Фурцева - Леонид Млечин

«Катерина Алексеевна, — пишет Любимов, — объехала всех, чтоб они не проголосовали за меня. И кто-то болел, и она ездила и говорила:

— Нельзя этому человеку давать, он не заслужил, у него столько ошибок. Пусть работает, исправляет ошибки, успеет получить.

И когда я узнал, что она проявила такую активность, я сказал, когда она меня вызвала:

— Я вам благодарен, что вы проявили такую заботу обо мне. Она говорит:

— Какую заботу?

— Да ведь мне и не надо, у меня Сталинская премия есть. Но она перевела разговор на другое».

Запрещение спектакля «Живой» не было личной инициативой министра. Идеологическая ситуация в стране, атмосфера запретов практически ставили крест на всем, что казалось опасным отступлением от генеральной линии. Большинство решений принималось в тиши кабинетов, советская власть была анонимной. Фурцева же в силу должности оказалась на авансцене, и о запретах объявлять приходилось ей самой.

Даже председатель КГБ Андропов вовсе не хотел войти в историю душителем свободы, поэтому распространялись слухи о том, что Юрий Владимирович в душе либерал и покровитель искусств.

— Из ЦК пришло представление на награждение орденами группы актеров и режиссеров, — вспоминал его помощник Игорь Елисеевич Синицын. — В списке был и Юрий Петрович Любимов. Андропов написал против его фамилии — «нет». Я удивился и говорю: «Юрий Владимирович, ведь сразу же станет известно, что именно вы вычеркнули Любимова». Он сразу же зачеркнул свое «нет» и написал: «согласен».

По словам бывшего сотрудника Андропова Александра Евгеньевича Бовина, Юрий Владимирович искусством почти не интересовался: «Ни в театрах, ни в концертах Андропов замечен не был. И джазом, о чем иногда пишут, не увлекался. Никаких языков, кроме русского, не знал».

«В театр он не ходил, — подтвердил бывший начальник его секретариата Владимир Александрович Крючков, — так как считал, что это потеря времени. Зато прочитывал все пьесы, которые шли, „а как, говорит, они ставят, — это я домыслю“».

Однажды работник ЦК Георгий Хосроевич Шахназаров привел к Андропову Юрия Любимова, у которого постоянно возникали проблемы с идеологическим начальством. Андропов не прочь был познакомиться с режиссером, о котором все говорили. Беседа оказалась плодотворной. Юрий Владимирович обещал Юрию Петровичу помочь, даже с кем-то переговорил и сказал Шахназарову:

— Его оставят в покое, если Таганка тоже будет вести себя более сдержанно, не бунтовать народ и не провоцировать власть.

Но у Любимова тут же возникли новые проблемы, и Шахназаров опять привел его к Андропову. На сей раз разговор не получился. Юрий Владимирович, похоже, обиделся на своего сотрудника — зачем его втравливают в такие опасные дела? В ЦК не полагалось влезать в чужую епархию. За этим в аппарате следили.

Георгий Шахназаров, в ту пору заместитель заведующего отделом ЦК, вспоминал, как ему позвонила министр культуры. Властный женский голос спросил:

— Это товарищ Шахназаров?

— Да, Екатерина Алексеевна, — не узнать министра было невозможно.

— Вы проталкивали пластинку с песнями Высоцкого? — Да.

— Зачем вы это делали?

— Потому что это талантливый человек, которого зажимают, ему надо дать дорогу.

— Так вот, не вмешивайтесь не в свои дела.

— Как ответственный работник ЦК считаю, мне до всего есть дело.

— Я вас предупредила. Будете продолжать — вылетите! — и повесила трубку

Московский Художественный театр был предметом особого внимания министра культуры. Гордость отечественной сцены, театр с мировой славой переживал не лучшие времена. Летом 1970 года мхатовские старики собрались на квартире Михаила Михайловича Яншина и договорились просить Фурцеву назначить главным режиссером Олега Николаевича Ефремова, который сделал театр «Современник» одним из лучших в стране.

Седьмого сентября министр культуры приехала в театр представлять Олега Николаевича. Его встретили аплодисментами. Фурцева прочитала письмо коллектива «Современника»: «Мы отдали вам самое дорогое, что имели…»

Выступила Алла Константиновна Тарасова:

— Сегодня — исторический день нашего всеми любимого Художественного театра. В наш коллектив, в нашу семью входит Олег Николаевич Ефремов. Ему сорок три года, и это прекрасно! Это расцвет. И то, что мы, старшее поколение, целиком, сразу выставили эту фамилию, этого человека, я считаю, мы это сделали правильно… Мне хочется его поздравить с такой большой честью — быть руководителем Московского Художественного театра… Екатерина Алексеевна правильно сказала, что Художественный театр должен быть вышкой, а сейчас он не вышка, и правильно, что нас ругают на заседаниях и что многие лучше нас. Но подняться гораздо труднее, чем упасть… Я очень рада, что встречаю здесь этого худенького молодого человека, но я знаю, что он очень крепкий… Счастливого вам творческого пути, дорогой Олег Николаевич!

Ефремов предложил начать творческий сезон с пьесы любимого им Александра Володина. Через двадцать минут в нижнем фойе Олег Николаевич уже читал его новую пьесу. Все были в восторге от его чтения.

Фурцева очень благоволила Олегу Ефремову. Но это не значит, что ему дозволялось все. И не только по идеологическим соображениям. Это не были столкновения ангелов с силами зла. Профессионалы пытались работать лучше, но система была такова, что в интересах Фурцевой было запретить, а не разрешить, потому что за удачный спектакль похвала достанется режиссеру или артисту. А за «ошибки» отвечать придется ей.

Известный драматург Леонид Генрихович Зорин написал пьесу о Пушкине — «Медная бабушка». Сюжет необычный: великий поэт пытается продать статую императрицы Екатерины II, чтобы избавиться от безденежья. Пьеса понравилась Олегу Ефремову. Ставил он ее вместе с Михаилом Козаковым. На роль Пушкина пригласили Ролана Быкова, только что темпераментно сыгравшего в фильме «Женитьба Бальзаминова».

«Он специально похудел для роли, — вспоминал Козаков. — В гриме был похож невероятно. Рост, пластика, живость игры, ролановская парадоксальность, юмор давали основания надеяться, что он сыграет сцены, эпизоды, диалоги одного года пушкинской жизни. Сыграть Пушкина — нельзя, невозможно, однако Ролан сумел понравиться пушкинистам (и каким!), а они, пушкинисты, в отношении всего того, что касается Александра Сергеевича, строги чрезвычайно».

Ролан Быков очень серьезно готовился, читал Пушкина и о Пушкине. И он совершил то, что представлялось немыслимым, — сыграл гения русской литературы. Знатоки поэзии поверили в него, увидели в нем поэта, восхитились его игрой. Но Быкова не увидели в роли Пушкина министерские чиновники и мхатовские «старики». Они просто его не поняли. Они не приняли исполнения национального героя актером негероического облика, хотя в гриме Быков был невероятно похож на реального Пушкина.