Повседневная жизнь тайной канцелярии XVIII века - Елена Никулина

Впрочем, потомкам легко оценивать прошедшее. Цифры казненных или ссыльных можно при наличии соответствующих документов подсчитать; гораздо труднее представить человеческие трагедии, к которым приводили контакты «маленьких людей» империи с системой ее политического сыска даже по пустяковым делам. В 1758 году с ней познакомился юный кадет Шляхетского корпуса Александр Земцов, получивший от капитана Мелиссино объявление о «штрафе розгами за леность в классе» и крикнувший от страха «слово и дело». В Тайной канцелярии, куда он был препровожден, быстро выяснилось, что никакого «дела» за ним нет. В елизаветинские времена таких крикунов уже не наказывали строго, в данном случае следователи сочли возможным отправить Земцова обратно в учебное заведение под расписку для «учинения надлежащего решения» в виде порки. Но в корпусе возвращения «политического преступника» никто не ждал. Начальствующий полковник Ляпунов сразу же распорядился отобрать у арестованного казенные вещи и отправил рапорт директору корпуса Б. Г. Юсупову: «Оный Земцов поведения посредственного и от роду ему ныне 14 лет, в науках знание имеет худое ‹…› не повелено ли будет, не ожидая присылки оного из Тайной розыскных дел канцелярии, отослать его для определения в гарнизонную школу», – на что получил одобрение.[799] Так начальство корпуса, не зная реальной вины 14-летнего мальчишки и не дожидаясь решения сыскного ведомства, избавилось от подозрительного кадета. Для него это был конец надеждам на учебу, получение звания и офицерскую карьеру; а ведь по ведомостям Тайной канцелярии он даже не числился наказанным, как и те крестьяне, посадские люди, солдаты, попы и причетники, «бабы» и «девки», которых неведомо за что по градам и весям империи хватали, подвергали допросу, угрозам и порке – и благополучно «свобождали» с надлежащим внушением о неразглашении сведений.

Однако похороны Тайной экспедиции оказались преждевременными. В «благоустроенном государстве» политический сыск оказался не только востребованным, но и неизбежным явлением. Крушение «старого режима» во Франции и других странах, последовавшие за ним войны и перекройка карты Европы показали, что надежды на мирный прогресс человечества были несбыточными. Противостояние с Наполеоном и французской разведкой – в то время одной из лучших в мире – подтолкнули Александра I и его окружение к пониманию того, что обычная полиция не может обеспечивать защиту государственной безопасности.

В 1805 году в качестве межведомственного совещания министров военного, внутренних дел и юстиции в период отсутствия императора в столице появился секретный Комитет для совещания по делам, относящимся к высшей полиции. Через два года его сменил Комитет охранения общественной безопасности, опять-таки нацеленный на борьбу против французских происков и тайных обществ – «иллюминатов» и «мартинистов»; в число его членов вошел и бывший начальник Тайной экспедиции А. С. Макаров. Большей частью на его рассмотрение поступали дела об «оскорблении величества» – традиция сыска XVIII столетия оказалась устойчивой. В 1811 году вместе с комитетом действовало уже целое Министерство полиции, к ведению которого относились «все учреждения, к охранению внутренней безопасности относящиеся»; в Особенной канцелярии министра концентрировались все дела, связанные с иностранцами, цензурой и «дела особенные ‹…›, кои министр полиции сочтет нужным предоставить собственному его сведению и разрешению».

Хотя комитет 1807 года являлся центральным органом политического сыска в стране, тем не менее параллельно с ним в Петербурге (при генерал-губернаторе) и Москве (при обер-полицмейстере) существовала особая секретная полиция, подчинявшаяся одновременно и Министерству внутренних дел, куда после упразднения Министерства полиции в 1819 году была передана его Особенная канцелярия. Начальство требовало от полицейских «допустить к сему делу людей разного состояния и различных наций, но сколько возможно благонадежнейших, обязывая их при вступлении в должность строжайшими, значимость гражданской и духовной присяги имеющими реверсами о беспристрастном донесении самой истины и охранения в высочайшей степени тайны. ‹…› Они должны будут, одеваясь по приличию и надобностям, находиться во всех стечениях народных между крестьян и господских слуг; в питейных и кофейных домах, трактирах, клубах, на рынках, на горах, на гуляньях, на карточных играх, где и сами играть могут, также между читающими газеты – словом, везде, где примечания делать, поступки видеть, слушать, выведывать и в образ мыслей проникать возможно».

В 1812 году к полицейским учреждениям империи была добавлена Высшая воинская полиция – контрразведка для сбора информации, противодействия французскому шпионажу, контроля за местными чиновниками и обнаружения должностных преступлений интендантов и поставщиков товаров для армии. После окончания Наполеоновских войн в 1815 году на базе упраздненной Высшей военной полиции 1-й Западной армии было создано отделение Высшей военно-секретной полиции с центром в Варшаве, в чьи обязанности входили ведение разведки и контрразведки в Австрии и Пруссии, сбор военной и политической информации об этих странах, «содержание агентов во многих городах за границею и в Королевстве Польском» и борьба с контрабандистами, фальшивомонетчиками и религиозными сектами.

Конкурирующие друг с другом структуры ухитрились, однако, проморгать формирование революционных тайных обществ – империя получила небывалого прежде «врага внутреннего». Декабрист Г. С. Батеньков не без основания иронизировал над профессиональными качествами полицейских агентов: «Разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не понимали, что надо разуметь под словами карбонарии и либералы, и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, их доносы обрабатывали, как приходило в голову». Но и сами заговорщики стремились освоить уже имевшийся опыт по охране будущего нового порядка.

В своей «Русской правде» (инструкции «Временному верховному правлению» с диктаторскими полномочиями) руководитель Южного общества П. И. Пестель не только провозглашал установление республики, равенство перед законом и уничтожение сословий, но и требовал подавлять недовольство «с беспощадной строгостью». Для охраны нового общественного порядка предлагалось запретить частные школы и общества, создать органы государственной безопасности с агентурой («тайными вестниками» с «великим жалованием»), «Приказ благочиния» (цензуру), 50-тысячный корпус жандармов «внутренней стражи» и три дивизии «опричников» в качестве особой гвардии. Выдвигая идеи революционной диктатуры, частичного передела собственности, ломки старого государственного аппарата, декабристы в своих представлениях об общественном устройстве сочетали буржуазно-демократические лозунги с элементами уравнительности и всеохватным государственным контролем.

Децентрализованная структура службы государственной безопасности при Александре I себя не оправдала. Поэтому в 1826 году подавивший восстание декабристов Николай I учредил Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии, ставшее структурой политического розыска и контроля – первой в России «спецслужбой» современного типа. Она была направлена на борьбу не с крамольными словами, а с реальными преступлениями против государства – революционными тайными обществами, шпионажем, коррупцией, должностными злоупотреблениями. Запрещение законом пытки потребовало совершенствования ведения допросов, оперативно-разыскной деятельности, сбора объективных доказательств и информации о состоянии умов общества; для этого пришлось создать местный аппарат в виде жандармских округов и секретную агентуру.[800]

Дальнейшая судьба органов политического сыска находится вне нашего поля зрения и компетенции. Однако история имеет особенность: накопленный в свое время опыт – порой не самого приятного свойства – может вновь оказаться востребованным на новом этапе развития. Дело не только в том, что преступления, составлявшие суть работы политического сыска в XVIII столетии, сохранялись в XIX веке и перешли в век XX. После окончания кратковременного периода свобод 1917 года произошло установление групповой, а потом и личной диктатуры большевиков с воссозданием системы политического сыска, поразительно напоминавшей петровские и более поздние времена. Разумеется, сталинский режим не идентичен петровской монархии, являясь порождением ХХ столетия с его опытом государственного регулирования экономики, развитием массовых политических движений и немыслимой в прошлом системы идеологической обработки и контроля через новые общественные структуры и средства массовой информации. Советская модель сложилась уже на базе отрицания капитализма с его пороками и достижениями – рыночным регулированием, институтами гражданского общества, политической демократией – и явила собой полное слияние властных структур и ведущих политических сил, при котором в одних руках была сосредоточена экономическая, политико-административная и идеологическая власть.[801]