Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

— Нам конец.

— Натура! — не выдержала Котожрица. — Перестань! Точнее: отставить! Это люди-бананы, понимаешь? Они мягкие и скользкие. Это все, что можно сказать про их боевые умения. Они видели, как их племя превращают в кисель! И все равно они готовы сражаться! Нас спасет решительность и самоотверженность. Так что хватит нагнетать. Хорошо?

Химера пожала плечами, вздохнула, и отправилась вслед за жрицей.

Они миновали поворот за поворотом, отстав от основных сил. Котожрица прислушивалась к далекому грохоту на стенах. Крикам. Взрывам. Лязгу доспехов. На мгновенье выглянуло Солнышко. Исполосованное острейшими шипами, оно продолжало улыбаться. Свисц! Свисц! Свисц! Оно стреляло светом куда-то за стену. Недолго. Колючая проволока опутала его как виноградные лозы и утащила назад.

— Бедное, — прошептала Котожрица, бессильно сжав кулаки. — Стой.

Она навострила уши.

— Ну что там? — недовольно обернулась Натура.

— Что-то движется внизу, — Котожрица склонилась.

— Это один из этих механических страшил Воли. Чего удивительного? Они тут везде.

— Обычно они молчат…

«Мы спасаем жизни, мы спасаем жизни, мы спасаем жизни».

Натура успела что-то буркнуть привычным тоном. Потом она исчезла. Ложноножка утащила ее, разорвав толстую техническую решетку в полу как бумагу. Жрица не успела даже выкрикнуть ее имя: Лазарь медленно выполз наружу, расширив дыру темными колыхающимися боками. Под кокпитом бесформенная пасть пережевывала что-то зубами-металлоломом. Монстр весь был покрыт кратерами от попаданий, сгорбился, покрылся ржавыми металлическими пластинами. От корабля остались только торчащие иглы сломанных досок и балок.

Слепой кокпит уставился на Котожрицу.

— Мы спасаем жизни.

Сказало оно клокочущим шепотом.

Котожрица выстрелила. Еще раз. Лазарь дернулся, заскреб ложноножками по новым ранам, резко боднул Котожрицу и бросился прочь, скрывшись между зданий. Через несколько секунд кто-то закричал в отдалении и сразу замолк. Рыцарь любви, мыча от боли, поднялась и с трудом побежала на звук, понимая, что эта тварь может уничтожить все сопротивление поодиночке. Отряд за отрядом. Ее рация была сломана ударом проклятого чудовища.

Она протискивалась сквозь технические тоннели, пробиралась между могучих фундаментов башен, ориентируясь только на звуки борьбы. Два раза она успевала только увидеть металлический хвост с погнутым пропеллером, с которого стекала сущность. А кругом распотрошенные, разлагающиеся тела дузей.

«Мне его не догнать», — подумала она отчаянно.

Что же делать? Что?

— Вы не спасаете жизни! — закричала она, не понимая до конца свой замысел. — Вы убийцы! Бессердечные жестокие мясники! Вы никого еще не спасли! И не сможете, потому что не понимаете что такое «спасать»!

Она стояла на перекрестке, озираясь, направляя оружие то в одну сторону, то в другую. Ее уши поворачивались из стороны в сторону.

— Ложь.

Оно приближалось. Котожрица не могла понять откуда. С четырех сторон одновременно.

— Ложь.

С восьми.

— Ложь!

С шестнадцати.

Лазарь упал сверху. Он с грохотом приземлился, ударив металлом о металл. Котожрица отскочила в сторону, к стене. За ней помчался хвост, взломал бетон и распорол арматуру внутри. Образ нырнул вниз и выстрелил. Лазарь вертелся и шипел от боли, как змея.

«Его нужно увести прочь», — быстро подумала Котожрица.

Она продолжала стрелять, пока монстр не ошалел от боли, а потом побежала. Лопасть успела хлестнуть ее, почти снеся голову, но недостаточно точно. Срезала кусок уха и клочок скальпа. Котожрицу мотнуло к стене, но она не проронила не слезинки и побежала прочь от позиций партизан. Взбешенный враньем Лазарь, ринулся за ней. Не брезгуя вертикальными поверхностями, он напоминал ящера, преследующего юркого таракана. Снося оборонные системы, монстр, наслаждался погоней. Он должен был спасти Котожрицу, даже если она этого не хотела.

Обычно никто не хотел.

Он, с хозяйкой, прошел так много еще в том, прошлом мире. Тогда все было иначе. Их появления ждали, как сошествия ангелов. Раненые, покрытые кровью люди, благодарили его вместительное нутро. Он уносил их в безопасное место. А потом возвращался за другими. И так без устали, почти без перерывов. Хозяйка никогда не уставала. В чем-то она была прочнее его металлических деталей. И надежнее.

Когда она создала его здесь, то установила новые правила. Лазарь не противился. Он готов был спасать жизни снова и снова, сколько потребуется. Но теперь нужно было делать это по-другому. Охотиться. Загонять. Резать.

Не удивительно, что теперь никто не хотел спасаться.

Они просто не понимали.

Иногда они везли безнадежных. Еще в пути вертолет чувствовал, как в брюхе появляются мертвецы. Перед этим они очень мучились. Лазарь помнил крики, которые хозяйка слышала даже через вой его мотора. Даже сквозь наушники. Каждый раз она сжимала зубы и гнала его что есть сил. Зашпоривала как скакуна. Он никогда на это не обижался. Только начинал чихать, но она быстро приводила его в форму. Лазарь любил ее за это. За то, что она понимала, что он часть команды, а не просто летучая железяка. Каждый раз, заливая в него топливо, она благодарила и гладила его.

Хозяйка просто не хотела, чтобы люди надеялись напрасно. Не хотела, чтобы они страдали, ожидая спасения, которого не будет. В конце все умрут. Но перед этим потеряют себя, потеряют близких, потеряют все. Предадут свои идеалы. Найдут другие. Предадут их тоже. Человеческий разум это кренящаяся башня из хрупких компромиссов. С каждым кирпичиком ты становишься все безразличнее к тому, из чего строится эта башня.

А тех, кто говорит, что жизнь прекрасна, нужно безжалостно уничтожать. Их эгоизм и ограниченность невозможно осознать. Они настолько погружены в себя и свое «счастье», что готовы простить реальному миру что угодно. Любое преступление.

Страсть — наше проклятие. Она заставляет нас любить уходящее. Боятся неизбежного. Ненавидеть обыденное. Так в нем говорил голос хозяйки.

Если бы это существо, бегущее от него, просто набралось смелости и встретило спасение с благодарностью, глупой погони можно было избежать. Куда оно спряталось? Лживое неблагодарное существо. Где ты?

Котожрицу била крупная дрожь. Она ползла вдоль стены какой-то промзоны. Сверху была крыша из толстых балок и стальных листов, гигантскую площадь занимали многотонные станки, холодные и молчаливые, как надгробия. Конвейерные ленты и трубы пересекали пространство между ними. То тут, то там были свалены кучи отходов или шлаков. Проползая мимо одной из них, Котожрица увидела кусочек чего-то белого в бесполезном массиве.

Она протянула руку и взяла это. Мотивация. Ну конечно. Воля отдала все запасы этого бесценного ресурса гарнизону, чтобы они могли выстоять безумный напор негатива. Хоть какое-то время. После этого все производство было остановлено, а оборудование выведено из строя, чтобы не попасть в руки Максиме готовым.

Жрица проглотила находку и почувствовала тепло, желание жить и сражаться. Скакун Максиме успел отрубить ей левую кисть, и распорол бедро с той же стороны. Раны заживали, но медленно. Теперь процесс пошел лучше, чем когда либо.

Жрица прислушалась. Она уже давно не видела Лазаря и боялась, что тому наскучили кошки-мышки, и он отправился обратно к ополчению. Рыцарь приподнялась и на четвереньках прошмыгнула к одному из станков. Легонько ударила по нему дулом ружья. Что-то мгновенно отреагировало, пробежав между рядов недалеко от нее.

Нет. Он не ушел.

Хорошо.

Котожрица помедлила, набираясь сил. А потом бросилась, что есть силы между рядов машинерии, на выход из этой темной и мрачной ловушки, где ее рано или поздно найдут, используя только упорство.

Он мгновенно помчался следом. Попятам. Шепча что-то невразумительное. Врезаясь и разрушая контейнеры, вагонетки и металлоконструкции. Расшвыривая кучи шлака, прыгая по станкам, бросая хвостом котлы в след жрице. Тяжелые формы для отливки падали в шаге от нее и только кошачья реакция и прыгучесть еще берегли сущность. Она подпрыгнула и развернулась в воздухе, выстрелила в приближающийся кокпит, приземлилась и тут же шмыгнула влево. Взбешенный Лазарь пробежал мимо.