Я не Поттер! - Марина Броницкая

— Гарри, а ты знаешь, что крысы — теплолюбивые существа?

Драко воспрял духом.

— Да вот если даже меня взять. Я ведь не крыса, а тоже теплолюбивый. Интересно, правда?

Не то чтобы сравнение удачное, но я и сам уже не знал, что мне делать. Как видно, Короста единственная, кого не заботил усиливающийся дождь. Еще бы — она сладко спала за пазухой рыжего и никак не реагировала на заботу о своем здоровье.

Сделав вид, что мне смешно, тепло и хорошо, я прохрипел уже давно простуженным голосом:

— А ты её спроси! — и глупо хихикнул, обращаясь к Рону. — Если ответит, идем в замок, обещаю.

Уизли на полном серьезе вытянул крысу, поднес её к лицу и внимательно рассмотрел. Потревоженная тварь, то есть Питер, с которым накануне у меня произошел серьезный разговор, очнулся от спячки и, не дожидаясь вопроса, ответственно впился зубами в веснушчатый нос своего владельца. Тот, понятное дело, заорал, выпустил теплолюбивого Петтигрю, и схватился за поврежденный орган. Любовь к животным победила быстро, и когда Рон бросился за улепетывающей крысой, а она точно знала, куда же ей бежать, мы рванули за ним. Питер знал местность хорошо, я заставлял его прогуливаться по этим холмам три ночи подряд, и вскоре мы все приблизились к самому противному дереву на свете — Гремучей иве.

Вот как раз под её ветвями Рон пропажу и настиг — упал, схватил крысу и принялся журить.

— Ну, ты чего такая нервная, а? Чего я тебе сделал то?!

Я переминался с ноги на ногу, сгорая от нетерпения, пока Драко верещал:

— Берегись! — и тыкал указательным пальцем, пытаясь привлечь внимание рыжего к дереву–убийце.

Но кинуться на выручку и начать борьбу мы так и не смогли. Откуда‑то сзади, с шумом рассекая воздух, нас перепрыгнул огромный черный пес. Мы еле успели пригнуться и, если честно, было действительно страшно. Шерсть животного блестела в лунном свете, клыки пугали, а глухое рычание так и вовсе — парализовало своей злобой. Рон повел себя странно, наверное, гены сыграли свою роль. Вместо того чтобы бежать, он… накрыл собой Коросту!

— Придурок! — визжал Драко чистую правду. — А–а-а!

Уверен, после всего пережитого Драко начнет фальцетом разговаривать. Я бы, например, так громко кричать не стал, голос беречь надо. Подумаешь, Уизли собака по земле тащит…

— А–а-а! — настал мой черед издавать громкие звуки.

До моего сознания картинка с ногой Рона, той, что в пасти пса, дошла не сразу.

Черт, он же откусить её может!

Догнав Малфоя уже у входа в Визжащую хижину, я выхватил палочку и остановил дерево, грозившее нам неминуемой гибелью. Дети преподавателей знают много секретов, и секретный сучок–рычаг на самой длиной ветке — один из них.

— Ты почему сразу так не сделал?! — возмутился перепуганный Драко, лежа в грязи. Он попытался схватить руку Уизли, прыгнул, но не успел, и Рон скрылся в зияющей темноте проема. — Вперед!

Мне осталось только таращиться на то место, где только что барахтался якобы трусливый блондин. Нет, что‑то в нем не так…

— Подожди! — и я прыгнул вслед за приятелем в отверстие у корней ивы.

Не знаю, откуда в Драко столько прыти, но я еще не успел как следует отряхнуться от листьев, древесной трухи и еще бог знает чего, а тот уже стоял ровно и строгим голосом интересовался:

— Куда ведет этот ход? — кивнул он в сторону ступенек.

Точь–в-точь аристократ, указывающей слуге на его место и обязанности перед ним, великим.

— В Визжащую хижину, вроде…

— Вперед!

— Это что, твое слово–паразит?!

Но Драко не реагировал на мои реплики возмущения, а поднялся по лестнице и упрямо пытался подтянуться за края чердачного лаза, что удалось ему с третьей попытки, и уже оттуда подал мне руку.

— Ну? Где ты там?

В помещение, откуда раздавались стоны Уизли, мы вошли уже плечом к плечу. Грязная пыльная комната, дырки в прогнившем полу, затхлый запах тряпья и рыжий в углу не произвели на меня впечатления — я ждал.

Драко кинулся к рыдающему страдальцу.

— Рон, ты живой?! А собака, где она?

— Ребята, это ловушка! Он анимаг!

Дрожащей рукой Уизли ткнул мне за спину, и я замер в ожидании встречи, без которой предпочел бы обойтись, если бы не много–много разных «но»…

Глава 23

Во мне что‑то дрогнуло, что‑то непозволительное, а потому опасное, и я… испугался. Нет, не человека в лохмотьях, демонстрирующего нам широкую улыбку и насквозь гнилые черные зубы. Если и существует на свете кто‑то, кого я обязан жалеть, то он передо мной, и вот прямо в эту секунду задача выполнена. Я испугался страха, а он нарастал внутри, как снежный ком, и каждый мой брошенный на Сириуса взгляд выполнял роль снежинки, из тысяч которых и состоял. Зажмуриться мне не позволил разум, не время совершать глупости, и я просто стоял, безвольно опустив руки и широко распахнув глаза. Все заготовленные речи, гримасы и позы… все растворилось в этой улыбке. Высокий, костлявый, израненный мужчина со спутанными грязными волосами и огромными серыми глазами, сияющими живым и теплым огнем. Он смотрел на меня, как на подарок, на поиски которого у него ушла вся жизнь. На меня никто и никогда не смотрел так, даже папа. Сглотнув, я ощутил колющую боль в области сердца, не выдуманную и не еле слышную, а настоящую, такую, от которой хотелось упасть на колени и выть.

В жизни много чего может случиться внезапно, так, что мы и не заметим, приняв крутой поворот судьбы за что‑то само собой разумеющееся. Это и встреча отца и Лили Эванс возле пруда на заднем дворе, и дождь промозглым зимним вечером в их самую последнюю встречу, и даже гордыня Поттера, погубившая мать. В самом деле, он же не знал, что черта характера сослужит ему настолько плохую службу, что проводит его, молодого парня, на кладбище — под землю и надгробный камень? Уверен, Альбус частенько хвалил Джеймса, когда тот еще учился в школе, и хитро улыбался, глядя на его выходки, как сейчас он смотрит на Симуса — главного заводилу и балагура, смеющегося в основном тогда, когда какой‑нибудь не грифиндорец спотыкается и падает. Видимо, мне все же не стоило строить для Блэка лабиринт обмана, я рискую заблудиться в нем сам. Ведь секунду назад меня пробила холодная дрожь и в голову пришла одна простая, но жуткая мысль — мне не за что любить отца…

У него дрожали руки, наверное, последствия проведенных в сырости лет, да и неуверенный шаг, сделанный мне на встречу — все говорило о том, что мужчина стоит на ногах лишь благодаря силе воле. Как же он умудрился её сохранить, отбывая срок за преступление, которого не совершал? От него отвернулись и отреклись, а он стоит и улыбается. Идиот! Я кричал, не издав и звука, и рыдал, не обронив ни единой слезинки. Побег организовал Альбус Дамблдор, и мне не нужны доказательства, я сам себе — доказательство.