шерсть. В конце шестидесятых туристические агентства начинают предлагать путешествия на остров Кэмпбелл, и в 1974 году они с Калебом отправляются туда. Когда корабль входит в гавань Персеверанс, она показывает, где ее выбросило на скалы, где она шла по холму, пока не наткнулась