Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века - Елена Никулина

Переворот в наиболее консервативной бытовой сфере с полной «отменой» традиционных ценностей не мог не вызвать в обществе не только отнюдь не выдуманный революционный энтузиазм, но и потрясение казавшихся незыблемыми моральных устоев. Социокультурный переворот в стране с сильными патриархальными традициями, несомненно, повлиял на складывание глубоко архаичной знаковой системы и языка сталинского культа, который означал устранение самой христианской ценностной структуры в пользу безжалостной борьбы за власть и возрождения языческих норм.

Смерть Сталина, как и кончина Петра I, до сих пор дает основания для фантастических версий о заговоре и перевороте «в стиле» XVIII столетия. Их созданию активно помогали сами действующие лица, едва ли, правда, сознававшие, что своими высказываниями и поведением они воспроизводят манеры двухвековой давности. Вот, например, как «естественный и законный кандидат» на место Сталина (именно так назвал его на июльском пленуме ЦК КПСС 1953 года Ворошилов) Маленков рассказывал сыну о последних минутах жизни вождя: «Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак – „отойди“. Подходит Берия. Опять знак – „отойди“. Подходит Микоян – „отойди“. Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами». Ну чем не хрестоматийно известный – и столь же апокрифический – рассказ о предсмертных попытках утратившего речь Петра I написать имя наследника: «Отдайте всё…»

На вершине власти того же героя подстерегают зловещие покушения: «Жили мы в Воронцовском дворце… Над входом в столовую висела огромная, в тяжелом багете, картина. И однажды, когда отец входил в столовую, она грохнулась перед ним метрах в полутора. Случайное происшествие, как мы тогда подумали, или…» Вопреки всему, «преемник» «излучал бодрость и энергию», но враги «начинают готовить свой заговор» – и он отправляется в ссылку (где «потянулись к отцу люди») и терпит несправедливое наказание – по официальной версии, «за поиск дешевой популярности и ответственность за наводнение». Наконец, выясняется, что герой – «просвещенный автократ» и обладает «мировоззрением верующего вольнодумца», но многие годы должен был скрывать «яркие стороны своей разносторонней натуры», чтобы избежать зависти владыки, а в семье превратил «в инстинкт обычай не вести никаких разговоров на политические темы, не называть никаких имен».[802] Если убрать из текста приметы ХХ столетия, то перед нами – живо изложенные мемуары сына опального вельможи, кого-нибудь из кабинет-министров эпохи Анны Иоанновны, с тем же «духом времени», оборотами речи и очевидным преклонением перед царедворцем былых времен.

Герои той эпохи даже мыслили категориями иного времени: составляли «свиту» или «двор», трепетали при появлении «хозяина», пребывали «в опале», на партийных съездах требовали от оппонентов отказа не от действий, а от убеждений; считали возможным начать «дело» за то, что некто осмелился… во сне бежать с вождем стометровку.[803]

Внимательный к политической конъюнктуре А. И. Микоян в 1937 году провозгласил: «Каждый трудящийся – наркомвнуделец» – так же как за 200 лет до него императрица Анна Иоанновна потребовала от подданных доносить «без всякого опасения и боязни того же дни». При этом традиция доношений столь же успешно, как и прежде, выступала в качестве эффективной связи власти и народа: при неповоротливой и непробиваемой бюрократической системе донос мог устранить неугодное лицо от кормила власти, быстро исправить допущенные ошибки, а его податель – повысить свой социальный статус.[804] К этому можно только добавить, что донос мог служить вполне «демократическим» средством участия масс в политике только при такой «демократии», когда все слои общества – от князя-министра до рабочего-холопа – были бесправны перед лицом верховной власти. Добровольное доносительство дополнялось созданной уже к середине 1920-х годов сетью секретных агентов.

Что же касается официально-правовой сферы, то уже в 1923 году была внесена поправка в Уголовный кодекс РСФСР, разрешившая считать контрреволюционным выступлением не только акцию, направленную на «свержение» режима, но и всё, что ведет к «подрыву и ослаблению» советской власти. Такое расширительное толкование политического преступления было закреплено в Уголовном кодексе 1926 года и вместе с системой внесудебной расправы сделало советскую юридическую практику весьма похожей на описанную нами в этой книге.

В этот ряд можно поставить и официально разрешенные в 1937 году пытки «врагов народа», и распространение наказаний на членов семей «изменников Родины», и возобновление каторжных работ, и конфискацию имущества осужденных, которое сразу же поступало через спецторг НКВД в раздачу верным слугам. Читая опись имущества арестованного министра госбезопасности В. С. Абакумова (1 200 метров ткани, 100 пар обуви и т. д.) или показания о дележе вещей репрессированных бывшими соратниками и их женами, «которые даже дрались из-за них между собой»,[805] трудно отрешиться от мысли, что в XVIII веке те же процедуры с поверженными в придворной грызне противниками проходили более прилично – кое-что иногда и детям доставалось…

Несомненно, эти исторические параллели представляют собой очень увлекательный сюжет; но, как сказал в свое время великий русский историк Василий Осипович Ключевский, «в нашем настоящем слишком много прошедшего; желательно было бы, чтобы вокруг нас было поменьше истории».

Иллюстрации

Петр I. Ж. М. Натье. 1717 г.Князь-кесарь Ф. Ю. Ромодановский. Неизвестный художник. XVIII в.Царская резиденция в селе Преображенском под МосквойВид на Петропавловскую крепость. Слева – Трубецкой бастион. С рисунка 1725 г.Царевич Алексей Петрович И. Г. Таннауэр. Первая половина 1710-х гг.П. А. Толстой. Копия с портрета И. Г. Таннауэра. 1719 г.Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. Н. Ге. 1871 г.Окончание приговора по делу царевича Алексея с подписями членов судаАлексеевский равелин Петропавловской крепостиЭ. И. Бирон. Неизвестный художник. Первая половина XVIII в.Арест регента Бирона, герцога Курляндского. В. И. Якоби. 1870 г.Анна ИоанновнаГраф А. И. УшаковЕлизавета Петровна. Л. Токе. Середина XVIII в.Граф А. И. ШуваловВеликий князь Петр Федорович, будущий император Петр III. Ф. С. Рокотов. 1758 г.Князь А. А. Вяземский. К. Л. Христинек. 1768 г.Екатерина II. Ф. С. Рокотов. 1763 г.С. И. Шешковский. Неизвестный художник. Конец XVIII в.Граф Н. И. Панин. Я. ЯрославскийАлександр I. В. Л. Боровиковский. 1802 г.Допрос в Тайной канцелярииПытка на дыбеП. М. Еропкин, казненный по «делу Волынского»А. П. Волынский. Г. Гзелль. 20–30-е гг. XVIII в.А. П. Волынский на заседании Кабинета министров. В. И. Якоби. 1875 г.Колода и колодникКандалыКазнь колесованиемПодвешивание за реброКазни стрельцов в октябре 1698 годаКазнь Емельяна Пугачева. Рисунок очевидцаПугачев в клетке. Гравюра Хиллерса. Вторая половина 1770-х гг.Карикатура на Анну Иоанновну из следственного дела одного из участников кружка А. П. Волынского. РГАДА. Публикуется впервыеНаказание кнутом княгини Н. Ф. ЛопухинойВырезание ноздрей и клеймение преступников в XVIII веке. С рисунка Х. Г. Гейслера. 1805 г.Наказание кнутом. С рисунка Х. Г. Гейслера. 1805 г.Клеймо «вор». Введено в 1754 годуЭкзекуция над А. И. Остерманом 18 января 1742 года. Неизвестный художник первой половины XIX в.Битье батогамиНаказание шпицрутенами. С рисунка Х. Г. Гейслера. 1805 г.Ордер на заключение А. Н. Радищева в Петропавловскую крепость. 30 июня 1790 г.Камера Трубецкого бастиона Петропавловской крепостиН. И. Новиков. Д. Г. Левицкий. 1787 г.Сатирический журнал «Трутень». 1769 г.Опись конфискованных книг в книжной лавке и доме Н. И. Новикова. Апрель 1794 г.А. Н. Радищев. Неизвестный художник. Не позднее 1790 г.Рескрипт Екатерины II о запрещении книги Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». 13 июля 1790 г.Петр III посещает Иоанна Антоновича в Шлиссельбургской крепости. Ф. Е. Буров. Вторая половина XIX в.Шлиссельбургская крепостьКамера в Шлиссельбургской крепостиПлан каземата Секретного дома в Шлиссельбургской крепости. 1794 г.Митрополит Арсений Мацеевич («Андрей Враль») в заточенииПомещения для узников в Кирилло-Белозерском монастыреХолмогорский Успенский девичий монастырь – место заключения Брауншвейгского семейства. Рисунок принцессы Екатерины АнтоновныСоловецкий монастырь. Гравюра 1837 г.Ф. И. Соймонов, сосланный в Охотск по делу А. П. ВолынскогоОхотский порт. Гравюра XVIII в.Пелымский острог – место ссылки Э. И. Бирона и Б. Х. МинихаПлан тюрьмы Э. И. Бирона, спроектированной Б. Х. Минихом. Рисунок Ф. Берхгольца. Между 1742 и 1746 гг.Б. Х. Миних, ставший узником в Пелыме в 1742 году. Г. Бухгольц. 1765 г.И. А. ДолгоруковН. Б. ДолгоруковаСвидание Н. Б. Долгоруковой с мужем в Березове. ГравюраБерезов. Гравюра XVIII в.Могила А. И. Остермана в БерезовеЗаключенный. Н. А. Ярошенко. 1878 г.

Примечания