Обыкновенная война - Борис Геннадьевич Цеханович

первого этажа, разорвалась внутри помещений. Ленты не помогли: весело сверкнув сотнями бликами, стёкла дружно вылетели из всех окон, а через пару минут пламя уже весело выбивалось красными языками из всех окон.

– Ну как, Виталя, мы НП боевиков уничтожили?

Виталий Васильевич одобрительно хлопнул меня по плечу: – Боря, представь сержанта к медали – классно стреляет.

– Да, кстати, вон мой замполит идёт. Не хочешь прогуляться с ним за трофеями вниз?

Об этом он мог бы и не спрашивать. Обговорив детали прикрытия, втроём, а третьим был солдат, мы по шаткой лестнице спустились вниз и остановились около кучи убитых боевиков. Сразу бросилось в глаза новенькое, камуфлированное обмундирование а, судя по лицам и рукам, это были простые сельские жители, которых наспех собрали, вооружили и оставили защищать заранее обречённые позиции. Не сегодня, так завтра обрыв всё равно был бы взят и они были однозначно убиты. Постояли немного, настороженно оглядывая лагерь боевиков. Прямо в подножье обрыва были выкопаны несколько землянок, и ещё пару штук хлипких, дощатых строений приткнулись к стене обрыва. В центре, плотно утоптанной многими ногами, земли виднелось кострище, стоял здоровенный казан с ещё тёплой едой, причём мяса там было до фига. Тут же стояли банки с консервированными помидорами и огурцами. Позавтракать они явно не успели. Рядом торчала из земли лыжная палка с надетым на неё небольшим зелёным флагом, который я тут же сбил ногой на землю. Мы разделились: Коломейчук с солдатом направились осматривать землянки, а я, ещё раз проверив гранаты на поясе, решил проверить хлипкие строения. Остановился около тёмного провала входа, который не сулил ничего хорошего. Я ещё помнил, как бежали двое оставшихся боевиков и каждую секунду запросто мог получить пулю в лоб, от ещё возможно прятавшихся здесь духов. Глубоко вздохнув, я дал веером очередь в глубину помещения и ворвался туда, сразу же уйдя в сторону, дал ещё одну очередь в другой угол и опустил автомат. Никого, хотя в помещении до этого проживало человек пятнадцать. На полу лежала солома и шинели советского образца, лежавшие в определённом порядке, которые служили постелями для убежавших, а может быть уже погибших хозяев. Ближайший угол был забит продовольствием: поблёскивали те же банки с помидорами, кабачками и хреновой закуской. Отдельно на плащ-палатке небольшой горкой лежал хлеб. Тут же лежали бумажные кульки с сыпучими продуктами. Больше ничего интересного в помещении не было. Стволом автомата приподнял несколько шинелей и отбросил их в сторону: под ними тоже ничего не было. Мне давно хотелось иметь хороший нож или трофейный кинжал. Один раз видел у спецназовцев чеченский «ножичек» и теперь тоже захотелось иметь такой же. Я вышел из хибары, Витька Коломейчук и солдат шуровали в других землянках, но пока ничего стоящего тоже не нашли. Рядом чернел вход в ещё одну землянку, но судя по тому, что видел с улицы, она была глубокой и уходила далеко в обрыв. Лезть туда желания у меня совершенно не было, поэтому снял гранату с пояса и, выдернув чеку, забросил её как можно дальше во внутрь, тут же резко отпрянув в сторону. Глухо рванула граната и из выхода со свистом вылетела струя раскалённого газа, мусора и осколки. Я прислушался – тишина. Даже если там кто-то и был, и остался живым – то особо опасаться его не стоило. Мало ему там во время взрыва не показалось: как минимум хорошая контузия с порванными барабанными перепонками.

Подошли замполит батальона и солдат, коротко посовещавшись, мы скорым шагом двинулись к трупам боевиков, которые виднелись вдали. Кломейчук с солдатом пошли к дальним, а я подошёл к последним убитым боевикам. «Ловкий» боевик, как я его окрестил, лежал лицом вниз. Одежда на спине была изодрана, попавшими в него пулями, но крови было мало. Автомат валялся рядом, и что меня обрадовало, был он калибра 5.45. У меня сержант Кабаков где-то потерял магазины к автомату, штык-нож вместе с ремнём, и теперь боеприпасы он носил в карманах, от чего штаны у него были вечно спущены и ширинка моталась в районе коленок. Боевика переворачивать не стал, а лишь приподнял его с одного бока и вытащил из-под него офицерскую портупею со штык-ножом и подсумок с магазинами. Повесив всё это через плечо, пошёл осматривать второго боевика – «труса». Это был молодой парень, с едва пробивавшимися усиками на верхней губе. Несмотря на то, что он был одет в новенькое обмундирование, в нём не было того «армейского шика», с которым носят форму отслужившие в армии. Парень лежал на спине, раскинув руки в разные стороны, правая сторона лица была запачкана уже подсохшей кровью. Брать у него было нечего, его автомат меня не интересовал, да и был он калибром 7.62. Со стороны ушедших вперёд послышалась стрельба из автоматов. Приподнявшись, увидел, что это солдат и Витька поднимали оружие боевиков и стреляли из него по зелёнке. А когда закончились патроны, они подняли гранатомёт и стали стрелять из него по очереди, запуская гранаты под таким углом, чтобы они рвались над зелёнкой, засыпая кустарник осколками. Пока мои коллеги баловались стрельбой из автомата – зелёнка молчала, но когда над ней рванули три разрыва, и наверно удачно; зелёнка ожила. Боевики открыли интенсивный огонь и теперь они били с расстояния в сто пятьдесят метров, тем самым, сразу же поставив Коломейчука и солдата в тяжёлое положение. Они залегли и открыли ответный огонь. Открыл огонь и я, но мой АКСУ был слабенькой подмогой. Открыли огонь и достаточно мощный с обрыва. Я схватил автомат убитого, выдернул из его подсумка все магазины и рванул к залёгшим товарищам, но те, пригнувшись уже сами, под прикрытием огня с обрыва, бежали мне навстречу. Когда они поравнялись со мной, я присел на колено и длинными очередями стал полосовать по зелёнке на той стороне реки. Выпустив все патроны, снял ствольную коробку, выдернул затворную раму и разбросал в разные стороны части автомата, затем низко пригнувшись, ринулся в сторону обрыва. Навстречу мне ударили два автомата – это теперь Витька и солдат присели и прикрывали мой отход. Несмотря на сильный огонь, я по пути к обрыву не забыл про новенькую камуфлированную куртку убитого боевика. И когда её схватил, с обрыва сквозь огонь донёсся далёкий, предупреждающий крик Будулаева: – Боря, куртка моя – это мой трофей….

Несмотря на то, что мы находились в незавидном положение, я рассмеялся на ходу. Наша российская армия ещё носила песочную афганку, а все боевики носили камуфляж. И такая,