Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен

и, как и в предыдущий раз, судя по всему, сначала направились к Мемфису. Местные жители ненавидели македонскую династию, и по мере своего продвижения завоеватель набирал себе приспешников. Затем Антиох повернул на север и медленно стал приближаться к Александрии.

Однако, пока селевкидский царь перемещался между древних городов и роскошных полей дельты, прогремела последняя битва дома Антигона. Битва при Пидне (22 июня 168 г.) навеки завершила борьбу Персея и угасающей Македонии за статус независимого государства. Это полностью изменило ситуацию: Рим теперь был свободен и мог предпринять энергичные меры по поводу Египта. Гай Попилий Ленат, глава посольства, которое отправили в начале этого года, чтобы уговорить Антиоха отступить, ждал в Делосе исхода македонской войны, когда получил новости о Пидне. Он немедленно отплыл в Египет. Антиох почти уже добрался до Александрии; он пересек канопский рукав Нила в месте под названием Элевсин и разбил лагерь в пустынном регионе к востоку от города, когда прибыла римская миссия. Последовавшая затем историческая сцена была одной из тех, которую римская гордость вовеки не пожелала предать забвению. Антиох был готов принять Попилия – которого он знавал в Риме – со свойственной ему легкомысленной фамильярностью. Как только он увидел приближающихся к нему послов, он приветствовал Попилия громким и радостным голосом и протянул ему руку, как старому другу. Но римлянин подошел к царю с мрачным, каменным спокойствием. Он протянул Антиоху небольшую табличку, которую нес в руке, и кратко попросил его сначала прочитать ее. Антиох посмотрел на табличку: это было формальное решение сената о том, что у царя Антиоха надо потребовать уйти из Египта. Затем царь произнес одну из тех дипломатичных фраз, которые давались ему так легко, – что-то по поводу того, что он должен посоветоваться со своими друзьями. Но римлянин решился не давать ему спуску: к удивлению придворных, он провел своей тростью круг в песке вокруг царя – да или нет, пока не выйдешь из круга! Такие методы, безусловно, представляли собой новую разновидность дипломатии, и Антиох сломался. Когда он смог заговорить, то смог лишь сказать, что согласен на все. В следующую минуту римлянин уже тряс его руку и радостно расспрашивал, как у него дела[1446].

В течение ограниченного времени, предписанного посланниками, Антиох полностью ушел из Египта. «Недовольный и огорченный», он пошел обратно по палестинскому берегу[1447]. «Ибо в одно время с ним придут корабли Киттимские; и он упадет духом и возвратится»[1448]. А между тем римские послы отправились на Кипр, где силы Антиоха уже побеждали всех. Птолемей Макрон, правитель острова, перешел на сторону Селевкидов[1449]. Однако появление римских послов все это изменило. Они не ушли с острова, пока не увидели, как его покинул последний селевкидский воин. Стало ясно, что Рим поставил такое же жесткое ограничение на господство Селевкидов со стороны царства Птолемеев, как и в Малой Азии. Унижение в Элевсине было в какой-то мере хуже унижения при Магнесии.

После того как сенат поступил так с Антиохом, можно было предположить, что он будет несколько огорчен. Ничего подобного! – уверяли посланники царя, которые прибыли, чтобы поздравить Рим с победой над Персеем. Удовлетворение от того, что он угодил сенату, было столь велико, что никакое завоевание не казалось Антиоху достойным осуществления по сравнению с этим: приказы, которые передали ему римские послы, были все равно что божественные откровения. Сенат в ответ похвалил царя[1450].

Однако, если у Антиоха и отобрали самую суть его победы, он все-таки мог наслаждаться ее внешним блеском. В следующем году (167 до н. э.) Луций Эмилий Павел, завоеватель Македонии, отпраздновал триумфальные игры в Амфиполе, куда был приглашен весь греческий мир. В этом отношении Антиох не собирался позволять римлянам себя превзойти. Его послы вскоре явились вслед за послами Эмилия, приглашая греков на великое зрелище, которое греческий царь, завоеватель Египта, продемонстрирует в Дафне – антиохийском раю. Это приглашение привлекло огромные толпы со всех берегов Восточного Средиземноморья.

Эту процессию нам описали в некоторых подробностях. Первая часть состояла из военного парада: люди из множества наций во всевозможном роскошном вооружении, золоте, серебре, с чудесной вышивкой; лошади чистейшей нисской породы с уздечками и налобниками из золота, скифская кавалерия в панцирях, индийские слоны, гладиаторы. А затем последовала гражданская процессия – эфебы Антиоха в золотых коронах, тысяча волов, убранных для жертвоприношений, почти три сотни священных посольств из греческих городов, слоновые бивни, статуи всех возможных богов или полубогов, позолоченные или одетые в золотые одежды, аллегорические фигуры, великолепные сосуды, накрашенные женщины, которые разбрызгивали ароматы из золотых сосудов или ехали в носилках с золотыми ножками. Это было удивительное расточение сокровищ. Дионисий, госсекретарь (ἐπιστολογράφος), прислал тысячу рабов с серебряными сосудами: каждый весил не менее тысячи драхм.

Празднества – игры, представления гладиаторов, битвы диких зверей – продолжались целый месяц. Главный городской фонтан иногда струил вино[1451]. Отборные благовония подавали из золотых сосудов народу в гимнасиях совершенно бесплатно. Во дворце раскинули ложа для тысячи или полутора тысяч гостей.

Тут Антиох был в своей стихии. Он просто превзошел себя со своей безразличной фамильярностью. Царь настаивал на том, чтобы выполнять функции, которые было принято оставлять подчиненным, – он ездил во главе и в хвосте процессий, выкрикивал команды, стоял у врат дворца, чтобы приглашать гостей, распоряжался слугами. Он ходил то туда, то сюда среди пирующих – сидел, стоял, декламировал, пил или состязался в шутках с профессиональными скоморохами. Венцом всего стал момент, когда однажды вечером, уже ближе к концу пира, гости уже стали расходиться. Скоморохи внесли обернутую в пелены фигуру и положили ее на землю. Внезапно при звуках симфонии она освободилась из тканей – и перед всеми предстал обнаженный царь. В следующее мгновение он закружился в фантастическом танце шутов. Все были так смущены, что пир тут же прекратился[1452].

Празднества еще не закончились, и из Антиохии еще не разъехались веселящиеся толпы, когда на сцене показался зловещий персонаж – римский посол. Тиберий Семпроний Гракх возглавлял миссию, которая – после всех парадных представлений – прибыла, чтобы посмотреть, что происходит на самом деле. Послы искали какого-либо признака недоброжелательства селевкидского царя, какой-то холодности в приеме. Но Антиох никогда не был более щедрым и милым. Он предоставил в их распоряжение свой собственный дворец и окружил римлян царскими почестями. Они вернулись, заявив, что не верят, что у этого человека могут быть какие-то серьезные планы. Мало было тех, кто мог прикрывать столь смертельную ненависть столь обезоруживающими манерами[1453].