Большой круг - Мэгги Шипстед

– Точно не помню, в какие там годы, но обычно уезжал, расставшись с очередной подругой, как-то так. Не после каждой, ну, может, раз в пять лет, как-то так. Я знаю, он был там пару раз до того, как приютил меня. Никогда никого с собой не брал. Говорил, что хочет один, и да, получал еще какие-то письма, но не хранил. По-моему, даже сжигал. Помню, я заметил как-то клочки в банке из-под кофе, которую он использовал под пепельницу, и еще подумал, надо же, как театрально. Обычно-то он письма не жег.

– Вы когда-нибудь спрашивали, кто ему пишет или зачем он туда ездит?

– Он только говорил, что у него там приятель с войны.

– Вы помните еще что-нибудь? Он привозил фотографии?

– Нет, никаких фотографий. Хотя дайте подумать.

Джоуи закрыл глаза. Я ждала. Солнце над океаном стало белым. Калани смотрела на меня из окна домика и, увидев, что я обернулась, залезла обратно. Наконец Джоуи открыл глаза и покачал головой:

– Нет. Извините. Больше ничего не могу вспомнить. Я перебрал пожитки после его смерти, и вы видели практически все, что я сохранил. Да и прошло уже больше двадцати лет. Вы действительно думаете, он ездил к ней?

Что я имела? Фотографию шестидесятилетней давности, пастух без лица, нацарапанное прозвище, возможно, никогда не существовавшего туземца. «Я скоро улетаю», – написала Мэриен в конце журнала.

«Я». Я никогда не задумывалась, почему «я», не «мы». А Эдди? А самолет? Каким образом Мэриен могла добраться до Новой Зеландии так, чтобы никто не узнал? Возможно ли вообще женщине жить как мужчина? А Аделаида Скотт? Если Мэриен выжила, значит, решила больше не видеть племянницы.

– Я не знаю, что и думать, – сказала я.

Ветерок в пальмах и шум волн придавали тишине изменчивую бархатистость.

– Что вы будете делать? – спросил Джоуи.

– А вы как думаете, что мне делать?

– Господи, откуда мне знать. Допустим, вы приметесь всем рассказывать вашу безумную версию, что она выжила, и что? Если вы правы и она действительно выжила, то явно не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал. Если нет, все решат, что вы с приветом или ищете внимания, как-нибудь так. Наверное, первое, что приходит в голову, – не буди лиха, пока оно тихо.

Калани метнулась из домика к невысокой седой женщине в широкополой шляпе от солнца, которая в одной руке держала огромное пластиковое ведерко с крендельками, а в другой – огромную коробку мороженых вафель.

– Джоуи! – позвала она. – Помоги, пожалуйста, разгрузиться.

– Иду! – крикнул он в ответ. – Но тебе придется развлечь нашу гостью.

Она подняла глаза и, заметив меня, от потрясения открыла рот. Было видно, она искренне, абсолютно не верила, что я переступлю ее порог. Но вот она я. Джоуи расхохотался.

Полет

Мы летим на солнце, против его ежедневного движения. Иди на запад, говорит солнце. Оно тянет за собой, убегает, как ребенок, пытающийся вас заманить. Но мы должны двигаться на север, оставляя свет за спиной.

МЭРИЕН ГРЕЙВЗ

Литл Америка-III, шельфовый ледник Росса –

остров Кэмпбелл

78°28 ʹ S, 163°51ʹ W – 52°34ʹ S 169°14ʹ E

4 марта 1950 г.

Полет – 21,785 морских миль

Самое страшное из ее мучений в первые часы – мысль о том, что она долетит до Новой Зеландии. День голубой, по большей части ясный. Эдди дал ей карты, пометив их азимутами и углами для секстанта. Он крепко обнял ее, крепко поцеловал в щеку, пожал руку и отправил туда, где она встретит свою смерть – в этом, по крайней мере, по его словам, он был убежден. Он взял с Мэриен обещание никого не посылать за ним в том маловероятном случае, если она доберется до земли. Не имеет никакого смысла, сказал Эдди, она должна говорить, он упал в расщелину. Мэриен представляет, как Эдди ясной ночью лежит в снегу и ждет смерти. Вспоминает Баркли, чуть не сдавшегося снегу в ночь их встречи, Калеба, ребенком заблудившегося в метель. Оба почти отдались холоду, но потом передумали. Она надеется, Эдди не передумает, и вдруг понимает, что звезды и полярное сияние дозовутся его. Может быть, она оставила свой журнал, чтобы покинуть правду, как покинула Эдди.

Мэриен проходит ТН, и тут слишком быстро начинает садиться топливо. Из-под левого крыла вырывается пар. Сначала она испытывает только облегчение. Эдди избежит участи, которой так боялся.

«Нырок баклана». Она помнит свои слова. Смотрит, как падает топливо, и решает сдержать слово. Решает и все же летит дальше. Понимает ли она тогда, как хочет жить? Воспоминания о тех минутах останутся странно пустыми, сопротивляясь ее попыткам извлечь из них правду. Позже она придет к выводу, что испытывала противоречивые желания: жить, умереть, вернуться, прожить жизнь заново, все изменив, еще раз прожить жизнь, ничего не меняя.

Мэриен не знает, сколько времени прошло, прежде чем она собралась с духом. Она не думает, а давит на штурвал, ныряет. Двигатели ревут. Навстречу поднимается вода.

Когда она решила погрузить в море «спитфайр», Джейми, уже мертвый, велел ей вернуться. Тогда она послушалась. И благодаря этому увидела, как кончилась война. Увидела гальку, реки, слонов на фоне красных дюн. Морских дьяволов и полярные ледяные вершины. На Оаху лежала в постели с Калебом, слушая, как дуют пассатные ветра. Сейчас она ничего не слышит, кроме воя двигателей и порывов ветра, однако снижает скорость. Самолет выравнивается недалеко от волн. Большие парящие птицы – альбатросы с огромными крыльями – режут воздух. Ей не место среди них. Мэриен поднимается вверх, обратно в небо. Руки дрожат. Она кладет на колени карты.

Топливомеру плевать, что она передумала. Стрелка по-прежнему падает. Пар по-прежнему стекает с крыла. На синей разграфленной бумаге она рассматривает карандашные пометки Эдди в поисках потайного хода обратно в жизнь. Сначала видит остров Маккуори, длиной в двадцать миль, вытянутый почти точно с севера на юг. Мэриен знает, там метеорологическая станция, работающая круглый год. Но остров довольно далеко на западе. Лететь надо против ветра, а у нее нет топлива. Дальше на север, но восточнее еще одно пятнышко. Остров Кэмпбелл.

Юг по-прежнему налегает на компас. Вокруг пустой океан. Найти остров будет трудно, даже если бы не заржавели так ее навигационные навыки. Может, не получится, но она попробует.

Из последующих часов Мэриен запомнит, как ловила солнце в секстант, царапала расчеты, метала туда-обратно «за» и «против». Страх почти задушила необходимость сосредоточиться, действовать.

Она не запомнит, как решила, что самолет должен исчезнуть, что им необходимо пожертвовать, а сама она должна попытаться, если удастся, утаить свое спасение. Единственный способ борьбы за продолжение жизни – это создание новой. Решения станут простыми фактами ее прошлого, точкой на дороге, где она свернула, изменив свою судьбу. Все сомнения, все контрдоводы, приводимые ей самой себе, будут потеряны, стерты неотменяемостью в конечном счете сделанного.

Когда очертания острова пробивают горизонт под высокими облаками, она сбрасывает оленью парку, надевает парашют и надувной спасательный жилет. Остров неуклонно приближается. Она изо всех сил сжимает штурвал. Нужно только придать самолету устойчивости, и то на несколько необходимых ей минут. Когда внизу оказывается земля, она идет в заднюю часть салона, открывает дверь, прыгает.

Мэриен никогда не прыгала с парашютом. С гордостью говорила себе, что сажала самолеты, когда другие прыгнули бы, но теперь, камнем летя в пространстве, думает, немного практики не помешало бы. Она дергает вытяжное кольцо. Резким рывком парашют раскрывается.

«Пилигрим» летит дальше, не осознавая своей новой независимости, надвигающейся смерти в воде. Острая боль. Мэриен отводит взгляд. Между ногами покачивается поросшая травой, клочковатая гора.

Вот она, правда: лучше прятаться, лучше совсем перестать быть Мэриен Грейвз, чем нести груз того, как она поступила с Эдди. Круг не завершен, но теперь ей плевать. Это не навлекает на нее позор. Но она действительно думает, что несет смерть