Мечи и темная магия - Стивен Эриксон

Рыжеволосый детина с топором бежал наперерез, глухо топая башмаками. Подоспевшая Изумительная невозмутимо вогнала в него стрелу, пробив обе щеки, — расстояние между ними не превышало шести шагов. Обескураженный, он потянулся рукой к лицу, но не остановился. Тогда Изумительная, издав боевой клич, выхватила меч и, крутанув, перерубила ему шею. Голова подскочила, заливая кровью все вокруг, и упала в загон к свиньям. На мгновение Кроу задался вопросом: успел ли бедолага осознать, что произошло?

Тут он увидел, что тяжелые двери строения приоткрылись и высунулось бледное лицо.

— Дверь! — завопил Кроу, устремляясь по чавкающей под ногами грязи прямиком к ней, с грохотом преодолевая деревянные ступени. Он успел всунуть заляпанный кровью и грязью сапог в зазор, не дав ее захлопнуть. Боль пронзила, словно от удара копья, глаза чуть не вылезли из орбит. — Черт! Нога!

С другой стороны двора с ревом и гиканьем, перекрывавшим визг свиней, выскочила дюжина, если не больше, воинов клана Лисицы, размахивая зазубренными мечами, топорами и грубо отесанными палицами, у некоторых имелись щиты. На бегущем впереди дикаре красовалась покрытая ржавчиной кольчуга с подранными краями, спутанные волосы цеплялись за небрежно сцепленные кольца.

— Назад! — Вэрран преградил им путь и замер, подобно каланче, возвышаясь над всеми. В вытянутой руке он держал меч эфесом вверх, словно то был амулет, оберегающий в бою. — Назад, если жизнь дорога.

Воин в кольчуге сплюнул, затем прорычал на ломаном северном наречии:

— Покажь свою железяку, поганец!

— Ладно, покажу. Гляньте на Отца Мечей, но это последнее, что вы увидите. — И Вэрран вытащил меч из ножен.

Может, люди действительно дали ему сотню имен: Клинок Утренней Зари, Могильщик, Кровавая Жатва, Высший и Низший, Скаканг-Гайок, что на языке жителей долин означает Разделение Мира, и так далее и тому подобное, но Кроу с сожалением отметил: ничего необычного клинок не представлял. Ни тебе огня, ни золотого свечения, ни отдаленного звука труб и даже не начищено до зеркального блеска. Только едва заметный шелест послышался, когда его вытаскивали из покрытых пятнами кожаных ножен. Плоский, цвета аспидного сланца и без орнамента клинок, разве что просматривалась какая-то гравировка у простой матовой крестовины.

Однако у Кроу, помимо меча Вэррана с сотней дурацких имен, имелись и другие заботы.

— Дверь! — пронзительно завопил он Йону, ухватиться за торец левой рукой мешал щит, поэтому он всунул в проем меч, действуя им как рычагом, но расширить зазор не получалось. — Проклятие, нога!

Йон с диким ревом взбежал по ступенькам и со всего маху ударил плечом. Дверь не выдержала и, слетев с петель, громыхая, упала, погребая под собой удерживавшего ее болвана. Спотыкаясь, Кроу и Йон ворвались внутрь, в полумраке, смахивающем на сумерки, веяло чем-то приторно-сладким и парящим, словно дымка. Фигура с неясными очертаниями двинулась на Кроу, успевшим инстинктивно прикрыться щитом, последовал глухой удар, чем — было не понять, но обломки щита полетели Кроу прямо в лицо. Потеряв равновесие, он врезался во что-то, металл звякнул, загромыхала разбитая посуда. Опять некто замаячил перед глазами, с лицом, будто у привидения, на шее болталось ожерелье из постукивающих друг о друга зубов. Не раздумывая, Кроу ударил мечом и еще раз, и еще, пока тот не упал и покрытая белой краской физиономия не обагрилась.

Закашлявшегося Кроу чуть не стошнило. Щурясь, он всматривался в пелену с мечом наготове. Было слышно, как рычащий Йон с хрустом вогнал топор в чье-то тело, раздался пронзительный вопль. Дымка постепенно рассеивалась, и Кроу смог лучше разглядеть помещение. Догоравшие в камине угли освещали в темно-красные и оранжевые тона повисшую на стропилах паутину, причудливым образом преломляясь в ней. Было жарко, словно в аду, да еще этот запах. На стенах развешены старинные ветхие гобелены, но невозможно было разглядеть, что же на них выткано. Подальше в углу виднелось нагромождение из черных камней с простеньким изваянием наверху, у ног разливалось золотое сияние. «Чаша, — подумал Кроу, — может, кубок». И шагнул туда, не выпуская поврежденного щита.

— Йон! — заорал он.

— Кроу, ты как?

Откуда-то послышалось странное песнопение, слова Кроу разобрать не мог, но напев ему не понравился. Ну даже на самую малость.

— Йон?

Неожиданно из-за камней выпрыгнула некая сущность.

Глаза Кроу расширились, пятясь назад, он чуть не свалился.

Из рукавов обветшалой красной мантии торчали раскрашенные красной краской жилистые руки, покрытые капельками пота, на голову, скрывая лицо, водружен череп неизвестного животного с изогнутыми черными рогами, в струившемся свечении незнакомец походил на дьявола, восставшего из самой преисподней. Кроу осознавал, голова в черепе с доносившейся из него песней имеют человеческую природу, но охвативший его страх не позволил сдвинуться с места. Струхнул он так сильно, что не смог поднять меч. Стоял, дрожа всем телом, не способный напрячь ни один мускул. Он, сказать по правде, никогда героем и не был, но подобного страха прежде не испытывал. Даже в Инварде, когда Девять Смертей надвигался на него с перепачканной кровью убитых мордой выжившего из ума ублюдка, издавая устрашающий рык. Беспомощный Кроу представлял собой жалкое зрелище.

— Фх… фх… фх…

Жрец двинулся вперед, подняв над головой длинную руку. В размалеванных красной краской пальцах зажата вещица. Искривленный кусок дерева с обрамляющим его слабым свечением.

Вещица. Так вот она какая, вещица, за которой они пришли.

Свечение, становившееся все ярче и ярче, усилилось до того, что его искривленный контур, казалось, навечно запечатлелся в глазах Кроу, уши различали только песню, и ничего другого. Вещица, сияющая, словно солнце, вытеснила все, подавляя волю, затрудняя дыхание, отрезая от…

Внезапно раздался хруст. Веселый Йон своим топором, разрубив череп животного, пробил и голову, на которую тот был напялен. Кровь, хлынувшая фонтаном, зашипела на углях камина, обагрив их. Кроу, почувствовав, как пот заливает лицо, заморгал, затряс головой, внезапно освобожденный от сжимавших тисков страха. Жрец, шатаясь, попятился, песнь захлебнулась, череп развалился, кровь полилась ручьями. Кроу зарычал, вонзив меч в грудь врага, свалившегося на спину. Вещица выскользнула из безжизненной руки, отлетев в сторону, ослепительный свет разлился по грубо оструганному дощатому полу, ослабевая до едва различимого свечения.

— Долбаные чародеи! — выругался Йон, плюнув на труп. — Чего, спрашивается, лезут? Сколько раз можно повторять: всякая тарабарщина не сделает и половины того, что можно сделать хорошим клинком. — Внезапно он нахмурился. — Во блин!