Повести - Быков Василь Владимирович

- Какой хутор сожжен?

- Ну тот, Кульгаев или как его? Который под лесом.

- Верно. Кульгаев сожжен. Немцы сожгли. А Кульгай и все кульганята расстреляны.

«Слава богу, не придется взять грех на душу», - с облегчением подумал Рыбак.

- Как оказались в Лесинах?

- Обыкновенно. Набрели ночью, ну и... зашли к старосте.

- Так, так, понятно, - соображая что-то, прикинул следователь. - Значит, шли к старосте?

- Нет, почему? Шли на хутор, я же сказал...

- На хутор. Понятно. А кто командир банды? - вдруг спросил следователь и, полный внимания, замер,

вперив в него жесткий, все замечающий взгляд.

Рыбак подумал, что тут уж можно солгать - пусть проверят. Разве что Сотников...

- Командир отряда? Ну этот. . Дубовой.

- Дубовой? - почему-то удивился следователь.

Рыбак продолжительным взглядом уставился в его глаза. Но не затем, чтобы уверить следователя в

правдивости своей лжи, важно было понять: верят ему или нет?

- Прохвост! Уже с Дубовым снюхался! Так я и знал! Осенью не взяли, и вот, пожалуйста...

Рыбак не понял: кого он имеет в виду? Старосту? Но как же тогда? Видно, он здесь что-то напутал...

Однако размышлять было некогда, Портнов стремительно продолжал допрос:

- Где отряд?

- В лесу.

Тут уж он ответил без малейшей задержки и прямо и безгрешно посмотрел в холодно-настороженные

глаза следователя - пусть уверится в его абсолютной правдивости.

- В Борковском?

- Ну.

(Дураки они, что ли, сидеть в Борковском лесу, который хотя и большой, но после взрыва моста на

Ислянке обложен с четырех сторон. Хватит того, что там осталась группа этого Дубового, остатки же их

отряда перебрались за шестнадцать километров, на Горелое болото.)

203

- Сколько человек в отряде?

- Тридцать.

- Врешь! У нас есть сведения, что больше.

Рыбак снисходительно улыбнулся. Он почувствовал надобность продемонстрировать легкое

пренебрежение к неосведомленности следователя.

- Было больше. А сейчас тридцать. Знаете, бои, потери...

Следователь впервые за время допроса довольно поерзал в кресле:

- Что, пощипали наши ребята? То-то же! Скоро пух-перо полетит от всех вас.

Рыбак промолчал. Его настроение заметно тронулось в гору; кажись, от Сотникова они немного

узнали, значит, можно насказать сказок - пусть проверяют. Опять же было похоже на то, что следователь

вроде начал добреть в своем отношении к нему, и Рыбак подумал, что это его отношение надобно как-то

укрепить, чтобы, может, еще и воспользоваться им.

- Так! - Следователь откинулся в кресле. - А теперь ты мне скажи, кто из вас двоих стрелял ночью?

Наши видели, один побежал, а другой начал стрелять. Ты?

- Нет, не я, - сказал Рыбак не слишком, однако, решительно.

Тут уже ему просто неловко было оправдываться и тем самым перекладывать вину на Сотникова. Но

что же - брать ее на себя?

- Значит, тот? Так?

Этот вопрос был оставлен им без ответа - Рыбак только подумал: «Чтоб ты издох, сволочь!» Так хитро

ловит! Да и на самом деле, что он мог ответить ему?

Впрочем, Портнов не очень и настаивал.

- Так, так, понятно. Как его фамилия?

- Кого?

- Напарника.

Фамилия! Зачем бы она стала ему нужна, эта фамилия? Но если Сотников не назвал себя, то, видно,

не следует называть его и ему. Наверно, надо было как-либо соврать, да Рыбак не сразу сообразил как.

- Не знаю, - наконец сказал он. - Я недавно в этом отряде...

- Не знаешь? - с легким упреком переспросил Портнов. - А староста этот, говоришь, Сыч? Так он у вас

значится?

Рыбак напряг память - кажется, он даже и не слышал фамилии старосты или его клички.

- Я не знаю. Слышал, в деревне его зовут Петр.

- Ах, Петр.

Ему показалось, что Портнов этот какой-то путаник, но тотчас он сообразил: следователь хочет

запутать его.

- Так, так. Значит, родом откуда? Из Могилева?

- Из-под Гомеля, - терпеливо поправил Рыбак. - Речицкий район.

- Фамилия?

- Чья?

- Твоя.

- Рыбак.

- Где остальная банда?

- На... В Борковском лесу.

- Сколько до него километров?

- Отсюда?

- Откуда же?

- Не знаю точно. Километров восемнадцать будет.

- Правильно. Будет. Какие деревни рядом?

- Деревни? Дегтярня, Ульяновка. Ну и эта, как ее... Драгуны.

Портнов заглянул в лежащую перед ним бумажку.

- А какие у вас связи с этой... Окунь Авгиньей?

- Дёмчихой? Ей-богу, никаких. Просто зашли перепрятаться, ну и поесть. А тут ваши ребята...

- А ребята и нагрянули! Молодцы ребята! Так, говоришь, никаких?

- Точно никаких. Авгинья тут ни при чем.

Следователь бодро вскочил из-за стола, локтями поддернул сползавшие в поясе бриджи.

- Не виновата? А вас принимала? На чердаке прятала? Что, думаешь, не знала, кого прятала?

Отлично знала! Покрывала, значит. А по законам военного времени что за это полагается?

Рыбак уже знал, что за это полагается по законам военного времени, и подумал, что, пожалуй,

придется отказаться от непосильного теперь намерения выгородить Дёмчиху. Было очевидно, что на

каждую такую попытку следователь будет реагировать, как бык на красный лоскут, и он решил не

дразнить. До Дёмчихи ли тут, когда неизвестно, как выкарабкаться самому.

- Так, хорошо! - Следователь подошел к окну и бодро повернулся на каблуках; руки его были засунуты

в карманы брюк, пиджак на груди широко распахнулся. - Мы еще поговорим. А вообще должен признать:

парень ты с головой. Возможно, мы сохраним тебе жизнь. Что, не веришь? - Следователь иронически

ухмыльнулся. - Мы можем. Это Советы ничего не могли. А мы можем казнить, а можем и миловать.

Смотря кого. Понял?

204

Он почти вплотную приблизился к Рыбаку, и тот, почувствовав, что допрос на том, наверно, кончается,

почтительно поднялся со стула. Следователь был ему по плечо, и Рыбак подумал, что с легкостью

придушил бы этого маломерка. Но, подумав так, он почти испугался своей такой нелепой тут мысли и с

деланной преданностью взглянул в живые, с начальственным холодком глаза полицейского.

- Так вот! Ты нам расскажешь все. Только мы проверим, не думай! Не наврешь - сохраним жизнь,

вступишь в полицию, будешь служить великой Германии...

- Я? - не поверил Рыбак.

Ему показалось, что под ногами качнулся пол и стены этого заплеванного помещения раздались

вширь. Сквозь минутное замешательство в себе он вдруг ясно ощутил свободу, простор, даже легкое

дуновение свежего ветра в поле.

- Да, ты. Что, не согласен? Можешь сразу не отвечать. Иди подумай. Но помни: или пан, или пропал.

Гаманюк!

Прежде чем он, ошеломленный, успел понять, что будет дальше, дверь раскрылась, и на пороге

вырос тот самый Стась.

- В подвал!

Стась дурашливо уставился на следователя.

- Так это... Будила ждет.

- В подвал! - взвизгнул следователь. - Ты что, глухой?

Стась встрепенулся.

- Яволь в подвал! Биттэ, прошу!

Рыбак вышел, как и входил, в крайней растерянности, на этот раз, однако, уже по другой причине.

Хотя он еще и не осознал всей сложности пережитого и в еще большей степени предстоящего, но уже

чувствовал остро и радостно - будет жить! Появилась возможность жить - это главное. Все остальное -

потом.

- Гы, значит, откладывается? - дернул его за рукав полушубка Стась, когда они вышли во двор.

- Да, откладывается! - твердо сказал Рыбак и впервые с вызовом посмотрел на красивое,

издевательски-улыбчивое лицо полицая.

Тот хохотнул хрипловатым, вроде козлиного блеяния, голосом.

- Никуда не денешься! Отдашь! Добровольно, но обязательно - требуха из тебя вон!

«Дурной или прикидывается?» - подумал Рыбак. Но Стась теперь мало беспокоил его: у него

появился защитник.