Река надежды - Соня Мармен

Его тон совсем не понравился Изабель. Она топнула, чтобы привлечь его внимание.

– А что? – Он пожал плечами. То, что все теперь на него смотрели, его совершенно не волновало. – Это не последний раз, когда ему подадут медвежатину! God damn! Мальчик должен привыкать к тому, что есть на столе!

И Александер отправил кусок в рот, а следом – еще один. Но едва начав жевать, он уставился в свою тарелку, потом поковырялся в ней вилкой.

– Dé a tha seo?[136]

– Это рагу из медвежатины, Алекс.

Стюарт проглотил то, что успел сунуть в рот, и, как он ни старался быть вежливым, тоже поморщился.

– Мамочка, я же гово’ю, что это гадость!

Мальчик отодвинул кусок мяса на самый край тарелки и сказал, глядя на Александера:

– Это из-за «волчьего пука» ’агу гадкое!

– What?[137]

– Из-за «волчьего пука»! Из-за г’иба! Волк, наве’ное, был ог’омный, раз смог сделать такой «пук»! Я хотел его лопнуть, а мама сказала, что надо положить его в еду!

– Габи, это просто гриб, а грибы – вкусные!

С этими словами Изабель заняла свое место за столом.

– Для ведьмы – да, любые грибы сгодятся! – засмеялся Александер. – Может, ты решила нас отравить или прогнать наших гостей?

Молодая женщина положила в рот кусочек мяса в грибной подливке и… тут же скривилась.

– Ну что? – поинтересовался Александер. – Как рагу, вкусное?

– Если бы на нас из-за каждого куста не бросались медведи, я бы, может, нашла грибы и получше! А пока довольствуюсь тем, что есть!

И она сунула в рот еще кусочек, подтверждая свои слова.

– Не могу с тобой согласиться! Свою долю помоев я в этой жизни уже съел… И как-нибудь обойдусь без куска медвежатины. К слову, этот медведь чуть не пообедал моим сыном, потому что его матери захотелось набрать в лесу «волчьих пуков»!

Изабель не донесла испачканную подливкой вилку до рта и сидела с открытым от удивления ртом. Кусочек гриба с тихим «плюх!» упал обратно в тарелку. Поглядывая на Габриеля, который был слишком занят тем, что копался в рагу, чтобы выловить хоть один съедобный кусочек, она то краснела, то бледнела. Остальные, казалось, не усмотрели в словах Александера ничего странного. Да и кто бы усомнился в отцовстве шотландца, если они с мальчиком так похожи! И только Мари потупилась. Александер осознал свою оплошность последним. Он встал и вышел из дома.

– Алекс, он не должен знать! Тебе стоит научиться держать язык за зубами!

Мужчина, бледный от ярости, живо обернулся и упер кулаки в бока.

– Ты собираешься скрывать это от него всю жизнь, Изабель?

– Нет! Но он ведь еще такой маленький! Он не поймет! Единственный отец, которого он знал, – это Пьер. Я не представляю, как ему можно объяснить, что его настоящий, родной отец – ты! Нет, еще слишком рано!

– Но его отец – я! Габриель – МОЙ сын, God damn!

– Он узнает об этом, только позже. А пока я прошу тебя, следи за тем, что говоришь! И еще… Почему ты не предупредил меня, что в окрестностях бродит медведь? И как можешь ты обвинять меня в неосмотрительности, если знал о звере и не сказал? И не отрицай! Микваникве мне все рассказала!

– Ей было сказано, чтобы она, если понадобится, предупредила тебя об опасности! Я не думал, что тебе взбредет в голову так далеко отойти от дома!

– Я бы не стала отходить, если бы ты сказал мне правду! Алекс, получается, что ты мне не доверяешь. Или думаешь, что я такая дура, что не поняла бы, какая опасность может подстерегать нас здесь? Ты ошибаешься! И еще хочу сказать тебе следующее: так жить до старости я не собираюсь! Я не жена переселенца и никогда ею не буду! Я слепо пошла за тобой только ради Габриеля! Я тебе доверила и себя, и сына! И я надеялась оказаться в более «цивилизованном» месте, а не тут, где нас окружают одни индейцы!

– Микваникве добра к тебе. И очень с тобой терпелива, хотя то, что ты смотришь на нее свысока, ее обижает.

– Надо же, сколько всего она успела тебе рассказать! Наверное, выплакалась у тебя на плече?

– Прекрати! Микваникве – законная супруга Мунро, ей есть с кем поговорить!

– Думаешь, я ничего не знаю о нравах индианок? Не замыливай мне глаза своими баснями о супружеской верности! Эта женщина глаз с тебя не сводит, а ты…

Изабель слишком разозлилась, чтобы заметить, как стушевался Александер. Она отвернулась и быстрым шагом направилась к дому. Повторяя про себя ее последние слова, Александер вдруг спросил себя, заметил ли Мунро, что его жена до сих пор при случае строит ему, его кузену, глазки.

Александер вспомнил жаркую летнюю ночь, когда он вышел из вигвама на воздух в поисках прохлады. У него никак не получалось заснуть. Это было всего две недели назад. Индианка пришла, когда он уже сидел на пригорке возле маисового поля, откуда хорошо просматривались и дом, и вся поляна. Бесшумно, словно уж, она обвилась вокруг него и прижалась щекой к его груди.

– Badwadjigan…

«Тот, кто явился из грез»…

Она прижалась к нему своим огромным животом. Александер почувствовал, как где-то на уровне его собственных чресел шевельнулся ребенок, и поспешил отодвинуться.

– Ты несчастливый. Я дать тебе чуть-чуть радости.

Ее руки прошлись по бокам и ягодицам мужчины. Хотел того Александер или нет, но в ответ на прикосновение почувствовал разгорающееся желание. Разрешить ей осуществить обещание или же бежать от нее со всех ног?

– Нет! Ты – жена моего кузена, ты носишь его ребенка. И… я люблю Изабель.

– Твоя белая жена не хочет тебя любить!

Рука индианки скользнула ниже. Резким движением он схватил ее и сжал запястье.

– Микваникве, я не могу и больше никогда не буду заниматься с тобой любовью. Запомни это раз и навсегда!

Индианка-оджибве посмотрела ему в глаза своими бархатными глазами, обиженно надула губки, но уже в следующее мгновение выражение ее лица стало надменным. Не проронив больше ни слова, она вернулась к мужу. Александер долго сидел и смотрел на голубоватые в лунном свете очертания дома. Он страстно желал одну женщину – Изабель. Но не только ее телом он хотел обладать, ему нужно было и ее сердце. Значит, придется быть терпеливым…

Из разговора стало ясно, что в это сердце прокралась ревность. Александер улыбнулся. На душе у него вдруг стало легче. Бросив последний взгляд на дом, он присоединился к Мунро и гостям, которые сидели на пригорке у костра.

Упавшая на пол иголка никак не хотела отыскиваться. Отчаявшись, Изабель стала искать в своей корзине для шитья другую. На коленях у нее лежала детская рубашка. Неудивительно, что мысли молодой женщины в тысячный раз обратились к сыну. Габриель привык к новой жизни быстрее, чем она ожидала. Он начал подражать Александеру и Мунро не только в поведении, но и в речи, и его выговор заметно улучшился. С Александером они успели по-настоящему подружиться. Изабель иногда ловила себя на том, что ревнует, – было трудно принять мысль, что любовью сына нужно с кем-то делиться.