Река надежды - Соня Мармен

– Изабель, dinna![138]

Александер тоже бежал к ней и махал руками. А потом он спрыгнул в канал… Не понимая, что происходит, Изабель остановилась и стала ждать.

– Но я не…

– Сзади!

Не успела она оглянуться, как земля ушла из-под ног и какая-то сила увлекла ее за собой – легко, словно щепку. Сильная мужская рука схватила ее за юбку и дернула, вырывая из грязи, которая успела набиться в рот и в нос. Кашляя и отплевываясь, Изабель изо всех сил вцепилась в штанину Александера.

– Держись крепко!

С надрывным криком шотландец поднял ее, поставил на твердую землю и, задыхаясь от усилия, упал рядом. Через пару секунд, осознав, что произошло, он пробормотал, бледнея на глазах:

– Запруда! God damn! Запруду прорвало! Габриель!

То и дело соскальзывая, он вскарабкался-таки на пригорок и побежал вдоль канала к источнику этого внезапного наводнения.

– Что случилось? О нет! Габи!

Ноги Изабель запутались в юбках, и ей пришлось потрудиться, чтобы встать. Мунро, подбежавший к корчащейся от боли жене, смотрел Александеру вслед. Потом он повернулся к Изабель и только теперь заметил воду в канале. Осознав всю опасность ситуации, он оставил жену на руках у Мари и тоже побежал к запруде. Братья Макиннисы следовали за ним по пятам. Очевидно, заграждение не выдержало напора воды – дожди в эту первую неделю сентября шли часто…

– Габриель! Габриель!

Александер боялся, что детей уже не спасти. Поглядывая на бурно бегущую воду в канале, он наконец взобрался на холм.

– Габриель!

Но детей не было видно. Он утешил себя мыслью, что, если бы их унесло потоком, он наверняка увидел бы их.

– Габриель! A Thighearna mhо́r! Mo bhalach![139]

Испуганными глазами смотрел он на пруд, из которого, унося с собой стволы деревьев и ветки, вытекала вода. В устье запруды стремительно образовывалась стена из мусора, и это наводило на мысль, что, если дети утонули, трупы поднимутся на поверхность не раньше чем через несколько часов. Он замотал головой. Нельзя даже думать об этом! И тут в траве блеснуло что-то металлическое. Он подошел и нагнулся. Это был топор. Александер поднял его с земли и нахмурился. Это был его топор…

– Габриель?

Имя сына он произнес шепотом. Но уже в следующее мгновение в поле зрения показалась рыжая шевелюра. Со смешанным чувством злости и облегчения Александер бросился мальчику навстречу.

– Габи!

Когда их с Александером разделяла всего пара шагов, Габриель упал на колени возле белого ствола березы и разрыдался.

– Я не хотел… Не хотел! Я не знал, что это ве’евка от затво’а! Я не на’очно!

Мальчик буквально окаменел от страха. Он прекрасно сознавал масштаб своей оплошности и не осмеливался поднять голову и посмотреть в синие глаза мсье Александера. А тот разразился длинной тирадой на незнакомом языке, в котором «р» звучал необычайно раскатисто. Потом вдруг стало тихо, и мальчик решил, что Александер ушел. И вдруг кто-то обнял его, да так крепко, что у него перехватило дыхание.

– Никогда больше не делай того, что тебе запретили, мой мальчик! Никогда, слышишь?

– Но я ничего такого и не делал!

– А топор? Я прекрасно помню, что запретил тебе его трогать!

– Это Отемин его взяла… ну, чтобы от’убать ’ыбам голову.

– А кто обрубил веревку, которая не давала затвору открыться?

Последовало продолжительное молчание. Габриель по-прежнему не поднимал глаз.

– Я… Мне нужна была длинная ве’евка. Отемин поймала две ’ыбешки, а я – ни одной. И тогда я подумал, что моя удочка слишком ко’откая.

– Отемин! Где она?

Александер еще крепче обнял плачущего сына.

– Она убежала пр-р-рятаться! Испугалась, что Мунр-р-о ее накажет. А я вер-р-рнулся за топор-р-ром, вспомнил, что тут его бр-р-росил… Чтобы и за это тоже меня не наказали…

Александер был тронут признанием Габриеля и его старанием правильно выговаривать «р», однако продолжал с напускной строгостью:

– Дело даже не в том, кто взял топор. Понимаешь ли ты, что по твоей вине запруда теперь разрушена, поле – залито водой, а твоя мама чуть не утонула? Я уже не надеялся застать вас с Отемин живыми! Ты понимаешь, что за такое я просто обязан тебя наказать?

– Понимаю…

Мальчик не кривил душой – ему и правда было очень стыдно. Александер прижал его к себе и пошел назад, к дому. По пути он встретил Мунро и парней и заверил их, что с детьми все в порядке. Часть урожая погибла, и придется охотиться чаще, чтобы на вырученные деньги потом купить зерна… Но главное, что Габриель и Отемин живы и здоровы.

Топор расколол полено с громким «Тюк!», вслед за которым послышался вопль ярости. Александер подобрал куски древесины и бросил их на кучу тех, что успел наколоть раньше. Взял новое полено, поставил на колоду и снова ударил. Капля пота скатилась с виска на подбородок. Он стер ее резким жестом. Слова Габриеля до сих пор звучали в ушах: «А мой настоящий папа меня никогда не бил!»

Как больно это слышать! Александер рассердился и еще сильнее стегнул ремнем по голой попе. Мальчик забился у него в руках и закричал от боли.

– Я – твой настоящий отец, Габриель! Нравится тебе или нет, но по крови ты – наполовину шотландец!

– Ты в’ешь! Мой настоящий отец был папа, и у тебя нет п’ава…

– Mo chreach! У меня есть все права! Ты – мой сын по крови, и я имею право тебя наказывать, когда ты поступаешь очень плохо. Не думай, что мне это нравится…

«Тюк!» – снова сказал топор. Вспомнив, с какой ненавистью смотрел на него сын, вырываясь и убегая, чтобы спрятаться за ящиками, Александер застонал и отбросил полено и топор. Ему вдруг стало стыдно.

– Ты совсем спятил?

К нему бежала Изабель. Лицо ее побелело от злости.

– Кто тебе позволил избивать Габриеля? Его никогда так не наказывали, и я не позволю, чтобы это повторилось!

– Этот ребенок избалован до крайности! Он поступил очень дурно и должен понести за это наказание.

– Ты намекаешь, это я виновата, что он избалован? Я воспитывала его как могла! Но, должна тебе заметить, упрямец он такой же, как и ты! И это нелегко – в одиночку воспитывать ребенка!

– А как же тот, кого он называет своим настоящим отцом? Где все это время был твой муж?

– Пьер почти не вмешивался в воспитание Габриеля. Он кормил его, одевал, делал все, чтобы мальчик ни в чем не нуждался. Но что до принципов воспитания – тут все решала я. Неужели ты думаешь, Алекс, что за деньги можно купить все? Думаешь, мне так уж легко жилось? На самом деле ты ничего не знаешь о нас, обо мне…

– Если я ничего не знаю, то только потому, что не хотел…