Анжелика - Серж Голон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще-то, поскольку через несколько минут вас уже не будет в живых, я не вижу причины быть с вами излишне бесчеловечным, – проговорил он сладким голосом. – Сударыня, вы не так уж несведущи, как утверждаете. Вы великолепно догадываетесь, чей приказ привел нас сюда.
– Приказ короля? – воскликнула Анжелика с притворной почтительностью.
Филипп Орлеанский пожал хилыми плечами.
– Самое большее, на что способен король, – это засадить в тюрьму тех, зависть к кому в нем разжигают. Нет, сударыня, это приказ не его величества.
– Но кто же еще может приказать брату короля?
Принц вздрогнул.
– Я нахожу, что вы слишком дерзки, сударыня, так разговаривая со мной. Вы меня оскорбляете!
– А я нахожу, что вы, вся ваша семья слишком обидчивы, – ответила Анжелика с яростью, которая подавила в ней страх. – Вам оказывают почести, вам угождают, а вы оскорбляетесь, потому что тот, кто принимает вас, кажется вам богаче, чем вы. Вам преподносят подарки – какая дерзость! Вам недостаточно низко поклонились – опять дерзость! Не хотят, разоряя государство, выпрашивать милостыню, жить с протянутой рукой, как живет весь ваш придворный птичник, – оскорбительное высокомерие! Честно, до последнего су платят налоги – вызов! Вы просто сборище мелочных людишек, вы, и ваш брат-король, и ваша мать, и все ваши бесчестные предатели-родственники: Конде, Монпансье, Суассон, Гиз, Лоррен, Вандом…
Задохнувшись, Анжелика остановилась.
Приподнявшись на своих высоких каблуках, словно задиристый молодой петух, задетый за живое, Филипп Орлеанский взглянул на шевалье де Лоррена:
– Вы когда-нибудь слышали, чтобы с такой оскорбительной неучтивостью отзывались о королевской семье?
Лицо шевалье де Лоррена исказила жестокая улыбка.
– Брань не убивает, ваше высочество. Итак, сударыня, пора кончать.
– Но я хочу знать, почему я умираю, – продолжала настаивать Анжелика.
И торопливо добавила, решившись на все, лишь бы выиграть несколько минут:
– Из-за мессира Фуке?
Филипп Орлеанский удовлетворенно улыбнулся.
– О, память вернулась к вам? Значит, вам известно, почему мессиру Фуке так необходимо ваше молчание?
– Я знаю лишь одно: несколько лет назад я сорвала заговор, целью которого было – уничтожить, отравить вас лично, ваше высочество, а также короля и кардинала. И теперь я горько сожалею об этом, сожалею, что мессиру Фуке и принцу Конде не удалось выполнить своих намерений.
– Итак, вы во всем признаетесь?
– Мне не в чем признаваться. Предательство этого лакея позволило вам узнать то, что знала одна я и что я доверила своему мужу. Некогда я спасла вам жизнь, ваше высочество, и вот ваша благодарность!
Тень колебания промелькнула на женственном лице юноши. Эгоист по натуре, он был особенно чувствителен ко всему, что касалось его особы.
– Что было, то прошло, – сказал он неуверенным голосом. – С тех пор мессир Фуке сделал для меня много добра. И я считаю своим долгом помочь ему устранить нависшую над ним угрозу. Поверьте, сударыня, я очень огорчен, но сейчас слишком поздно. Почему вы не приняли разумного предложения мессира Фуке, которое он сделал вам через госпожу де Бове?
– Но я поняла, что тогда мне пришлось бы оставить своего мужа на произвол судьбы.
– Безусловно. Такого человека, как граф де Пейрак, можно заставить молчать, только замуровав его в тюрьме. А вот женщина ради роскоши и поклонников быстро забывает то, что следует забыть. Но теперь все равно уже поздно. Итак, сударыня…
– А если я вам скажу, где находится ларец? – предложила Анжелика, схватив принца за плечи. – Вы и только вы, ваше высочество, будете владеть тайной, с помощью которой сможете держать в страхе и повиновении самого мессира Фуке, в ваших руках будет свидетельство измены стольких знатных вельмож, которые сейчас смотрят на вас свысока, не принимают вас всерьез…
Глаза принца загорелись, он облизнул языком губы. Но теперь уже шевалье де Лоррен схватил его и притянул к себе, словно вырывая из-под губительной власти Анжелики.
– Берегитесь, ваше высочество. Не дайте этой женщине уговорить себя. С помощью лживых обещаний она хочет выскользнуть из наших рук, оттянуть казнь. Пусть она лучше уносит свою тайну в могилу. Обладая ею, вы наверняка стали бы весьма могущественным, но дни ваши были бы сочтены.
Прижавшись к груди своего фаворита, счастливый от мысли, что находится под его защитой, Филипп Орлеанский размышлял.
– Как всегда, любовь моя, вы правы, – вздохнул он. – Ну что ж, выполним свой долг. Сударыня, что вы предпочитаете: яд, шпагу или пистолет?
– И решайте поскорее, – с угрозой добавил шевалье де Лоррен, – иначе мы сделаем выбор сами.
Мелькнувшая было надежда угасла, и Анжелика снова оказалась перед жестокой реальностью, где для нее не было выхода.
Перед ней стояли трое мужчин. Малейшее ее движение предупредит либо шпага шевалье де Лоррена, либо пистолет Клемана. До шнура звонка ей не дотянуться. За дверью, в галерее, не слышались ничьи шаги. Щемящую тишину нарушал лишь треск поленьев в камине да стук дождя по стеклу. Сейчас убийцы набросятся на нее. Анжелика перевела взгляд с пистолета на шпагу. Нет, это верная смерть. Может, выбрать яд? Ведь она уже больше года принимает крошечную дозу яда, который приготовлял для нее Жоффрей.
Она протянула руку, стараясь, чтобы та не дрожала.
– Яд! – прошептала она.
Поднеся стакан ко рту, она заметила, что на дне его образовался осадок с металлическим блеском. Осторожно, стараясь не взболтать, она выпила едкую, жгучую жидкость.
– А теперь оставьте меня одну, – проговорила она, опустив стакан на столик.
Она не чувствовала никакой боли. «Наверно, ужин у принцессы Генриетты пока что защищает желудок от действия яда», – подумала Анжелика. Она еще не потеряла надежду ускользнуть от своих палачей и избежать мучительной смерти.
Она упала на колени перед принцем.
– Сжальтесь надо мной, ваше высочество. Пришлите ко мне священника. Я умираю, я уже не в силах даже ползти. Теперь вы можете быть спокойны, мне от вас не уйти. Но не дайте мне умереть без покаяния. Бог вам не простит, если вы бесчестно лишите меня последнего причастия.
И она принялась кричать душераздирающим голосом:
– Священника! Священника! Бог вам не простит!
Она увидела, что Клеман Тоннель побледнел И, отвернувшись, перекрестился.
– Она права, – растерянно сказал принц. – Какая нам польза от того, что мы лишим ее последнего утешения причастием? Успокойтесь, сударыня. Я предвидел вашу просьбу. В соседней комнате находится священник, я сейчас пришлю его к вам.
– Уйдите, мессиры, – умоляла Анжелика жалобным, преувеличенно слабым голосом, держась рукой за живот, словно ее скрутило от острых приступов боли. – Сейчас я лишь хочу успокоить свою душу, примириться с судьбой. Но если перед моими глазами будет хоть один из вас, я чувствую, что не смогу простить своим врагам. О, как я страдаю! Боже, сжалься надо мной!