Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

— Я возьму это на себя, — прорычал он. — Иди.

Кошмары, насылаемые негативом стали размытыми. Их бешеный вой, доносился издалека. Никас не мог всерьез сконцентрироваться на нем. Пока он был в безопасности.

Он несколько раз терял сознание от недостатка воздуха, но его поддерживали невидимые руки воспоминаний. Котожрица была рядом, она держала его за предплечье, мурлыкала что-то беззаботное. Никас делал шаг за шагом. Когда давление становилось невыносимым, он падал на колени и ступал на четвереньках. Когда и этого не мог: полз как червяк. Извивался, кричал, но не мог остановиться. Не желал. Где-то позади оставалась Воля. Она почти умерла. Сначала Надежда. Потом Любовь. Но только не Воля. Он будет цепляться зубами, подтягиваться одной головой, но достигнет Максиме.

Что-то должно остаться.

Максиме, как ты не понимаешь?

Мы не можем отказаться от всего, только потому, что когда-то оступились. Нельзя уходить разрушителем. Нужно уметь прощать себя. Что бы с тобой не произошло, ты должна простить себя. Можешь смеяться сколько угодно. Я не могу не попробовать в последний раз.

— Ты почти у цели, — пошептало его левое ухо.

Никас почувствовал, что падает. Это было острое ощущение потери почвы под ногами, хотя ее давно уже не было. Что-то зашумело в ушах. В глаза ударил свет. Аркас упал на мягкое и сыпучее. Он покатился по горячему от солнца песку куда-то вниз. Несколько раз подлетел на камнях. Крякнул. Сшиб столбик и остановился, распластавшись как морская звезда.

Полежав несколько минут, он медленно перевернулся на живот, оттолкнулся от земли и встал на колено. Журналист оказался на границе некоего города. Небольшого, но плотно застроенного. Вдаль от него простиралась саванна, которая оканчивалась странным туманом, застилавшим дальние земли. Редкие акации, желтая, высушенная трава, кустарники, песок. Никаса кольнуло чувство узнавания. Кроме того, ощущение какой-то неправильности. Реальность здесь была статичной. В светло-голубом выцветшем небе застыли птицы. Солнце безжизненно висело в зените.

Никас вошел в город. Тот явно не был придуманным, хотя нельзя было сказать наверняка. Дома были разнообразными, но Аркас замечал отсутствие мелких деталей. Все было смазанным, цельным, без трещинок в асфальте. Складывалось впечатление, что на город постоянно смотрели в отдалении. И хорошо запомнили только действительно крупные объекты.

— Вертолет, — прошептал Никас. — Она смотрела на него с высоты. Всегда с высоты.

Город был атакован. Никас видел разрушения, разбросанные по земле кусочки быта, трупы на улицах. Тощие, лежащие ничком тела в грязном камуфляже. Тела в обмотках и цветастых лохмотьях. «Как на Максиме», — подумал Никас. Кровью истекали и военные, и мирные жители. Застывший огонь прилип к стенам, выглядывал из окон, обнимал дома, словно спичечные головки. Аркас старался не смотреть на тела поменьше, скорчившиеся под тряпками матерей, пытавшихся защитить самое ценное.

— Любовью не прикрыть от пули, — сказало левое ухо голосом Максиме. — Любовь — тоньше бумаги.

Вскоре Никас увидел первых нападающих. Они приехали на колонне из старых джипов и грузовиков. Часть была подорвана и застыла посреди улицы раскуроченными железными жуками. Никас обошел стоящее на ребре колесо, которое катилось куда-то по своим делам, пока время не остановилось. Возле колонны еще оставалась часть нападающих. Это были люди, толще, здоровее и, очевидно, агрессивнее тех, кого они убивали. На них ладно сидела песочного цвета униформа. Много оружия. Ожесточенные лица.

Никас потер глаза.

Нет, лиц у них не было. Были ужасные вытянутые морды с двойными клыкастыми пастями. Это были негативные твари. То, какими их запомнили, наверное. Какими они были внутри.

— Ничего не скрыть, — прошептала невинность Максиме. — Ничего не утаить.

Аркас прикоснулся к автомату одного из атакующих. Дуло было горячим. Из него много стреляли.

— Много и с удовольствием.

Отсюда человек видел асфальтовую дорогу, перекрытую железными ежами и колючей проволокой. Судя по всему, дорогу эту яростно обороняли. Она вся была усеяна изломанными телами. Усыпана гильзами. Изрыта пулями и снарядами. Полита кровью. Она вела к чему-то критически важному. Защитники буквально вгрызались в горло врагу. Они лежали по два, по три человека на одном теле в песочной униформе. Как холмик муравьев, одолевший ценой всего, что было, одного огненно-рыжего захватчика.

За спиной Никаса что-то затрещало, словно панцирь чистого льда, расколотый силой реки. Он вздрогнул и обернулся. В хвосте колонны реальность потрескалась и начала проваливаться внутрь себя. Из неровной бреши вытянулась огромная чугунная глыба. Никас не сразу понял, что это рука. Он, потеряв способность двигаться, смотрел, как появляется бугристая оплавившаяся голова, как широкие плечи выдавливают осколки реальности. И покрытое ранами тело, вползает в этот мир, волоча за собой обломки колоколов.

А потом оно уставилось на Никаса, приподняв морду-печь, превратившуюся в месиво с одним единственным отверстием, из которого глядели огненные черепа.

— Ты! — грохнуло оно. — Ты не уйдешь!

— Лучше беги, — предупредило ухо.

— Γαμημένο κορόιδο! — выразился Никас.

Он рванул с места так, что почти сразу запнулся о валяющийся на дороге бампер. Подскочил и понесся дальше, мимо схлестнувшихся людей, мимо гранатных разрывов, в его грудь били и падали спящие в воздухе пули, под ногами коротко поскрипывал мусор. Никас перемахнул через колючую проволоку, не почувствовав ее, благодаря костюму, оглянулся, и побежал уже как обезумевшее от страха животное. Животное, спасающееся от лесного пожара.

Потому что за ним, сметая, плюща, разрывая все на своем пути, ползло гигантское чугунное нечто. Оно локтями разрушало дома, стоящие по обочинам дороги, грудью превращало автомобили в лепешку. Изуродованными клешнями перетирало людей в кашу.

ЛПВВ проиграло?

Никас снова запнулся, пролетел по инерции вперед и неаккуратно упал на выставленные вперед локти. Чертыхнулся, быстро перевернулся на спину. Над ним нависал ненавидящий глаз. Падала вниз клешня. Аркас закричал и перекатился в сторону. Ударная волна подбросила его.

— Цинизм, сука, где ты прячешься?! — Никас свернул с дороги и побежал между домами, пересекая дворики с порхающими посреди перестрелки курами, мертвыми козами и прострелянным бельем, сушащимся на грязных бечевках. — Ты мне нужен!

Паразит не ответил.

— Он спит, — сказало ухо. — Копит силы. Помни, Геноцид не главная твоя проблема.

— Ах! — Никас едва увернулся от водопада кирпичей, которыми раньше был дом позади него. — Ну да! Я и забыл!

Так, ладно, — лихорадочно думал он. — Я творец. Я должен что-то такое сотворить, чтобы появился шанс не попасть к нему в лапы. Он утащит меня в какую-нибудь адскую дыру, и я никогда не доберусь до Максиме. Что, что придумать?

Он попытался снова вообразить крылья, но те не хотели вырастать. Не хватало сосредоточенности. Слишком сильным было влияние негатива позади, чтоб оторваться от земли.

Ладно, Аркас. Ладно. Что еще? Нужно что-то маневренное и быстрое. Что-то вроде кроссового мотоцикла. Ты ездил на нем всего пару раз в Европе, но это не так уж и сложно: улепетывать от разрушителя миров по узким, почти непроходимым улочкам. Помнишь, как шок подорвал Самооценку и у тебя был очень простой выбор из двух вариантов? Ну, вот сейчас, то же самое.

Мотоцикл выглядел странно.

Очень.

Как двухколесный рогалик с очень неровными очертаниями. Впрочем, когда ты дымишься от адреналина, сложно требовать тонкости от воображения. Оно ехало, и этого было достаточно. Никас прижался к раме и гнал, стараясь не цеплять углы зданий. Нужно было возвращаться на дорогу. Спиной Аркас буквально чувствовал приближающийся чугунный кулак, а впереди что-то постоянно блокировало путь. Приходилось тормозить, объезжать, терять время.

На руль села Бабочка.

У Никаса не было времени удивляться.