Звезда цесаревны. Борьба у престола - Надежда Ивановна Мердер

— Не побрезгай, милостивец, — произнёс старик, подвигаясь к унтеру, и протянул ему руку. В ней звякнули монеты.

— Ну, ну, дедушка, — оттолкнул его руку унтер, сразу вдруг почувствовавший доверие к старику. — Может, обогреться хочешь?

— Какой там, милостивец, — добреду, ждут — от меня, — ответил старик.

— Ну, ладно, ползи себе, — махнул рукой унтер.

— Спасибо, спасибо, милостивец, так я пойду, — закашлявшись, произнёс старик.

— С Богом!

Старик перекрестился, и, тяжело опираясь на палку, двинулся дальше. Скоро он исчез в темноте.

Красной точкой сверкал вдали огонёк костра. Старик выпрямился, подтянулся и лёгким, быстрым шагом скорохода продолжал свой путь. Он осторожно нащупал за пазухой пакет и глубоко, с облегчением вздохнул. Он шёл лёгким, эластичным шагом так скоро, как бежит рысцой крестьянская лошадка.

Не доходя вёрст шести до Чёрной Грязи, он свернул в сторону, по направлению к селу Черкизову, — оттуда был объездной путь ломимо тракта, минуя Чёрную Грязь…

Не прошло и получаса после его прохода, как в Яузские ворота влетела, гремя бубенцами, тройка, запряжённая сытыми, резвыми конями. В тройке сидел человек, закутавшийся в лисью шубу. Рядом с ямщиком на облучке сидел, видимо, слуга.

— Стой! — преградили ему путь солдаты.

Лихой ямщик разом осадил тройку. На дорогу выскочил унтер.

— Кто едет? — спросил он, выстраивая солдат поперёк дороги.

— От Верховного тайного совета, — ответил незнакомец, вынимая из кармана бумаги. — Только скорей, за мной едут, я курьер. Не задерживайте меня.

С бумагами в руках унтер вошёл в караулку.

Хотя он и умел читать, но ни слова не мог разобрать из написанного. Однако он увидел привешенную печать с двуглавым орлом и смутился.

«Ну, ладно, — подумал унтер, — в Чёрной Грязи — ямской стан, там разберут…»

Инструкции, данные ему из полка, были неточны и неопределённы. Верховный тайный совет вместо того, чтобы категорически распорядиться никого не пропускать военным постам и представлять всех, стремящихся проехать, в ближайший почтовый пункт, предписал военным постам пропускать всех с паспортом Верховного тайного совета. Конечно, хотя выбрали в начальники постов исключительно грамотных унтеров и сержантов, но они не могли и не умели отличить паспорта тайного совета от простой бумажонки с нацепленной на ней печатью.

Унтер пропустил незнакомца.

Когда вдали замер звон бубенчиков, он недоумённо развёл руками, — разберись‑де тут, кого пропускать. Он вошёл в караулку и от недоумения, чтобы не рассмеяться, хватил стаканчик водки. На душе его полегчало. С ним сидел за столом старый солдат, сменившийся с поста, и они, попивая водку, вели дружественную беседу. — Экая проклятая служба, — говорил унтер, — того и гляди, где в каземате сгноят. Гвардии что? Им бы золотые галуны да парады. Все перекинулись в гвардию… А мы при чём? Так ли, Афанасий?

— Верно, — подтвердил старый Афанасий. — Мёрзни тут, а что толку? Был я с Петром Алексеевичем в Прутском походе. Что ж думаешь, такого отца родного не сыщешь… А ныне смотри, последние люди стали… И понять не можно, — продолжал Афанасий, — разве не едино, что гвардия, что армия? Всем помирать придётся. Коли что, война али что другое, равно умираем… Не по-божески это…

Звон бубенцов, стук копыт и крики прервали их разговор. Они торопливо выбежали на тракт. По тракту нёсся целый поезд. Впереди скакали верхами два вахмистра. За ними неслись тройки. Вахмистры осадили у караулки коней, и за ними остановился длинный ряд троек и пароконных саней. Молодой офицер в форме лейб-регимента выскочил из задней тройки и подбежал к караулке. Увидя унтера, он закричал:

— Вот пропуск. Сами господа члены Верховного тайного совета едут. Вели своей команде пропустить.

В первой тройке, кутаясь в шубы, сидели Василий Лукич, младший брат фельдмаршала, сенатор Михаил Михайлович Голицын[26] и предложенный графом Головкиным третий депутат, генерал Михаил Иванович Леонтьев. В следующей тройке сидели князь Шастунов, Макшеев и молодой гвардейский капитан Фёдор Никитич Ливийский. За ними следовали пароконные подводы с багажом, нижними чинами и курьерами. Василий Лукич, в виде караула, взял с собой десять человек нижних чинов. В числе челяди находился и шастуновский Васька.

При виде такого торжественного выезда у унтера не могло уже явиться ни малейшего сомнения, и, скомандовав «смирно», он пропустил посольство. Весело, словно торжествующе звеня бубенцами, помчались дальше тройки…

— Ах я! — выругался унтер. — Я и не спросил про курьера. Ну да ладно, там, в Чёрной Грязи, разберут… Эхма, пойдём, Афанасий.

И они вернулись к прерванной беседе и недопитой водке.

Убогий старик крестьянин, пропущенный у Яузских ворот, лёгким шагом скорохода подошёл к селу Черкизову и прямо отправился на постоялый двор. Он сбросил с головы закрывавшие её тряпки, скинул рваный зипун и всё это бросил на дороге. На нём оказался тонкий тёмно-зелёный кафтан, подбитый лисьим мехом, и «сибирская» шапка из волчьей шкуры с наушниками. Он ощупал рукой под кафтаном кинжал и пару пистолетов и смело постучался в ворота.

Раздался лай собак.

— Кто там? — послышался сердитый голос из‑за ворот.

— Отворяй! — крикнул пришедший. — По государеву делу.

Энергичный голос незнакомца произвёл впечатление. Калитка в воротах открылась, и он шагнул на постоялый двор. В глубине двора стояла конюшня, на дворе виднелись возки, принадлежащие так называемым «копеечным» извозчикам, то есть таким, которых нанимали помимо почты, по вольной цене.

Недавний жалкий старик, преобразившийся в молодого, крепкого человека, прошёл в тускло освещённую комнату трактира, где, лёжа на прилавке, спал целовальник.

Открывший ему калитку дворник, заспанный и недовольный, следовал за ним. Войдя в комнату, молодой человек шумно опустился на скамью и громко крикнул:

— Эй, ты, образина, вставай, что ли!

При звуках его громкого голоса целовальник, он же хозяин, пошевелился и поднял голову.

— Чего орёшь? — сказал он.

— А я покажу тебе! — грозно крикнул незнакомец, поднимаясь с лавки.

При слабом свете масляной лампы хозяин увидел его сильную фигуру и его костюм, по которому мгновенно прикинул, что это не обычный гость. Он живо вскочил с прилавка.

— Огня и водки, — коротко приказал незнакомец.

С этими словами, видя нерешимость хозяина, он отстегнул от пояса под кафтаном небольшую сумку и, вынув из неё, бросил на стол три новеньких серебряных рубля с изображением покойного императора. Лицо хозяина прояснилось. Он крикнул дворнику, и через минуту на столе появился штоф, рыба и загорелись