Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов

санкюлоты угрожают посягнуть на собственность. Что, если этот наглый Эбер приведет санкюлотов к Конвенту? Что, если Анрио опять расставит вокруг него пушки? Робеспьер уже сумел показать, что он способен железной рукой карать демагогов и анархистов вроде Жака Ру, посаженного в тюрьму еще 5 сентября, или его друга Варле, арестованного 18-го. Конвент капитулирует и подчиняется Робеспьеру, этому щуплому человечку, изводившему всех своими бесконечными речами-проповедями о добродетели. Это все же менее опасно, чем торжество буйных санкюлотов! Бедный Марат, как он мечтал о диктаторе! Не дожил он до осуществления заветного желания. Вот он, диктатор! Правда, именно Робеспьера Друг народа считал непригодным для такой роли…

Конечно, само слово «диктатура» не произносится. Имеется благозвучный эквивалент — революционное правительство. Оно получило юридическое оформление в декрете Конвента 10 октября 1793 года. «Правительство Франции останется революционным вплоть до заключения мира», — гласит декрет, а из доклада Сен-Жюста следовало, что требование применения Конституции 93-го года имеет отныне контрреволюционный смысл. С помощью звучной риторики, афористичными по форме, но туманными двусмысленными фразами он обосновал смысл новой эпохи: «Законы у нас революционные, но те, кто их проводит в жизнь, отнюдь не революционны… Теми, кем нельзя управлять при помощи закона, приходится управлять при помощи меча… Революционные законы невозможно выполнять, если само правительство не построено на революционной основе».

Тавтология назойливо повторяемых фраз прикрывала безраздельное господство авторитарного принципа, то есть полного беззакония. Торжество Робеспьера над Конвентом 25 сентября, который отныне будет единодушно одобрять все его действия, символизировало небывалое господство Неподкупного на вершине пирамиды. Расширяясь книзу, она охватывала все сферы жизни: от полиции до искусства. Правда, завершение этой постройки потребовало некоторого времени; но главное решилось в сентябре. Поскольку новый порядок означал разрыв с духовным наследием французского Просвещения, не только с принципами Монтескье вроде разделения властей, идеями энциклопедистов, но даже и с демократическими принципами Руссо, возникает потребность найти ему санкцию и освещение в наиболее зыбкой туманной сфере моральных, нравственных категорий вроде добродетели. И это была не только добродетель в римском смысле гражданственности, но и добродетель чисто обывательская. Идея добродетели тем и была хороша, что не нуждалась в логических доказательствах. Ссылки на нее звучали как заклинание, которое следовало принимать на веру.

Характерный признак авторитарной власти — право верховного властителя вторгаться в любую сферу жизни, не считаясь с компетенцией или специализацией. Вдруг, например, Робеспьер замечает в сентябре, что в Париже слишком много развлекаются и во многих театрах ставят веселые пьесы. В Якобинском клубе он обрушивается на комедиантов, особенно на актрис: «Принцессы театра не лучше принцесс Австрии. И те и другие в одинаковой мере развратны. И те и другие должны рассматриваться с равной суровостью». Итак, государственное преступление Марии-Антуанетты приравнивается к легкомысленным спектаклям, где хорошенькие актрисы могут соблазнить революционеров. Все становится подозрительным. Собственно, это вполне соответствует закону 17 сентября 1793 года «О подозрительных», создавшему основание для ареста любого лица, на любом основании. Хороший патриот должен уметь распознать «подозрительного» в любом случайном встречном на улице! Закон настолько широко трактовал категорию «подозрительных», что фактически давал возможность любому члену какого-нибудь местного революционного комитета арестовать кого угодно.

Комитет общественного спасения уделяет особое внимание совершенствованию полицейской службы. Обновляется состав Комитета общей безопасности. В сентябре в него включают лично преданного Робеспьеру Леба и художника Давида, а также двух его земляков из Артуа — Лебона и Гифруа. В подборе людей по принципу личной преданности, связей, знакомств Робеспьер не видел ничего противоречащего революционной морали. Морали не общепризнанной, общечеловеческой, а тому особому ее варианту, смыслом которого обладал только он сам. Однако он надеялся осчастливить такой моралью других, путем проповеди, но главным образом с помощью насилия, террора.

ВОЕННЫЕ ПОБЕДЫ И ТЕРРОР

Быстрые военные успехи — вот в чем больше всего нуждалось революционное правительство монтаньяров. Ведь в конце концов, в этом его смысл и оправдание. «Мы заключили договор со смертью», — говорил Барер от имени Комитета общественного спасения. Робеспьер ненавидел Лазаря Карно, но согласился на его включение в состав Комитета, ибо Карно был прежде всего настоящим военным специалистом, методичным и настойчивым, хладнокровным человеком.

Когда 25 сентября в Конвенте Комитет общественного спасения обвинили в бездействии, то это звучало не очень убедительно. Если, скажем, осенью 1793 года в армию призвали 200 тысяч человек, то требовалось время для того, чтобы хоть чему-то научить их, дать им оружие. В августе Конвент подтвердил прежний декрет об «амальгаме», о слиянии добровольцев и старых солдат в одну армию. Однако для осуществления «амальгамы» потребовалось полгода. Увеличить производство ружей, пушек в десять-пятнадцать раз нельзя было за неделю. В огненном вражеском кольце рождалась новая демократическая армия, офицеров выбирали солдаты, и они вместе, без всяких привилегий, делили тяготы и опасности. Проводится смена высшего командного состава. Старые генералы королевской службы заменяются молодыми талантливыми самородками. Лазарь Гош — сын конюха, в 25 лет становится бригадным генералом. Сын мелкого винодела Пишегрю в 32 года — командующий Мозельской армией. Другой будущий наполеоновский маршал — Журдан командует Северной армией в 31 год.

«Солдаты II года» вписали блистательную страницу в историю Великой французской революции. В августе войска герцога Йоркского осаждают Дюнкерк — город и порт на Северо-Востоке Франции. Если город падет — Англия, главный участник коалиции, получит широкие ворота для вторжения во Францию. Северная армия под командованием генерала Ушара, получив подкрепление, брошена в атаку на австрийский корпус, прикрывающий осаду. 6–8 сентября развертывается ожесточенное сражение при Ондскоте, республиканские войска разгромили императорскую армию. Герцог Йоркский снимает осаду Дюнкерка. Смертельная угроза ликвидирована. Армия Ушара преследует отступающего врага, занимает Менен, но, боясь окружения, отступает. Ушар предан суду Революционного трибунала и казнен на гильотине. Генералы Республики должны только побеждать…

Герцог Кобурский осаждает Мобеж, прикрывающий Париж. Северной армией командует теперь Журдан, занявший пост, заслуживший мрачную славу. Армией командовали предатель Дюмурье, Дампьер, покончивший с собой, казненный за пассивность Кюстин, наконец, злосчастный Ушар. В Северную армию прибывают комиссары Конвента — Карно и Дюкенуа. 15–16 октября около деревни Ваттиньи происходит ожесточенное сражение; восемь раз деревня переходит из рук в руки. Австрийцы разбиты и вынуждены снять осаду Мобежа. Морально-политическое значение этой победы не зря сравнивали с прошлогодним успехом при Вальми.

Активные действия