Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Описать эти чудеса невозможно, можно было их видеть, как видел московский народ, сотнями тысяч запрудивший все улицы. Что творилось на Красной площади и набережной Москвы-реки, между Москворецким и Каменным мостами, и представить было невозможно. Несметные волны народа, одна за другой, так и неслись к Кремлю из окраин и предместий, останавливая движение экипажей и приводя в смущение полицию. Это была стихия в полном смысле этого слова, но стихия не безумная, а отдававшая себе отчет, куда она стремится. Она стремилась к Кремлю, стремилась увидеть хотя бы мельком, хотя бы одним глазком царствующую коронованную чету.

15-го мая в 10 часов 30 минут дня состоялся высочайший прием чрезвычайных послов и посланников, прибывших после 10-го мая, а с 11 часов 30 минут до 3 часов дня их величества принимали поздравления от целого ряда делегаций со всей России. Прием происходил в Андреевском тронном зале. В 7 часов вечера был обед в Грановитой палате для духовенства и особ первых 2-х классов.[391]

Я не был дежурным и потому был свободен от службы, весь день я провел со своими друзьями преображенцами, которых великий князь любезно устроил у себя в генерал-губернаторском доме, было целое общежитие для них.

В 9 часов опять зажглась иллюминация, опять несметные толпы народа окружали Кремль.

16-го мая был высочайший прием папского нунция, а затем опять прием поздравлений от различных депутаций. Вечером был куртаг, так назывался высочайший выход чрез все залы и Грановитую палату. Состоялся посольский прием, подавали чай, фрукты, мороженое. Было удивительно красиво. Мы все, адъютанты, были приглашены.

17-го мая с 1 часу дня до 3 часов 30 минут их величествам в Андреевском тронном зале приносили поздравления дамы.

В 4 часа императорские регалии были торжественно перенесены из Андреевского зала в Оружейную палату, а вечером в Большом театре состоялся парадный спектакль. Это был верх блеска и великолепия. Сени и главные лестницы фойе – сплошные стены зелени. Мирты, пальмы, латании, ряд цветущих растений украшали фойе. За фойе – царские комнаты с гобеленами. Зрительная зала была поразительна. Бенуар, первые два яруса полны были красивых туалетов. В первом ярусе, сбоку, сидели: бухарский эмир, хивинский хан, корейское посольство, в третьем – военные, в четвертом виднелись золотые мундиры камергеров и камер-юнкеров и далее в пятом ярусе – в парадизе[392] волостные старшины, среди них и типичные фигуры представителей Азии в оригинальных костюмах и халатах. Партер: в первом ряду члены Государственного Совета – между ними шесть андреевских кавалеров, следующие все одни александровские ленты; в шестом ряду красной нитью выделялись сенаторские мундиры. В местах за креслами сидели генерал-лейтенанты. Занавес изображал вид на Москву с Воробьевых гор. Боковые царские ложи заняли великие князья, великие княгини. Государь и государыня Александра Федоровна сели в среднюю ложу.

Раздалось потрясающее «ура» всей публики. Оркестр заиграл гимн. Первой пьесой шел акт из «Жизни за царя» и финал – превосходная картина начала шествия царя Михаила Федоровича. В сцене толпы народа. Звон переливающихся колоколов сопровождал знаменитое «Славься». Второй пьесой был новый балет Петипа, музыка Дриго, «Волшебная жемчужина». Красивые группы и па, приятная музыка, эффектный апофеоз.

Спектакль кончился ровно в 11 часов. Едва их величества после апофеоза встали с мест, как в зале раздалось громкое «ура». Их величества, милостиво кланяясь, вышли из ложи. В зале раздались воодушевленные крики: «Гимн! Гимн!» Взвился занавес, музыканты оркестра снова обернулись лицом к царской ложе и зала театра огласилась звуками «Боже, царя храни».

Государь с государыней вошли опять в ложу и снова приветливо кланялись блестящему собранию, явившемуся со всех концов русской земли. «Ура» огласило театр и, вихрем вырвавшись оттуда, было подхвачено десятками тысяч народа на улицах и бурей понеслось до самого дворца.

По выходе из театра взорам представилась великолепная картина иллюминации всех окруживших театр, зданий; великолепным заревом разнообразного бенгальского огня обливалась вся площадь.

В этот день я был дежурным, и потому никуда от великого князя не отлучался.

18 мая, в субботу, назначено было народное гулянье на Ходынском поле. Гулянье это было устроено на площади приблизительно на квадратную версту. Почти прямо против Петровского дворца устроен был Императорский павильон, сооруженный в древнерусском стиле, кругом павильона был разбит садик с цветущими растениями и лавровыми деревьями. По обеим сторонам павильона были выстроены две трибуны, каждая в 400 мест для чинов высшей администрации, а вдоль Петровского шоссе две трибуны для публики с платными местами по 5000 мест в каждой. Эти сооружения оставались на Ходынском поле и по окончании гуляния и парада. Затем по всему полю были раскинуты всевозможные театры, крытые сцены, цирки, качели, карусели, буфеты, ипподром для конских ристалищ и т. д.

Но главное, что привлекало народ, – это был ряд буфетов, их было несколько сот, они предназначались для раздачи населению царских подарков в виде художественно исполненных эмалированных кружек, тарелок и иных гостинцев. Вот по поводу этих подарков и ходили в народ легендарные слухи, будто эти кружки будут наполнены серебром, а иные говорили, что и золотом. Не только со всей Москвы и Московской губернии, но соседних, ближайших губерний, шел народ густыми толпами, некоторые ехали целыми семьями на телегах, и все это шло и шло на Ходынку, чтобы увидать царя, чтобы получить от него подарок. За несколько дней до праздника можно было уже видеть на этом поле биваки крестьян и фабричных, расположившихся то тут, то там, многие пришли издалека.

Весь день, 16 и 17 числа, со всех направлений, во все заставы, шел непрерывно народ, направляясь к месту гуляний. К вечеру 17-го была такая масса, что все поле было густо покрыто народом, народу собралось более миллиона. Самое большое скопление было, конечно, возле буфетов, из которых с 10-ти часов утра должна была начаться раздача царских подарков. Народ, боясь пропустить очередь, занял места с вечера, стал плотной массой перед закрытыми барьерами, стал какими-то неудачными треугольниками. Между тем буфеты эти были устроены так, что между десятками буфетов под одной крышей имелись полуторааршинные проходы, через которые предполагалось пропускать со стороны Москвы народ на гулянье, вручая каждому узелок с угощениями и посудой.

Параллельно буфетам тянулась, начиная от шоссе, глубокая, с обрывистыми краями и аршинным валом, канава, которая против первых буфетов превращалась в широкий ров саженей в 30, и тянулся он вдоль всех буфетов, оставляя на всем своем протяжении площадку перед буфетами шириной шагов 50. На этой площадке, по-видимому, комиссия наивно и предполагала установить народ для вручения ему узелков и пропуска внутрь круга. Но, конечно, предположение это не могло оправдаться. На этой площадке не могла установиться и тысячная доля народа, собравшегося на гулянье.