Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Джеймс Бернс

Но если изменчивая стратегия Черчилля была не совсем ясна президенту, то стратегия Сталина представляла собой почти сплошной туман. Непонятна не главная установка главы правительства, — его настойчивые призывы к открытию второго фронта звучали в Белом доме как пожарные колокола. Неопределенностью и подозрениями окутались другие вопросы во взаимоотношениях Рузвельта и Сталина. В стремлении усилить русских любым путем, за исключением немедленной десантной операции через пролив, Рузвельт и Черчилль предложили Сталину передать под советское стратегическое командование подразделения бомбардировочной и истребительной авиации на Кавказском фронте, где обстановка становилась все более критической. Казалось, идея воспринята Кремлем положительно. Реализация предложения ставилась в зависимость от развития обстановки на Ближневосточном фронте и особенно на фронтах Северной Африки. Когда возникла необходимость прервать посылку конвоев в Мурманск, Рузвельт решил, что предложение следует реализовать без всяких условий. «Сегодня Русский фронт — наша величайшая опора», — подтвердил он свою позицию Черчиллю.

На практике возникли проблемы. Русские, как оказалось, в силу различных военных и политических причин не желали иметь на советской территории полностью укомплектованные иностранными экипажами подразделения авиации — они хотели иметь одни самолеты. В середине декабря Рузвельт писал Сталину, что ему неясна стадия решения вопроса, но он все еще готов направить авиационные подразделения с американскими экипажами, которые будут иметь своих командиров, но выполнять приказы советского командования. Сталин ответил, что в авиационных подразделениях больше нет необходимости, но не будет ли Рузвельт любезен ускорить отправку на советский фронт истребителей без экипажей в соответствии с согласованной программой.

С аналогичными проблемами, осложненными советским нейтралитетом в отношении Японии, Рузвельт сталкивался в попытках переправлять русским самолеты из Аляски через Сибирь. Удрученные американцы приходили к неизбежному выводу: их русские соратники больше заинтересованы в бомбардировщиках, чем в боевом братстве.

К декабрю 1942 года обстановка для Рузвельта несколько прояснилась. Положение союзников в Северной Африке упрочилось с отступлением Роммеля в Тунис. Испания осталась нейтральной. Окончательное выдворение войск «Оси» из Африки должно занять больше времени, чем ожидалось, но уже определяется приблизительно, когда это будет сделано. Красная армия не только удерживала свои позиции, но и контратаковала. Наступление японцев в Тихоокеанском регионе остановлено, они все еще сохраняют мир с Россией. Но по мере того как прояснялись и отступали назад некоторые важные вопросы, на передний план выдвигались новые. Победы Советов делали десантную операцию через пролив более или менее актуальной. Должны ли англо-американские войска укрепиться на средиземноморском побережье, откуда могут контролировать морские коммуникации между Западом и Востоком, или им нужно двигаться на север? Если выбор падет на последнее, то куда? Следует ли выводить из войны Италию или нанести удар подальше к востоку, через Балканы или греческие острова?

Тактика в действиях Рузвельта взяла верх над стратегией. Через год после Пёрл-Харбора у него нет определенного плана ведения боевых действий. А в отсутствие стратегических обязательств открывается простор для разного рода других планов, давлений, требований, интересов. Яркий пример — Тихоокеанский регион. Вопреки ориентации на «приоритет Атлантики» к концу 1942 года более половины американских дивизий за рубежом развернуты для войны против Японии. «Ограниченные» наступательные действия против японцев ежедневно влекли за собой новые обязательства и осложнения, как в случае с операцией на Соломоновых островах, и требовали от плановиков в Вашингтоне перераспределения сил на Тихоокеанский регион. Требования в связи с этим росли — в отсутствие разработанного стратегического плана, устанавливающего железные приоритеты и исключающего отвлечение сил в самых суровых обстоятельствах.

Потребность в ясной стратегии остро ощущалась. «Полагаю, как только мы вышвырнем немцев из Туниса, нужно добиваться созыва конференции по военной стратегии Великобритании, России и США», — писал Рузвельт Черчиллю в конце ноября. Он предложил, чтобы военные руководители западных союзников встретились с советской делегацией в Москве или в Каире. Черчилль согласился с идеей конференции, но не только с участием одних военных. Русские генералы, говорил он, попросту станут отсылать решение каждого военного вопроса к Сталину. Все, что советские руководители потребуют, сведется к открытию второго фронта. Почему бы не встретиться главам государств и правительств?

Немного поколебавшись, Рузвельт согласился. Он предложил провести встречу «Большой тройки» в сопровождении представителей штабов трех стран в середине января, к югу от Алжира, в Хартуме или окрестностях («Не люблю москитов»). Президент выразил сомнение в целесообразности идеи Черчилля об остановке Маршалла в Лондоне по пути на конференцию: «Не хочу, чтобы у Сталина возникло впечатление, будто мы перед встречей с ним обо всем договорились. Думаю, мы столь хорошо понимаем друг друга, что в предварительных совещаниях между нами нет необходимости...» Рузвельт закончил послание замечанием: «Предпочитаю комфорт оазиса плоту Тильзита».

Перспектива встречи «Большой тройки» обрадовала Черчилля. «Это единственный способ разработать хороший план на 1943 год», — телеграфировал премьер президенту. В настоящее время нет ничего похожего ни по масштабу, ни по уровню развития событий. Он все еще надеялся, что начальники штабов Англии и США проведут предварительную встречу для выработки каких-то определенных планов. «В противном случае Сталин встретит нас вопросом: „У вас опять нет плана открытия второго фронта, которое вы мне обещали в 1943 году?“

Рузвельт полагал, что Сталин согласится на встречу, но ошибся. Диктатор заявил, что не может покинуть страну во время проведения важных военных операций, и ничего не сказал о возможности приезда в Советский Союз Рузвельта и Черчилля. Рузвельт ответил, что «глубоко разочарован», и справился о 1 марта как о возможной дате встречи. Снова последовал ледяной ответ: положение на фронте не позволит этого даже в марте. Сталин поинтересовался, нельзя ли обсуждать эти вопросы в переписке, пока еще нет возможности встретиться. «Думаю, в этом мы не разойдемся во мнениях». Должно быть, Сталин озаботился тем, что теряет возможность поднять вопрос об открытии второго фронта на встрече с западными лидерами лицом к лицу. «Уверен, — продолжал он, — что не будет упущено время для выполнения обещания об открытии второго фронта в Европе в 1942-м или весной 1943 года, которое дали вы, господин президент и господин Черчилль, и что второй фронт в Европе будет действительно открыт совместными усилиями Великобритании и США следующей весной».