Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

XLIV

   И вотъ: по родственнымъ обѣдамъ   Развозятъ Таню каждый день   Представить бабушкамъ и дѣдамъ 4 Ея разсѣянную лѣнь.   Роднѣ, прибывшей издалеча,   Повсюду ласковая встрѣча,   И восклицанья, и хлѣбъ-соль. 8 «Какъ Таня выросла! Давно ль   Я, кажется, тебя крестила?   А я такъ на руки брала!   А я такъ за уши драла!12 А я такъ пряникомъ кормила!»   И хоромъ бабушки твердятъ:   «Какъ наши годы-то летятъ!»

8–14 Не совсем ясно, где и когда эти московские родственники могли видеть Татьяну ребенком. Мы можем предположить, что некоторые из них приезжали к Лариным в деревню.

11 А я так за уши драла! Ср.: Грибоедов, «Горе от ума», дейст. III, строки 391–92 (старуха Хлёстова):

Я помню, ты дитёй с ним часто танцевала,Я за уши его дирала, только мало.

XLV

   Но въ нихъ не видно перемѣны;   Все въ нихъ на старый образецъ:   У тетушки Княжны Елены 4 Все тотъ же тюлевый чепецъ;   Все бѣлится Лукерья Львовна,   Все то же лжетъ Любовь Петровна,   Иванъ Петровичъ также глупъ, 8 Семенъ Петровичъ также скупъ,   У Пелагѣи Николавны   Все тотъ же другъ, мосье Финмушъ,   И тотъ же шпицъ, и тотъ же мужъ;12 А онъ, все клуба членъ исправный,   Все также смиренъ, также глухъ,   И также ѣстъ и пьетъ за двухъ.

3–10 Тетя Алина (французское уменьшительное от Александры), кузина Полины Лариной, с которой мы уже встречались, и эта тетушка Елена — обе старые девы и, возможно, сестры; обе — из родовитой семьи (это могли быть княжны Щербацкие). Лукерья Львовна, возможно, другая двоюродная бабушка Татьяны. Любовь, Иван и Семен, очевидно — дети одних родителей, их отец — Петр, возможно, отец Дмитрия Ларина. Палагея, или Пелагея, дочь Николая, может быть кузиной либо госпожи Лариной, либо ее покойного мужа; а мосье Финмуш — домашним учителем детей Пелагеи.

12 клуба член исправный. Очевидно, член московского так называемого Английского клуба (который не был ни «английским», ни, строго говоря, вообще «клубом»), знаменитого своей хорошей кухней и игорными столами. В те времена в нем насчитывалось около шестисот членов. Этот московский Английский клуб не следует смешивать со значительно более модным петербургским Английским клубом, основанным 1 марта 1770 г. неким Корнелиусом Гардинером (в русских источниках — Гарнер), английским банкиром, в котором было триста членов.

XLVI

   Ихъ дочки Таню обнимаютъ.   Младыя граціи Москвы   Сначала молча озираютъ 4 Татьяну съ ногъ до головы;   Ее находятъ что-то странной,   Провинціяльной и жеманной,   И что-то блѣдной и худой, 8 А впрочемъ очень недурной;   Потомъ, покорствуя природѣ,   Дружатся съ ней, къ себѣ ведутъ,   Цѣлуютъ, нѣжно руки жмутъ,12 Взбиваютъ кудри ей по модѣ,   И повѣряютъ нараспѣвъ   Сердечны тайны, тайны дѣвъ,

2 Младые грации Москвы. Мелодичнейшая строка.

6 жеманной. Простота постороннего человека может произвести на людей впечатление неестественности.

8 впрочем. Русское слово является в его различных оттенках значения эквивалентом французских «d'ailleurs», «au reste» и «par contre» <«притом», «к тому же», «зато»>.

12 Московская и петербургская мода слепо следовали парижской и лондонской, так что уместно привести следующий отрывок из книги С. Уиллет Каннингтон «Одежда английских женщин в девятнадцатом веке» (Лондон, 1937), с. 95: «В течение всего десятилетия [1820–1830] происходило неизменное увеличение размеров [женской] головы, особенно в ширину. Волосы, вместо того чтобы свисать вертикально вниз локонами вдоль лица [как было модно в 1822 г.], теперь [ок. 1824 г.] взбивались буклями на висках, придавая лицу округлую форму».

XLVII.

   Чужія и свои побѣды,   Надежды, шалости, мечты.   Текутъ невинныя бесѣды 4 Съ прикрасой легкой клеветы.   Потомъ, въ отплату лепетанья,   Ея сердечнаго признанья   Умильно требуютъ онѣ. 8 Но Таня, точно какъ во снѣ,   Ихъ рѣчи слышитъ безъ участья,   Не понимаетъ ничего,   И тайну сердца своего,12 Завѣтный кладъ и слезъ и счастья,   Хранитъ безмолвно между тѣмъ,   И имъ не дѣлится ни съ кѣмъ.

XLVIII

   Татьяна вслушаться желаетъ   Въ бесѣды, въ общій разговоръ:   Но всѣхъ въ гостиной занимаетъ 4 Такой безсвязный, пошлый вздоръ,   Все въ нихъ такъ блѣдно, равнодушно;   Они клевещутъ даже скучно;   Въ безплодной сухости рѣчей, 8 Распросовъ, сплетенъ и вѣстей,   Не вспыхнетъ мысли въ цѣлы сутки,   Хоть невзначай, хоть наобумъ;   Не улыбнется томный умъ,12 Не дрогнетъ сердце хоть для шутки.   И даже глупости смѣшной   Въ тебѣ не встрѣтишь, свѣтъ пустой!

1 вслушаться. Трудный глагол для перевода. Он означает слушать чутким ухом, сосредоточиваться на том, что говорится, прилагать все возможное внимание.

XLIX

   Архивны юноши толпою   На Таню чопорно глядятъ,   И про нее между собою 4 Неблагосклонно говорятъ.   Одинъ, какой-то шутъ печальной   Ее находитъ идеальной,   И, прислонившись у дверей, 8 Элегію готовитъ ей.   У скучной тетки Таню встрѣтя,   Къ ней какъ-то В.... подсѣлъ   И душу ей занять успѣлъ.12 И близъ него ее замѣтя,   Объ ней, поправя свой парикъ,   Освѣдомляется старикъ.

1 Архивны юноши. Прозвище, данное другом Пушкина Соболевским (согласно пушкинскому черновику — МБ 2387 А, л. 22 — критических заметок осени 1830 г.), для обозначения его, Соболевского, коллег — молодых людей из дворянских семейств, получивших теплые местечки в Московском архиве коллегии иностранных дел (см. также коммент. к главе Второй, XXX, 13–14). Пушкинисты делали неуверенные попытки объяснить отношение пушкинских юношей к Татьяне тем, что Архив приютил группу литераторов (таких, как князь Одоевский, Шевырев и Веневитинов), погруженных в туман немецкой идеалистической философии, Пушкину чуждой. Однако в черновике (1–4) Пушкин заставил архивных юношей говорить о «милой деве» с восторгом.

Напомним, что педант и низкопоклонник Молчалин в «Горе от ума» Грибоедова тоже «числился по Архивам» (дейст. III, строка 165) или, как написал английский комментатор «Горя от ума» Д. Ф. Костелло, «состоял на службе в Государственном архиве» (Оксфорд, 1951, с. 177).

Пушкинский зоил — второстепенный поэт Михаил Дмитриев (см. коммент. к XXXVII, 2) — также служил там.

Служба эта была весьма условна; и выбор данного вида гражданского поприща молодыми людьми, не желавшими идти в армию, объяснялся тем, что из всех невоенных учреждений лишь Коллегия иностранных дел (к которой в Москве в то время относились только Архивы) считалась в 1820-е годы достойным местом службы для дворянина.