История спасения - Елена Другая

— Милый мой, — снисходительно усмехнулся Стефан. — Меня поражает твоя наивность. Ты слышал от своей не по годам мудрой жены то, что хотел слышать, именно это она и вливала тебе в уши, поверь мне. Я знаю этот мир и знаю женщин. Сара меня ненавидит всей своей душой. Представь, как тяжело ей высказывать обратное. У меня к тебе есть одна просьба — сделай, пожалуйста, так, чтобы мы с ней никогда не пересекались.

— Ты напрасно так, — горячо вскричал Равиль. — Если бы она тебя ненавидела, то назвала бы своего старшего сына, которого я усыновил, твоим именем? Ты не прав, Стефан.

— Может, в чем-то и не прав, но, все равно, я не имею никакого права вмешиваться в уклад твоей семейной жизни.

Оба мужчины замолчали, невольно прослезившись и осмысливая все то, что с ними произошло за эти годы.

— Что же с твоей женой и дочкой? — наконец, после значительно затянувшейся паузы, осмелился спросить у него Равиль. — Извини, это, конечно же, совсем не мое дело, но…

— Нормально, — высокомерно бросил ему Стефан и приосанился. — Конечно, ты мне совсем не чужой человек, и я все тебе расскажу. В общем, вышло так, что после войны отец мой, старый Краузе, стал болеть. Так как Ганс погиб, что было зафиксировано документально, единственным его наследником являлся именно я. Анхен никак юридически не могла подтвердить, что является моей женой, и поэтому, хоть и жила в нашем фамильном особняке, но материально бедствовала. Отец мой, который, к слову, всегда ненавидел женщин, не признавал никаких ее прав, а ведь ей нужно было с чего-то оплачивать все расходы и содержать сам дом. Анхен не имела никаких подтверждений нашего брака, оформленного между нами в лагере, также, как и факта моей смерти, поэтому и искала мои следы по всей Европе. И вот, примерно год назад, мой отец скончался. Тогда ей пришло в голову начать мои розыски именно там, где жил ты, и это ее мероприятие, как ты сам удостоверился, увенчалось полным успехом. После я поехал с ней в Берлин, чтобы развестись и разрешить попутно все назревшие материальные вопросы.

— Развестись? — пораженно спросил Равиль. — Так вы… Развелись?

— Разумеется. Я дал ей свободу, переписав на нее, заодно, все наше фамильное состояние.

— А… А дочка твоя? Как она, что с ней?

— Это отдельный разговор, — усмехнулся Стефан. — Я претерпел с женой жуткий скандал, когда решил осмотреть семилетнюю девочку голой, естественно, чтобы не травмировать ребенка, под тем предлогом, что уложу ее спать. Осмотр превзошел все мои ожидания. Без сомнения, это наша девочка, она — Краузе. Она похожа и на нашу маму, и чем-то на меня самого. И у нее на попке оказалось родимое пятно, такое же, как у моего старшего брата, Ганса, овальной формы, которого у меня нет. Хоть Анхен и утверждала совсем обратное, я после этого всего лишь более утвердился в своих подозрениях, что Ева зачата не от меня, а от Ганса. Я знал, что Анхен одновременно спала с нами обоими. Накануне нашей с ней росписи, Ганс заявился к ней общежитие, избил ее и, по ее же словам, изнасиловал, требуя, чтобы она отказалась от идеи вступить со мной в брак. Мерзавцу, очевидно, повезло гораздо больше, чем мне. Я, в отличие от него, хоть и попал в нужное место, но, увы, не в подходящее время. Но, в целом, дорогой, я очень доволен и без всяких возражений признал девочку своей. Ведь она — точная копия моей матери, и носит в своей внешности черты присущие нашей породе Краузе. При этом Ева — весьма красивый, здоровый и на диво смышленый ребенок. А мы с Анхен, действительно развелись, и капитал разделили. Основную часть вместе с домом я оставил, конечно же, им, а сам продал нашу дачу вместе с гаражом и двумя автомобилями. Так что, все, Равиль. Мы разошлись с ней, как в море корабли.

— Ох! — только и мог выдохнуть Равиль, заодно отметив про себя, что немец совсем не удручен всеми случившимися событиями, наоборот, глаза офицера сияли особенным победоносным блеском.

— Мне нравится Анхен, — скупо пояснил Стефан. — Она — такая меркантильная и алчная сука, что я просто не устаю этому поражаться. А особенно я рад именно тому обстоятельству, что родилась дочь, так как все мужчины в нашей семье представляют из себя, как ты уже успел убедиться, моральных уродов. Слушай, Равиль, что же мы сидим? Я уже, если честно, успел проголодаться. Может, переместимся в ресторан?

— Тогда я угощаю, — восторженно заулыбался в ответ Равиль.

— Хорошо, на этот раз не имею ничего против. Покушаем, да обсудим заодно деловую часть нашей встречи. Мне ведь, в самом деле, нужна работа. Здесь, в Берне, как я заметил, настолько высокие цены, что без нее не прожить.

Равиль, который даже боялся дышать на него от счастья, немедля довез их на своем автомобиле до хорошего ресторана в центре города. Там они заняли отдельный столик. Еврей с таким обожанием взирал на своего немца, даже не пытаясь скрывать сияющую улыбку, что Стефана от этого невольно пробрало смехом.

— Так, — молодой мужчина энергично взялся за меню, — что ты будешь?

— Если можно, то отварную куриную грудку с тушеными овощами.

— И я себе тогда возьму то же самое. А вино? Красное или белое?

— Просто воду, я не пью, — постепенно мрачнея, буркнул Стефан.

Равиль изумленно приподнял брови, но задавать вопросов не стал, почтительно продолжив:

— Десерт, господин офицер? Шарлотку, штрундель, пирожки?

— Не надо десерта, — отмахнулся немец. — Просто чай без сахара.

— Какие тебе заказать сигары или же сигареты?

— Не курю, врачи мне запретили, — психанул внезапно Краузе. — Равиль, хватит, если что-то нужно будет, то я закажу себе сам!

Равиль, пораженный его вспышкой, притих и безропотно передал меню немцу. Тот некоторое время со скучающим видом его рассматривал, а потом сдался.

— Хорошо, закажи бутылку шнапса или водки. И еще пару крепких сигар. И мороженое. Правда, доктор запретил мне есть сладкое, да будь он проклят. Ненавижу. После того чудного местечка, извини, что напоминаю, где нас сказочным образом свела судьба, все врачи теперь у меня ассоциируются с моим старым добрым другом доктором Менгеле, и я им ни грамма не доверяю. Да и не все ли равно, сдохну я днем раньше, выпив, или же днем позже — не выпив. Ведь перед смертью, как известно, не надышишься. Я считаю, каждая человеческая жизнь подвластна определенной судьбе. По идее, я давно должен уже гнить в могиле. Так,