Чтобы люди помнили - Федор Раззаков

Бывало, на площадке всё готово, остаётся только крикнуть „Мотор!“, а Лёня ходит, чем-то недоволен. Уже второй режиссёр его торопит — давайте снимать! Лёня говорит: „Как?“ — „Просто: вот тут он это сделал, сказал — и вышел из кадра!“ Гайдай вздыхает: „Какой вы счастливый! Вы всё знаете. А я вот ничего не знаю“. У него артист всегда не просто выходил из кадра. Обаяние его картин держалось на деталях…»

В 1970 году Гайдай наконец начал снимать «Двенадцать стульев», перехватив эту инициативу у Г. Данелия. Как это произошло, рассказывает сам Гайдай: «Я долго добивался экранизации „Двенадцати стульев“. А потом вдруг узнал, что этот роман собирается ставить Гия Данелия. Там уже всё на мази. Я, конечно, расстроился. Но ничего не поделаешь — пришлось распрощаться со своей мечтой. И вот однажды подходит ко мне Данелия и спрашивает: „Лёня, хочешь ставить "Двенадцать стульев"?“ Я отвечаю: „Это мечта моей жизни“. — „Бери и начинай“, — говорит Гия. „А ты?“ — спрашиваю. „Пока готовился, у меня всё перегорело, — говорит Гия. — Я уже не знаю, как этот роман ставить“. Ну, я сразу за дело…»

На роль Остапа Бендера пробовались более ста актёров, прошли 23, но сам Гайдай в конце концов остановился на кандидатуре Владимира Высоцкого. Но накануне съёмок тот внезапно сорвался в очередной загул, и его кандидатуру сняли. Бендером стал Александр Белявский. В первый съёмочный день, по давно установившейся традиции, ассистент режиссёра должен был разбить тарелку. Однако та не разбилась. Гайдай устроил грандиозный скандал и буквально причитал: «Всё! Везенья не будет». И действительно, вскоре Белявского сняли со съёмок, но уже по иной причине — его манера игры не понравилась киноруководству. После этого пришлось искать нового актёра (его нашли в лице 44-летнего артиста русского театра имени А. Грибоедова Арчила Гомиашвили) и в третий раз снимать всё сначала.

«Двенадцать стульев» вышли на экраны страны в 1971 году и пользовались меньшей популярностью, чем три предыдущих фильма Гайдая. В прокате фильм занял 6-е место, собрав на своих сеансах 39,3 млн. зрителей. Да и критика восприняла его неоднозначно. Даже коллеги Гайдая считали фильм неудачной экранизацией. Дальше всех в своём неприятии «Двенадцати стульев» пошёл Г. Козинцев, который после просмотра картины написал в своём дневнике следующие строки: «„Двенадцать стульев“. Хам, прочитавший сочинение двух интеллигентных писателей. Хамский гогот. Всё передёр в расчёте на гогот, на ржание…»

Однако, несмотря на неприятие работ Гайдая в среде его коллег, среди зрителей он продолжал оставаться самым любимым режиссёром. Даже его прежние картины, демонстрировавшиеся в кинотеатрах страны, собирали полные залы. За каждую новую картину он получал 6 тысяч рублей постановочных плюс 300 рублей зарплаты. Тогда же впервые съездил в Америку. В 1972 году мог съездить и в Италию, когда Э. Рязанов предложил ему снять «Невероятные приключения итальянцев в России». Но Гайдай отказался, так как в то время работал над очередной картиной — «Иван Васильевич меняет профессию».

Этот фильм вышел на широкий экран в 1973 году и занял в прокате 3-е место (60,7 млн. зрителей). Постановщику фильма он принёс приличный гонорар в размере 18 тысяч рублей. К слову, именно из-за этого было закрыто Экспериментальное Творческое Объединение, где снимался фильм: верха посчитали столь высокие гонорары его режиссёров вопиющим фактом буржуазного разложения.

В 1974 году Л. Гайдаю было присвоено звание народного артиста РСФСР. Весть о присуждении этого высокого звания застала режиссёра на съёмочной площадке — он снимал свою очередную комедию по произведениям М. Зощенко, которая называлась «Не может быть!». Фильм вышел на экраны в 1975 году и занял в прокате 6-е место (50,9 млн. зрителей). После этого фильма «машина» Гайдая стала буксовать. Собственно, это стало заметно ещё в начале 70-х, когда Гайдай расстался с двумя своими соавторами — сценаристами Я. Костюковским и М. Слободским, придумавшими «Операцию „Ы“», «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку». «Золотое десятилетие» (1965–1975) Гайдая завершилось. Например, фильм «Инкогнито из Петербурга» (1979) получил лишь третью категорию и имел слабую посещаемость (до этого почти все картины Гайдая собирали в кинотеатрах до 80 миллионов зрителей). Этот фильм Гайдай снял, устав от эксцентрики, хотел осовременить его, но большинство задумок режиссёра начальство приказало вырезать. Сам он вспоминал об этом с горечью: «В „Инкогнито“ у меня было много по-современному острых сцен. Например, эпизод „Показуха“, потом эпизод — дети встречают Хлестакова и торжественно преподносят ему цветы. И много других. Но всё вычистили! Все сцены, которые я не механически переносил из пьесы, а творчески обогащал, осовременивал, полетели в корзину. А в заключение, на последней инстанции, уже сам Ермаш попросил убрать знамёнитые гоголевские слова: „На зеркало неча пенять, коли рожа крива“».

Все свои неудачи Гайдай переживал тяжело. По словам Н. Гребешковой: «Он всегда болезненно следил, идут его картины или не идут, часто подходил к стендам, смотрел репертуар кинотеатров». Однако в 80-е годы картины Гайдая уже не собирали таких залов, как несколько лет назад. Но Гайдай продолжал снимать, стараясь вписаться в новую действительность. В те годы из-под его режиссёрской руки вышли фильмы: «За спичками» (1980; 11-е место, 34,3 млн. зрителей), «Спортлото-82» (1982; 1-е место, 55,2 млн.), «Опасно для жизни» (1985; 16-е место, 20,5 млн.), «Частный детектив, или Операция „Кооперация“» (1990), «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» (1994).

В конце 80-х Л. Гайдаю было присвоено звание народного артиста СССР.

Каким великий режиссёр был в обычной жизни? Рассказывает Н. Гребешкова:

«Было такое время, когда лук пропал. Очередь огромная стоит к машине с луком. А Леонид Иович имел книжку инвалида войны. Я пришла домой, говорю: „Лёня, там такая очередь! Пожалуйста, сходи, купи хотя бы килограммчик“. Он пошёл и исчез на четыре часа. Возвращается — в руках авоська с килограммом лука. Оказывается, он отстоял всю очередь, потому что стеснялся лезть вперёд. „Почему ты купил один килограмм, ведь там давали три?!“ — воскликнула я. „Но ты же сказала килограмм!“ — ответил Гайдай…

В гости к нам заходили только по делу и по обстоятельствам. У нас не было шумных многолюдных застолий. Лёня весь свой юмор воплощал в фильмах. А дома он был тихий, милый, большой ребёнок. Всё время занят мыслями о работе. Отношения с артистами у него тоже сложились спокойные. В жизни мы соблюдали дистанцию…

Он занимался с дочкой Оксаной, но мы никогда не сюсюкали. Она в восемнадцать лет вышла замуж. Отец спросил: „Где вы будете жить? На что?“ И вот так они с мужем стали справляться сами. Она училась и работала. Никогда не просила денег. Лёня иногда скажет: „Может, им денег дать?“ А я в ответ: „Дадим, когда попросит“. Но она не просила…