Монтаньяры - Николай Николаевич Молчанов

против самой идеи такой всеобщей мобилизации: «Эта благородная, но, возможно, чрезмерно восторженная идея всенародного ополчения бесполезна. Нам не хватает не людей, это нашим генералам не хватает патриотических добродетелей». Он мог бы добавить, что поголовный отрыв мужского населения от труда, этот новый крестовый массовый поход, для которого не было ни оружия, ни командиров, ни снабжения, был бы иллюзией создания несокрушимой силы. Но его горячо добивались. И заведомо невыполнимый декрет приняли, хотя обставили дело такими оговорками, которые оставляли все на усмотрение правительства, то есть Комитета общественного спасения. Зато патриотической риторики в декрете оказалось достаточно. Вот его легендарная формулировка: «С настоящего времени впредь до изгнания врагов с территории Республики все французы должны находиться в постоянной готовности к службе в армии. Молодые люди должны отправиться воевать, женатые будут изготовлять оружие и перевозить продовольствие, женщины будут шить палатки и одежду и служить в госпиталях, дети будут щипать из старого белья корпию, старики будут в общественных местах возбуждать мужество воинов, ненависть к королям и взывать к единству Республики».

Декрет вошел в историю, с ним родился принцип всеобщей воинской повинности, всеобщей мобилизации. Но практическое его значение не шло в сравнение с конкретной повседневной организационной работой по формированию, обучению и снабжению армий. Зато он призван был удовлетворить патриотические упования санкюлотов. К сожалению, этого оказалось недостаточно, чтобы удовлетворить другие, более основательные народные требования.

«БЕШЕНЫЕ». УЧРЕЖДЕНИЕ ДИКТАТУРЫ

Летом 1793 года стояла сильная жара. Урожай пострадал от засухи. Уже в августе чувствуется ухудшение снабжения. В Париж ежедневно привозят только 400 мешков муки вместо минимально необходимых 1500. С помощью муниципальных субсидий кое-как удается поддерживать низкие цены на хлеб, который продается по цене 3 су за фунт. Но цены на остальные продукты в среднем в два раза выше, чем в первые годы Революции. «Бешеные» — Жак Ру, Леклерк — развертывают кампанию против богатых, против банкиров, спекулянтов, против депутатов, чиновников. Теперь к ним присоединяется Эбер, издатель самой популярной газеты «Пер Дюшен», выходившей огромным, немыслимым для того времени тиражом полмиллиона экземпляров. Эбер открыто выступает против усиления власти Комитета общественного спасения. 4 августа он писал: «Если и есть мероприятие опасное, политически неверное, пагубное, то это бесспорно то, что было предложено Национальному Конвенту, а именно: преобразовать Комитет общественного спасения в правительство… В сосредоточении такой огромной власти в руках этого Комитета я вижу лишь чудовищную диктатуру».

Робеспьер сталкивается с новой нелегкой проблемой. Для его друзей, вместе с ним заседающих в Комитете, для Сен-Жюста, Кутона она кажется крайне болезненной. Ведь экстремисты отвлекают от главного, от борьбы против внешнего врага, против армий монархической коалиции, против роялистских мятежей. Но для Робеспьера это привычная ситуация: внутренний враг всегда существует и он всегда опаснее внешнего. «Бешеные» должны быть раздавлены в первую очередь.

Конечно, сейчас против него не прежние враги, с которыми все было ясно. Это не Барнав, не Ламеты, сами не скрывавшие своих связей с двором; это не жирондисты, совершившие так много явных ошибок и докатившиеся до союза с роялистами. Ныне против него те, кто помогал ему сокрушить фейянов, а затем и жирондистов. Они действительно люди народа. Это бесспорно для всех, но не для Робеспьера, ибо народ имеет право представлять только он сам, а все, кто выступает против него — интриганы, агенты аристократов, враги народа. Задача в том, чтобы утвердить эту истину.

Сейчас положение сложнее, чем в июне, когда пришлось разоблачать Жака Ру. Образовалась демократическая, крайне левая оппозиция Горе, монтаньярам. Возникло пестрое противоречивое движение. Ядром его оказалась группа кордельеров. Это не старый Клуб кордельеров, хотя по-прежнему собрания и встречи происходят в том же здании монастыря. Дантон, некогда возглавлявший старых кордельеров, далек от новых. Часто с ними выступают «бешеные»: Жак Ру, Варле, Леклерк, организатор Общества революционных женщин Клэр Лакомб. Их поддерживает народ, но они не располагают союзниками в буржуазном Конвенте; нет у них и никаких вооруженных сил. У них лишь газеты.

Кордельеры несравненно сильнее. Они опираются не только на недовольство народа, но и на поддержку влиятельных чиновников. Смерть Марата способствовала их резкому оживлению. Эбер прямо заявил: «Если нужен наследник Марата, если нужна вторая жертва, она готова и покорна судьбе: это я». Кордельеры думают, что теперь близок час их выдвижения к власти.

Они чувствуют свою силу, поскольку их лидер, друг Эбера, Венсан является генеральным секретарем военного министерства. Этот сын тюремного сторожа, несмотря на свою карьеру, близок к народу, конкретно он связан с мелкими чиновниками, активно включившимися в Революцию. В своем министерстве он устраивает много верных санкюлотов. Вместе с ним действует Ронсен, завоевавший популярность молниеносной карьерой. В юные годы он служил в королевской армии, потом стал писать театральные пьесы. Выдвинулся в Революции 10 августа. Затем находился с армией в Бельгии, возглавил одно из бюро военного министерства. В мае 1793 года отправился воевать в Вандею, где быстро стал генералом. В сентябре возвращается в Париж, чтобы возглавить революционную армию, которая отправится отвоевывать мятежный Лион. Вокруг него группируется много сторонников.

Кордельеры опираются также на поддержку Коммуны Парижа. Мэр Паш симпатизирует кордельерам. Прокурор Коммуны Шометт тоже выдвинулся 10 августа, он пользуется любовью санкюлотов за внимание к их заботам, за личную скромность. Склоняется к группе кордельеров и Анрио, которого только что официально избрали командующим Национальной гвардией Парижа. Наконец, группа имеет свою прессу, прежде всего популярнейшую газету «Пер Дюшен» Эбера. Он также выдвинулся после революции 10 августа.

Таковы основные фигуры кордельеров, стремящихся использовать народное недовольство, чтобы вытеснить руководящую группу монтаньяров в Конвенте и в его комитетах. Это своего рода конфликт поколений: кордельеры воплощают поколение 10 августа, позднее вступившее в Революцию и недовольное «изношенным» руководством поколения революционеров 89-го года. Наиболее дальновидные из монтаньяров чувствуют в кордельерах реальную опасность. Возможно, раньше всех это понял Робеспьер.

5 августа в Якобинском клубе Робеспьер открывает новую кампанию против «бешеных» Ру и Леклерка, как наиболее уязвимых. Он осуждает этих «новых людей, свежеиспеченных патриотов, стремящихся оклеветать перед народом его самых старых друзей… Посредством ярко патриотических фраз, произнесенных с блеском и энергией, им удается убедить народ, что его новые друзья более преданы ему, чем остальные». Далее