Фурцева - Леонид Млечин

Григорий Владыкин в 1940-е годы заведовал отделом художественной литературы в агитпропе ЦК партии. Он сам стал жертвой очередной идеологической кампании и потерял высокое кресло. В апреле 1950 года его бывшие коллеги по отделу пропаганды и агитации отправили секретарю ЦК Маленкову донос:

«Тов. Владыкин, освобожденный от работы в аппарате ЦК ВКП(б), сын крупного лесопромышленника, шельмовал людей, которые пытались бороться с космополитами, формалистами и эстетами в литературе. Владыкин приказал снять зав. сектором Гослитиздата как антисемита. По указанию т. Владыкина вышла в свет книга „Французский романтизм“ — книга антимарксистская, вредная, смакующая упадочные, пессимистические, антиреволюционные произведения французских аристократов».

Изгнание из ЦК, приклеивание ярлыков, вообще вся эта послевоенная история гнусных идеологических разносов, казалось бы, должны были чему-то научить, но, увы… Григорий Владыкин ведал в Министерстве культуры театрами и неуклонно проводил «партийную линию».

Валерий Золотухин подробно записал, что происходило дальше…

«— Я ехала, честное слово, с хорошими намерениями, — говорила Фурцева. — Мне хотелось как-то помочь, как-то уладить все… Но нет, я вижу, у нас ничего не получается! Вы абсолютно ни с чем не согласны и совершенно не воспринимаете наши слова.

Министр обратилась к автору пьесы Борису Можаеву:

— Дорогой мой! Вы еще ничего не сделали ни в литературе, ни в искусстве, ни в театре, вы еще ничего не сделали, чтобы так себя вести.

— Зачем вы так говорите, — вступился за автора Юрий Петрович Любимов, — это уважаемый писатель, один из любимых нами, зачем уж так огульно говорить об одном из лучших наших писателей…

Можаев объяснял, что написал комедию, условие жанра — персонажи карикатурны, смешны…

— Какая же это комедия, это самая настоящая трагедия! — возразила Фурцева. — После этого люди будут выходить и говорить: „Да разве за такую жизнь мы кровь проливали, колхозы создавали, которые вы здесь подвергаете такому осмеянию“. А эти колхозы выдержали испытание временем, выстояли войну, разруху… Бригадир — пьяница, предрайисполкома — подлец… да какое он имеет право, будучи на партийной работе, так невнимательно относиться к людям… Я сама много лет была на партийной работе и знаю, что это такое, партийная работа требует отдачи всего сердца к людям…

— Вы были хорошим работником, а это работник другой…

— Спектакль этот не пойдет, — заключила Екатерина Алексеевна, — это очень вредный, неправильный спектакль.

Она обратилась к главному режиссеру:

— И вы, дорогой товарищ, задумайтесь, куда вы ведете свой театр… Даю вам слово, куда бы вы ни обратились, вплоть до самых высоких инстанций, вы поддержки нигде не найдете, будет только хуже — уверяю вас.

— Смотрели уважаемые люди, академики, — отстаивал спектакль Юрий Любимов. — У них точка зрения иная, они полностью приняли спектакль как спектакль советский, партийный и глубоко художественный.

— Не академики отвечают за искусство, а я…»

В оформлении декораций были использованы обложки журнала «Новый мир», и Фурцева в запале произнесла:

— Вы что, думаете, подняли «Новый мир» на березу и хотите далеко с ним ушагать?

А у Любимова с языка сорвалось:

— А вы что думаете, с вашим «Октябрем» далеко пойдете?

Екатерина Алексеевна не поняла, что Любимов имел в виду журнал «Октябрь», руководимый Всеволодом Анисимовичем Кочетовым. Потому что тогда было такое противостояние: «Новый мир» Твардовского и «Октябрь» Кочетова.

«А у нее сработало, — вспоминал Любимов, — что это я про Октябрьскую революцию сказал. И она сорвалась с места:

— Ах, вы так… Я сейчас же еду к генеральному секретарю и буду с ним разговаривать о вашем поведении. Это что такое… это до чего мы дошли.

И побежала… С ее плеч упало красивое большое каракульчовое манто. Кто-то подхватил его, и они исчезли…

С ними исчез спектакль „Живой“».

Все, кто работал над спектаклем, тяжело переживали запрет, во всем винили министра.

Валерий Золотухин: «Фурцева научилась у актеров ораторству, показушничеству Перед зеркалом училась, наверное, или Завадского привораживала, беря уроки тона у Марецкой. Переняла у Марецкой тон, интонации, штампы. Если бы не знал, что это Фурцева в зале разоряется, подумал бы на Веру Петровну — те же ласковые, придыхательные интонации, абсолютно та же эмоциональная вздрючка, граничащая с хамством, а потом опять истома в голосе — милые вы мои… Научилась, матушка, располагать к себе аудиторию домашностью, интимностью, всех за родных почитает, — и такая ласковая, такая добрая ко всем, упаси нас Бог от вашей доброты».

Двенадцатого марта 1969 года начальник Управления культуры исполкома Моссовета Борис Евгеньевич Родионов подписал приказ:

«Получился идейно порочный спектакль, искаженно показывающий жизнь советской деревни 50-х годов… Директору театра т. Дупаку Н. Л. и главному режиссеру т. Любимову Ю. П. исключить из репертуарного плана и прекратить работу над спектаклем по пьесе т. Можаева Б. А. „Живой“».

Спектакль был запрещен. Зрители увидели его только в 1989 году.

Судьба Юрия Петровича Любимова висела на волоске. Его собирались лишить театра. Но он поставил рвущий душу спектакль по повести писателя-фронтовика Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Спектакль вызвал восхищение и — главное — понравился генеральному секретарю ЦК КПСС. Положение главного режиссера театра на Таганке упрочилось.

Пятого февраля 1971 года в Завидове обсуждался проект доклада Брежнева на XXIV съезде партии. Чуть ли не все участники совещания призывали закручивать гайки. Леонид Ильич Брежнев оказался самым либеральным:

— Вы помните, что Горький, будучи в эмиграции, заблуждался, ошибался, Алексей Толстой — тоже. Но если у человека есть большой настоящий талант, он может дать обществу хорошую отдачу, он заслуживает того, чтобы с ним повозились. Возьмите театр на Таганке. Его режиссер товарищ Любимов один раз сорвался, второй раз сорвался, а сейчас поставил великолепный патриотический спектакль «А зори здесь тихие». А такой писатель, как Симонов, который тоже не лишен ошибок, но как он чувствовал многие вещи, какое желание появилось у него работать. Роберт Рождественский — прекрасный парень. Их шпыняли, шпыняли, но надо подсказывать им, что делать, чтобы они не стояли в стороне от большого партийного дела, а чувствовали себя участниками…

Спектакль «А зори здесь тихие» (который поначалу кляли как пацифистский) в 1971 году был выдвинут на Государственную премию. Любимов считал, что Фурцева настроена против него, мешает ему получить премию.