Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Прости меня. Ты же знаешь, я совсем не это имел в виду.

Элеонор заметила, что своей семейной сценой они привлекли внимание нескольких прихожан, а этого ей хотелось меньше всего, поэтому она быстро прикрыла лицо носовым платком и шмыгнула за ближайшую к алтарю колонну.

— Я бы женился на тебе где угодно, — проговорил Синклер тихо, но настойчиво. — Будь то в Вестминстерском аббатстве или посреди леса, вообще без свидетелей, кроме птиц на деревьях. Я хочу, чтобы ты это знала.

Элеонор знала, но этого было недостаточно. Синклер потерял веру в людей, а заодно сильно подорвал и ее веру. Что они здесь делают? На что она надеется? Они совершают огромную ошибку, и поняла она это сразу же, как только переступила порог храма.

— Пойдем, — требовательно сказал он, взяв ее за локоть. — Выйдем на открытое пространство.

Она попыталась воспротивиться, но он силой вывел ее из тени колонны, и она, опасаясь эскалации конфликта, покорно поплелась за ним.

— Нам нечего скрывать, — подбодрил он ее.

Он провел ее по центральному проходу и остановился прямо перед богато украшенным сияющим алтарем. Чистый, как бриллиант, разноцветный витраж напротив с голубыми, красными и желтыми стеклами сверкал, словно изображение в калейдоскопе, в который Элеонор однажды глядела в лондонском магазине оптики. Витраж был настолько прекрасен, что она не могла отвести от него взгляд.

Синклер зажал обе ее руки в ладонях и мягким голосом произнес:

— Я, Синклер Арчибальд Копли, беру тебя, Элеонор… — Он запнулся. — Ну и дела. Я твоего второго имени не знаю. А оно у тебя есть?

— Джейн.

— …беру тебя, Элеонор Джейн Эймс, в законные жены, — продолжал он. — Обещаю быть тебе верным и любящим мужем в богатстве и бедности, в болезни и здравии до тех пор, пока смерть не разлучит нас.

Они торчали перед алтарем у всех на виду, как два тополя на холме, и Элеонор, засмущавшись, попыталась опустить руки, но Синклер не дал ей этого сделать.

— Надеюсь, ничего не забыл. Если я что-то упустил, пожалуйста, поправь меня.

— Нет. Кажется, все правильно сказал.

— Хорошо. А теперь повтори клятву, и пойдем в тот шумный бар на площади, выпьем за молодоженов.

— Синклер, — взмолилась она, — я не могу.

— Не можешь? — В его голосе послышались нотки раздражения. — Или не хочешь?

Теперь на них обратил внимание и священник с длинной седой бородой и проницательными черными глазами, сверкающими из-под кустистых бровей.

— Синклер, я думаю, мы должны уйти отсюда.

— Уйдем, — ответил он. — Но только после того как спросим присутствующих прихожан…

— Каких еще прихожан?

Кажется, в нем просыпался тот, другой Синклер, которого она так боялась.

— После того как спросим присутствующих прихожан, знают ли они какую-нибудь причину, по которой мы не можем вступить в брак.

— Но это полагается делать до произнесения клятвы, — возразила она. — Не превращай ситуацию в еще больший фарс.

Уголком глаза она заметила, что священник отделился от группы португальских аристократов. Необходимо было срочно убираться из церкви.

— Мы здесь как на ладони, — прошептала она. — Это небезопасно. Ты, как никто другой, это знаешь.

Он угрюмо уставился на нее, словно прикидывая, что бы еще выкинуть эдакого. Этот взгляд был ей знаком; настроение Синклера могло изменяться очень резко. В мгновение ока он мог превратиться из веселого и нежного кавалера в злобного грубияна.

Только он раскрыл рот, чтобы что-то сказать, как у них под ногами раздался грохот каменных плит, а тяжелое распятие на стене позади алтаря — стене, которая незыблемой стояла веками, — сначала вздрогнуло, а потом накренилось. Направляющийся к ним священник застыл на месте и в ужасе посмотрел вверх, где по штукатурке расползались трещины. Люди вокруг закричали, а некоторые упали ниц и, сложив ладони, принялись неистово молиться.

Синклер с Элеонор попятились назад, и в этот момент крест сорвался, выдирая из стены кирпичи, и в клубах белой пыли рухнул на пол. Синклер затащил Элеонор за колонну, и оба вжались в нее, ожидая, что землетрясение вот-вот сровняет всю церковь с землей. Разноцветные стекла огромного окна покрылись паутиной трещин, словно тонкий ледок на пруду, а спустя мгновение взорвались тысячью сверкающих осколков. Затем обрушилась крыша, засыпая неф кучами пыли и камня. Элеонор прикрыла лицо носовым платком, а Синклер зажал нос рукавом мундира. И тут сквозь плотное облако пыли Элеонор увидела священника, который крестился и прокладывал путь вперед… прямо в их сторону.

— Синклер, — сказала она, кашляя, — к нам священник идет.

Синклер обернулся и увидел, что, разгоняя перед собой руками штукатурную пыль, к ним действительно направляется тот самый пастор.

— За мной, — скомандовал он и поволок Элеонор в одну из боковых капелл.

Однако там, перепуганные до смерти, неподвижно стояли два мужчины в безупречных бархатных фраках. Синклеру пришлось быстро изменить курс, но священник их уже перехватил и, вцепившись в золотой галун на мундире лейтенанта, стал что-то злобно кричать на непонятном им языке. Он энергично жестикулировал, показывая, что царящий вокруг хаос стал результатом какого-то ужасного святотатства Синклера.

А может быть, так оно и есть, промелькнуло в голове Элеонор.

Синклер оттолкнул от себя руки пастора, а когда мера не подействовала, размахнулся и нанес тому кулаком удар в живот. Престарелый священник рухнул на колени, жадно хватая ртом воздух, и повалился на пыльный пол. Схватив Элеонор за руку, Синклер пересек неф, прошмыгнул мимо капеллы с рыцарем в доспехах и выскочил через боковую дверь наружу. В первую секунду из-за ослепительного солнца они ничего не видели, однако почувствовали еще один толчок земли. Со всех сторон доносились вопли людей, в панике выбегающих на улицу из магазинов и домов, собачий лай и визжание свиней. Синклер с Элеонор слетели по извивающейся лестнице и помчались по какой-то аллее. Рядом с ними то и дело раздавался звон бьющейся черепицы, которая слетала с крыш и падала на булыжную мостовую. Несколько минут спустя они оказались в хаосе объятого паникой городского рынка.

В общем, свадьба вышла не такой, какой ее себе представляла Элеонор в юности, валяясь где-нибудь на лугах Йоркшира.

А что сейчас? Сейчас она стоит перед невысоким белым ящиком — «холодильником», неровно дышит, а яркие краски окружающих предметов выцветают и становятся белесыми. Чтобы не упасть, она ухватилась рукой за стену, но колени все равно подгибались. Элеонор сползла на пол и прижалась лбом к прохладной дверце холодильника. В нем лежит то, что необходимо ей как воздух… Пальцы помимо ее воли сами нащупали ручку. Она открыла ящик и вытащила один из пакетов с переливающейся внутри алой жидкостью. На нем значилось «I, отрицательная». Она задумалась над смыслом пояснительной надписи, но ненадолго. Элеонор прокусила зубами оболочку и там же, сидя прямо на полу в своем мягком белом халате, присосалась к пакету с кровью, как новорожденный к груди матери.