Накаленный воздух - Валерий Александрович Пушной

Понтий Пилат в течение десяти лет, пока был правителем Иудеи, наведывался в Рим, как полагалось наместнику, ежегодно. С отчетом о делах в провинции. Всякий раз покидал Рим со скрипом, но сейчас холодом лихорадило душу, когда думал о возвращении туда. Не мог сейчас не согласиться со словами Гая Юлия Цезаря, что предпочел бы быть первым в Иудее, чем вторым в Риме. А в его теперешнем положении уже ни вторым, ни третьим и даже ни десятым.

Сыновей, кроме погибшего от его меча, у Понтия Пилата больше не было. А дочерями он интересовался мало. Жена Прокула из-за этого постоянно надувала губы. И в этом она была права. Но он ничего не мог с собой поделать, он хотел сыновей. Дочерей Понтий Пилат принимал как наказание богов.

Пилат терся задом о седло впереди повозки, в которой парилась на солнце рабыня Сулия, и продолжал держать пятерню на рукояти меча. Хмурил круглое лицо и выгибал толстые губы в презрительную дугу, чтобы не было заметно потерянности в глазах. Он по-прежнему считал себя значительным. Изредка косился на Сулию, хотел провалиться в ее тепло и забыть обо всем на свете. Но даже мысленно это не получалось. Он горько усмехался над собой и отворачивался от рабыни.

Бывшие никому не нужны. От бывших всегда избавляются. Понтий Пилат из-под бровей с опаской глянул на римлянина Ксавия, гарцевавшего в седле неподалеку. Ему послышался звон тридцати сребреников Иуды. И Пилат прикинул, сколько могли заплатить Ксавию.

Взглянул на добро, что увозил из Иудеи, подумал, что это смешная цена за ту верность Риму, которую он всегда хранил, отдавая ему лучшие свои годы. Теперь же он, недавно всесильный прокуратор Иудеи, погружался в забвение. И выхода для себя не видел.

Ксавий оглянулся, почуяв на себе взгляд Понтия Пилата, придержал лошадь, подал голос, будто клацнул:

– Слушаю, прокуратор?

Это клацанье показалось Пилату зловещим. Изжогой разлилась по пищеводу желчь. Ведь он не был уже прокуратором, но за десять лет привык к такому обращению так, что другого просто не мог сейчас принять.

Впрочем, что такое правитель одной из провинций империи, когда свое место он всегда видел в сенате Рима. Ведь он принадлежал к сословию аристократов, был всадником в иерархии аристократов, лишь сенаторы Рима стояли на ступень выше. Однако сейчас он понимал, что сенатором Рима ему уже никогда не стать. В Риме многое изменилось за десять лет.

Он не ответил Ксавию.

Дорога была утомительной. Двигались медленно и не останавливались в селениях, встречавшихся на пути.

Иудеи, узнавая, чей обоз, смотрели недружелюбно. Люди не сожалели о Понтии Пилате, напротив, облегченно вздыхали, услышав о его смещении. Его правление было долгим и жестоким, и всем хотелось быстрее стереть имя этого римского наместника из памяти.

Впрочем, и он не сожалел ни о ком из иудеев, лишь потеря власти над ними убивала его.

В конце дня Понтий Пилат распорядился съехать с дороги и разбить лагерь для ночлега под открытым небом.

Солдаты-наемники быстро установили походный шатер для него, а сами расположились вокруг. Запалили костры, устроили на земле подстилки. Рабы засуетились, готовя пищу.

Пилат в шатре долго не находил себе покоя, мрачно топтался из стороны в сторону. Круглое лицо было каменным. Взгляд застыл. Наконец, Пилат остановился, опустил взор на потертый походный стул, подумал и тяжко сел. Стал тупо таращиться на тусклое копчение светильников и суету рабов, расставлявших на грубом походном столе блюда с едой.

Сулия поставила на столешницу чашу для вина, наполнила ее и вопросительно взглянула на хозяина. Ее глаза спрашивали, не желает ли прокуратор кого-нибудь пригласить в шатер, чтобы не было одиноко. Пилат понял этот взгляд, но ответить не успел, потому что в эту самую минуту снаружи раздались громкие крики солдат и шум схватки.

Он мгновенно рванул из ножен меч и кинулся из шатра. В вечернем сумраке у костров метались римские солдаты, отражая чье-то нападение. Нападавшие теснили римлян к шатру. Из гущи схватки вырвались двое в иудейских одеждах и, рассекая мечами воздух, кинулись к Понтию Пилату. Он умело отбил нападение первого, оставив кровавую полосу на его бедре, но меч второго навис над головой.

В сознании Пилата отчетливо высветился момент, когда его меч не успевал защитить его. Оставалась секунда, всего секунда. Этой секунды было мало, чтобы его рука смогла помочь его мечу подняться над головой и отбить удар, который неминуемо должен был врубиться ему в предплечье. Однако этой секунды хватило высокому молодому римскому наемнику. Он возник сбоку от Пилата и резко глубоко вогнал острие своего меча в грудь нападавшему. А второй подоспевший наемник, широкий в плечах, добил того, кому Понтий Пилат рассек бедро.

Тридцать римских мечей зазвенели победно, оставляя после себя стоны умирающих.

Нападавшие отступили, шум боя затих.

Потом римские солдаты осмотрели оставшиеся на земле тела и подняли раненого иудея. Подтащили к Понтию Пилату.

– Кто вас послал? – спросил Пилат, не сомневаясь, что нападение было подготовлено заранее. – Ответь и я прощу тебя.

– Мне твое прощение не нужно, – отозвался иудей. – Ты римлянин, а значит, коварен. Я не верю тебе. Твоя жизнь должна закончиться здесь, где ты погубил многих. – Из рассеченного плеча иудея сочилась кровь, показавшаяся Понтию Пилату в пляске пламени костра черной.

– Вы просчитались, безмозглые, меня нелегко убить! – скривился Пилат. – Сколько тебе заплатили за мою смерть?!

– Твоя смерть стоит дешевле тридцати сребреников, – прохрипел раненый, и Понтий Пилат нервно задрожал, услышав эти слова. – Мы не торгуем твоей смертью. Мы осудили тебя за зло, какое ты совершил в Иудее.

– Глупец! – рыкнул Пилат и хмуро скомандовал наемнику: – Убить!

Римский солдат сделал короткий взмах мечом. Иудей рухнул наземь. Бывший прокуратор отвернулся, поймал глазами принципа Ксавия, напрягся, будто увидал живого иудея, твердо приказал:

– Расставить посты и не спать! А вы, – Понтий Пилат посмотрел на двух наемников, защитивших его, – пойдете за мой стол. Я угощу вас вином. – Сейчас он был совершенно уверен, что на этих двоих вполне может положиться.

В шатре на столе стояла одна наполненная чаша. Пилат окликнул Сулию и распорядился подать еще две. Сулия засуетилась. Поставила рядом две пустые и схватила сосуд с вином. Но Пилат остановил рабыню:

– Я сам налью. Эти двое сегодня заслужили, чтобы я лично угостил их. – Он подошел к столу, взял в руки свою чашу и протянул высокому наемнику, спасшему его жизнь. – Ты достоин, чтобы выпить вино из моей чаши.

Тот принял. Понтий