Еще вчера. Часть первая. Я – инженер - Николай Мельниченко

Ленинград встретил нас низким серым небом и сизым смогом, заполнившим улицы от Витебского вокзала до Петроградской стороны, где был наш завод и арендованная институтом комната в студенческом общежитии. Никаких красот города, отраженных в глянцевых открытках «вербовщика» Г. Л. Петрова, мы и не мечтали увидеть сквозь заиндевелые окна трамвая, да еще при ранних зимних сумерках. Поселилась наша группа из КПИ в одной большой комнате общежития ЛЭТИИЖТа на Малой Посадской, недалеко от мечети. Сварщики – Коля Леин, Леня Хлавнович, Эдик Сергеенков и я. Среди нескольких ребят из других факультетов выделялись иностранцы: гибкий красавчик кореец Ли и сгорбленный от какой-то болезни, довольно пожилой по нашим понятиям, болгарин Живко.

Утром, разузнав, что наш завод недалеко, мы отправились к нему пешком по Кировскому проспекту. Никаких ожидаемых эмоций при этом мы не испытали: серые холодные дома, висящий над всем городом сизый смог. Остатки нерасчищенного снега тоже были серыми, ни белого, ни черного цвета мы нигде не увидели, архитектура домов – по нашим дилетантским понятиям – вполне обычная.

Формальности и ознакомление с заводом заняли целый день, и возвращались мы «на базу» уже в сумерках. Обедали мы в заводской столовой, для ужина купили всяких плавленных сырков, хлеба, сахара и т. п. Кипятильники, кружки у нас, как опытных командировочных, всегда были с собой. Киевляне Хлавнович и Сергеенков, как буржуины, развернули домашние припасы, не доеденные в поезде. Пролетарии – мы с Колей Леиным, – без всякого зазрения совести помогли товарищам прикончить «буржуазные пережитки». Появился Живко, навьюченный кульками со съестным. Мы не стали нарушать болгарский суверенитет не столько из-за дипломатического пиетета, сколько из-за собственной сытости. Внезапно Живко завопил:

– Нет, вы посмотрите, что продают!!!

Мы кинулись к нему. В руках он держал наполовину открытый усеченный конус сырка «Зеленый». Под ярко раскрашенной фольгой было нечто зеленоватое, покрытое плесенью и издающее запах, мягко говоря, – разительно отличающийся от запаха пищевых продуктов. Мы дружно и возмущенно загалдели, посоветовав Живко бросить продукт в лицо директору магазина, высказать ему все, что о нем думает мировое студенчество, и обязательно забрать назад свои кровные. Мы кипели возмущением и говорили все вместе. Чувствуя международную поддержку, Живко еще более распалялся и строил планы отмщения.

В комнату постучали и впорхнули две девушки, аборигены общежития, чтобы забрать нашего Ли на каток: оказывается он уже успел с ними познакомиться и договориться о встрече. Увидев нас сгрудившихся возле стола с раскрытым сырком одна из девушек, осмотрев пустой стол, спросила:

– Вы тоже любите их? А с чем же вы будете есть эту прелесть? Подождите, у нас варятся макароны!

Мы раскрыли рты. Коля Леин пробурчал что-то о залежалых продуктах в красивых упаковках, которыми враги, засевшие в торговле, травят бедных студентов.

– Да вы что! Мы этот сырок обожаем! Его не всегда можно найти!

Через несколько минут у нас на столе стояла тарелка с дымящимися макаронами. Наташа щедро посыпала их натертым «дефектным продуктом» и широким жестом пригласила общество к пиршеству. С целью сохранения наших драгоценных жизней, мы только нюхали «совмещенный» продукт и недоверчиво поглядывали на повариху. Запах тухлых яиц несколько разбавился ароматом горячих макарон, но нам этого было явно мало.

– Когда я работал египетским фараоном, – начал Леня Хлавнович свои воспоминания, – то содержал специальных дегустаторов, которые пробовали пищу, перед употреблением Моим Величеством…

Наташа навернула на вилку макароны с сыром, отправила в рот, медленно разжевала с выражением блаженства на лице и раболепно пригласила:

– О, мои фараоны, подобные Солнцу! Можете потреблять, отбросив присущий Вашим Величествам страх!

С опаской начали пробовать. Живко наблюдал за дегустацией недоверчиво, затем сам взял вилку. Закрыв нос, пожевал. Затем, уже спокойно, доел макароны и подытожил:

– Есть, конечно, можно, но одни макароны вкуснее!

Нам показалось, что он лукавил. Думаю, что, потребляя национальные приправы солнечной Болгарии, он с гордостью расскажет о приправах с небывалым вкусом, к которым он приобщился в Ленинграде… Во всяком случае, дикая расправа с директором гастронома была отложена на неопределенный срок.

Гастрономическое отступление. К тому времени, когда наш сын решил ознакомить своих предков с изысканным вкусом «голубого» сыра, пронизанного плесенью, я уже был подкован информацией и воспоминаниями о сырах: «зеленом» питерском и сыре Марка Твена, который он перевозил в железнодорожном вагоне. Мы с женой «наступили себе на нос и глаза», вкусили… и – нам понравилось.

Второй наш иностранец – кореец Ли был личностью яркой чрезвычайно. На свой завод он ходил через день-два, и то – только после обеда: спал он до 12 часов дня. Очевидно, на заводе начались какие-то неприятности по этому поводу. Тогда Ли предоставил заводу медицинскую справку, в которой печатями и подписями удостоверялось, что по состоянию здоровья он не может просыпаться раньше полудня. Зато вечером, когда мы усталые появлялись в общежитии, у сына корейского народа начинался подлинный рабочий день. Ли готовил коньки, на гибкое тело надевал белый вязаный свитер, на черные волосы – красную повязку. Его уже ожидали девушки, с ними он отправлялся на ближайший каток, которых в то время было великое множество, почти в каждом пятом дворе. В те времена сведения о фигурном катании на коньках мы имели только из американского фильма «Серенада солнечной долины». Наш Ли был настоящим мастером и по всяким фигурам на голову был выше героини «Серенады». Популярность Ли на катке, особенно у девушек, была необычайной, он ею упивался. Все заботы практики на заводе (кажется, химическом) ему были глубоко «до лампочки».

Завод «Электрик» в то время – старинное предприятие, в старых кирпичных корпусах которого кое-как приспособились к требованиям времени: нужда в сварочном оборудовании, особенно в источниках тока и машинах контактной сварки, была огромная. По нарядам главка все оборудование, производимое заводом, было расписано на год вперед, и с весьма серьезными заказчиками шутить было нельзя. Сборка оборудования, неоправданно очень большой номенклатуры, – по сути, велась кустарно, несмотря на наличие отдельных передовых станков. Сборку агрегата, даже крупносерийного, от закладки до сдачи выполняла одна бригада на одном месте, конвейерные линии некуда и некогда было ставить: надо было «выполнять план любой ценой». Большинство деталей производилось на универсальных токарных и фрезерных станках. Получалось: трудоемко, неточно и требовало подгонки при сборке. Выпускаемое оборудование тоже отставало от мирового уровня, но никто и не подумывал о его улучшении: и такое «отрывали с руками». При таких условиях, кому нужна была головная боль по модернизации и перестройке производства, которые неизбежно в первый период снижали бы выход продукции?