Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

Но даже в самый мрачный период, до Сталинграда, Кремль, видимо, задумывался над последствиями того, что союзники откладывают открытие второго фронта. Взятие Россией на себя военного бремени могло позднее принести плоды. «Определить направление главного удара — значит предвосхитить характер операций на весь период войны, определить на девять десятых судьбу всей войны, — писал Сталин. — В этом задача всей стратегии». Несомненно, кремлевские стратеги полагали, что уклонение Запада от нанесения такого главного удара повлияет на послевоенную обстановку решающим образом. Брук отмечал в Москве, что Сталин — реалист, какого еще поискать. «Планы, гипотезы, будущие возможности для него ровным счетом ничего не значат, но он всегда готов считаться с фактами, даже самыми неприятными». Как бы Сталин ни хотел открытия второго фронта, он, судя по всему, понимал, что в неприятных фактах содержатся также благоприятные возможности.

Уинстон Черчилль обдумывал в тревожные осенние месяцы 1942 года возможности иного рода. В его мозгу роились альтернативы, случайности, выборы. Сломают ли нацисты хребет красному медведю на этот раз? Или, наоборот, вермахт обессилеет настолько, что станет возможным быстрое вторжение на континент западных союзников? В любом из этих случаев пойдет ли Сталин на сепаратный мир? Выдержит ли Монтгомери натиск африканского корпуса немцев, а затем нанесет ответный удар? Обеспечит ли операция «Факел» надежный плацдарм? Как быстро союзники закрепятся в Северо-Западной Африке, а затем развернут наступление на Тунис? Будет ли Гитлер посылать подкрепления своим зажатым в тиски войскам в Африке?

Черчилль метал взгляды на карту Средиземноморья, где сосредоточились заманчивые возможности и перспективы. Вмешается ли Франко? Устоит ли Мальта? Можно ли вовлечь в войну Турцию? С течением времени ответами на некоторые из его вопросов послужили реальные события, но с теми же событиями открывались новые альтернативы. Следует ли считать Сицилию естественным перевалочным пунктом для входа в подбрюшье Европы? А как насчет Сардинии и даже Корсики?

Наблюдая бурные события в Средиземноморье, Черчилль не упускал из виду и «Раундап» («Облава») — план сравнительно ранней операции по высадке войск союзников в Европе через Ла-Манш. К изумлению своих помощников, Черчилль неожиданно заявил (во время высадки союзников в Африке) своим штабистам, что «прискорбно, если успех „Факела“ и Аламейна будет развит в 1943 году лишь захватом Сицилии и Сардинии».

— Если операция в Африке будет использована как предлог для сосредоточения крупных сил в целях обороны, — сказал он, — то лучше бы эта операция вообще не проводилась. Будут ли русские удовлетворены «нашим залеганием здесь на весь 1943 год, в то время как Гитлер предпримет генеральное наступление против них в третий раз?

Премьер все еще склонялся к «Раундап», хотя и отнесенному на август, но отнюдь не желал, чтобы англо-американские армии увязли в Северной Африке. Эта территория — плацдарм, а не диван для отдыха.

Брука раздосадовала эта позиция. Разве американцы не заявляли, что «Факел» — прелюдия к «Раундап» в 1943 году? Премьер-министр «не считается с реальностью, — жаловался Брук в дневнике. — То мы сокращаем свои войска, то должны вторгаться на континент огромными силами... Он неисправим, а я совершенно изнурен...». Однако военные считали, что непостоянство шефа в стратегии произведет новую переориентацию его целей. Они знали также, что в одном вопросе ни он, ни они сами не изменят своих мнений: британские солдаты больше никогда не попадут в тупиковое положение и мясорубку времен Первой мировой войны.

Стратегия Черчилля держала в поле зрения один регион: Европа, Атлантика, Западная Европа, прибрежная Европа. «Должен признаться, мои помыслы обращены в первую очередь к Европе — к возрождению славы Европы, колыбели современных стран и цивилизации, — писал он Идену за две недели до начала операции „Факел“, во время обмена мнениями о послевоенных планах. — Неимоверная катастрофа, если русское варварство затмит культуру и независимость древних государств Европы...»

Весной 1942 года Рузвельт импровизировал в стратегии еще больше, чем Черчилль. По крайней мере, бывший моряк грубо наметил свои приоритеты и четко определил антипатии. Речь идет о его предпочтении периферийных военных операций и категорическом отказе рисковать большими потерями во Франции. Кроме «приоритета Атлантики», Рузвельт не имел ориентиров в этом отношении. Его нежелание брать на себя четкие стратегические обязательства — одна из причин застоя в работе плановиков во время осуществления операции «Факел».

С точки зрения Рузвельта, однако, принятие стратегических решений и взятие обязательств невозможны в условиях, когда развитие событий на театре военных действий определялось множеством факторов, которые невозможно учесть. Загадкой оставался сам Черчилль. В начале и середине 1942 года американские военные неоднократно предупреждали премьер-министра, что вторжение в Северную Африку исключает крупномасштабную десантную операцию через пролив в 1943 году. Черчилль, казалось, с энтузиазмом воспринимал эти предупреждения. Тем более странно, что осенью он изменил свою позицию и потребовал от штаба продолжать подготовку операции «Раундап». Его поведение объясняется изменением военной ситуации — так он себе это представлял. Пессимизм американских штабистов, полагал Черчилль, проистекает из опасений: русские к 1943 году настолько ослабнут, что Гитлеру удастся перебросить во Францию десятки дивизий и использовать их для разгрома англо-американского десанта. Однако осенью 1942 года стало очевидно, что русские сами способны нанести ответный удар и вынудить вермахт сосредоточить почти всю свою военную мощь на Восточном фронте. Черчилль учитывал и другой фактор: он опасался, что задержка с операцией «Раундап» приведет к отвлечению американских войск и военных поставок в Тихоокеанский регион. Эти соображения побуждали его добиваться осенью переоценки всей стратегической ситуации. Из-за них Черчилль не стал надежным партнером Рузвельта в принятии решений глобального характера.

Но если изменчивая стратегия Черчилля была не совсем ясна президенту, то стратегия Сталина представляла собой почти сплошной туман. Непонятна не главная установка главы правительства, — его настойчивые призывы к открытию второго фронта звучали в Белом доме как пожарные колокола. Неопределенностью и подозрениями окутались другие вопросы во взаимоотношениях Рузвельта и Сталина. В стремлении усилить русских любым путем, за исключением немедленной десантной операции через пролив, Рузвельт и Черчилль предложили Сталину передать под советское стратегическое командование подразделения бомбардировочной и истребительной авиации на Кавказском фронте, где обстановка становилась все более критической. Казалось, идея воспринята Кремлем положительно. Реализация предложения ставилась в зависимость от развития обстановки на Ближневосточном фронте и особенно на фронтах Северной Африки. Когда возникла необходимость прервать посылку конвоев в Мурманск, Рузвельт решил, что предложение следует реализовать без всяких условий. «Сегодня Русский фронт — наша величайшая опора», — подтвердил он свою позицию Черчиллю.