Утопия - Марина Дяченко

Ким подумал, что в идее такого вот прогулочного плота реализовалась чья-то детская мечта о жизни на необитаемом острове. Крошечном острове с тремя пальмами — посреди океана…

— Вот что интересно — он не качается, — объяснял Шурка двухлетней дочери. — Корабль, даже самый большой, качается, когда плывет, понтон — нет…

— Это Пандем так придумал?

— Пандем подсказал… А люди придумали и построили…

— А трава? Траву придумал Пандем или дедушка Ким?

— …Мои дети, — растроганно говорил Андрей Георгиевич. — Наши дети… Я счастливец. Я везунчик.

— А оно есть в мире — везение? — тихо спросил Алекс.

Сегодня вечером он добровольно взял на себя роль «хозяюшки» — ходил от костра к ресторанчику и обратно, разливал вино и соки, короче, был рабочей пчелой на чужом празднике.

— А почему нет? — после паузы спросил Андрей Георгиевич.

— Потому что все в руках Пандема, — отозвался Алекс. — Удача — это маленькая несправедливость. Нет?

— Удача и везение — это все-таки не одно и то же, — осторожно заметила Александра.

— Почему несправедливость? — вмешалась в разговор Шуркина жена Вика. — Если сегодня мне повезло, а завтра тебе… Всем поровну.

— Если всем поровну, это не везение, — заметил Алекс.

— А я счастливец! — снова воскликнул Андрей Георгиевич. — Оттого, что у меня такие дети… Внуки… Шурка! Виталька! Ромка!

— А вот интересно, какими бы они были, не будь Пандема? — кротко спросила Арина, от начала вечера не сказавшая и двух десятков слов.

— Точно такими же, — отозвался Ким прежде, чем отец успел придумать ответ.

— С такими же недостатками, — пробормотал Виталька. — Ну, может быть, кто-то, — он глянул на брата, — родился бы одноглазым…

— Вит, — укоризненно сказал Ким.

— А у нас на старой квартире, — негромко начала мама, — была соседка — помнишь, Кимка? Ей действительно не везло. Прямо рок какой-то. Если она устраивалась на хорошую работу — контора тут же или прогорала, или закрывалась. Если она ехала отдыхать — в том месте случалась эпидемия, или смерч, или еще что-то. У нее было три мужа, и ни один не умер своей смертью! От нее уже все знакомые шарахались, будто боялись заразиться. Ну, каково?

— И что с ней теперь?

— Не знаю, — сказала мама. — Спроси Пандема, если хочешь… Во всяком случае этот ее «рок» больше над ней не висит.

— Рок, судьба, — Алекс вытащил сигарету. — Судьба и везение… гм. Судьба и случайность… Ким, ты у нас главный пандемовед, вот ты скажи: если нет случайностей, значит, Пан может точно предсказывать будущее?

— Спроси Пандема. — Киму не хотелось этого разговора.

— Аля, — Алекс обернулся к жене, — а творческое озарение твоих подопечных, когда скульптор вдруг понимает, что голограммку надо вставить не в правый глаз изваяния, а в левый… это случайно или как?

— Спроси Пандема, — лениво усмехнулась Александра. — Honey, ты суетишься или мне кажется?

— Жизнь, лишенная суеты, представляется картонной. — Алекс закурил, руки у него слегка дрожали. — Давайте суетиться, давайте поступать случайно, давайте путать Пану карты… Ему же от этого будет забавнее с нами возиться. Так трудно быть непредсказуемым…

— Это точно, — сказал Ким, и Алекс легко прочитал спрятанный в двух словах подтекст:

— Да, и я предсказуем. Наверное, я — особенно. А ты? А мы все?

— Карты, — мечтательно сказал Андрей Георгиевич. — Я играл бы с утра до ночи. Будь побольше времени… Ариночка, это правда, что Костя — игрок?

Арина кивнула:

— Да… У них там целая система: игра «на интерес», «на желание», «на ресурс»… Кстати, мой брат считает себя везунчиком. В картах. Ему хватает.

— Я тоже азартный! — горячо подхватил Андрей Георгиевич. — Сам играл бы! Если бы только лишнее время…

— Вот-вот, — тихонько сказала ему мама. — Кто тебя заставляет работать?

— Игра на ресурс? — переспросила Лерка. Глаза ее то и дело оборачивались внутрь — она говорила с Пандемом.

Арина вздохнула:

— Котька не работает, ты же знаешь… Ему плевать на статус. Статус на хлеб не намажешь…

— Значит, у него другое понимание успеха. — Алекс затянулся. — Игра — отдушина, оставленная человечеству мудрым Пандемом. Искусство, флирт и игра. Территория, на которую Пандем демонстративно не посягает. Насколько я понимаю, с женщинами у Кости тоже все в порядке?

— Па, давай не сплетничать, — резковато предложил Шурка.

— Нет, система статуса мудра, я же ничего не говорю, — Алекс вздохнул неожиданно печально. — Вообрази этот ужас: каждый на своем рабочем месте, и никто ни за что не отвечает, потому что Пандем страхует и ведет на помочах. И никто не принимает решений, потому что решения давно приняты, надо только делать, что говорят… Тоска! И, чтобы этого избежать, Пандем искусственно имитирует жизненные трудности, а тому, кто наиболее успешно их преодолевает, дается конфетка в виде статуса. Ему говорят, что он успешен, он сам себя чувствует успешным… Вот и все везение.

Киму показалось, что Шурка хотел ответить. Но проглотил реплику; прищурился. Слушал дальше.

— Вот Аля знает, — Алекс нежно коснулся колена сидящей рядом жены. — Что такое современное искусство? Базар-вокзал. Все стали творцами, всем есть что сказать, все смотрят на мир широко раскрытыми глазами… А прорывов нет. Того, что потом сочтут гениальным, нет и в помине. Почему?

— Пятнадцать лет не срок, — возразила Александра.

— Если Пандем захочет, — хрипло сказал Виталька, — он каждого из нас может сделать гением. Прямо сейчас.

Некоторое время все молча на него смотрели.

— А почему же он не хочет? — мягко спросил Алекс.

— Потому что мы сами должны, — Виталька отвел глаза. — Вот ты, дядь Алекс, говоришь — статус, как будто это плохо. А вот нет ни одного человека с высоким статусом, который получил бы его незаслуженно. За просто так. По везению. Он зарабатывается, статус… Долго…

— В людях главное не статус, — тихо сказал восьмилетний Ромка. — В людях главное суть.

Виталька вздрогнул. Покосился на брата неприязненно, как показалось Киму.

— А что такое суть, Ромаша? — осторожно спросила мама.

Ромка пожал плечом:

— Спроси Пандема…

— Так говорить невежливо, — сказал Ким.

— А почему ты сам так говоришь? И тетя Аля говорит?

— Так то мы, а то ты!

— Я такой же человек, — Ромка пожал другим плечом, будто для симметрии. — Ладно-ладно… Суть — это чего человек хочет больше всего на свете. Например, дядя Костя хочет, чтобы все вокруг отдыхали и не мешали отдыхать ему. Дедушка хочет все время работать. А Виталька хочет полететь в космос и прославиться.

Виталька встал. Во взгляде, обращенном на брата, промелькнула непривычная для Кимова сына злость.

— Вит…

— Все-таки нет, — пробормотал Виталька. — Все-таки… Смысл? Допустим, я был уже зачат на момент прихода Пандема, тут нечего… Но вот дети, которые были зачаты после его прихода? Почему не устроить так, чтобы и там не было никаких случайностей? Чтобы… самый удачный вариант зачатия?

— А я не самый удачный, — спокойно парировал Ромка. — Зато я настоящий, естественный человек. Да, Пандем?

— Дети, — предостерегающе сказал папа, — я вообще не понимаю, о чем сыр-бор… Давайте музыку!

Ромка хотел еще что-то сказать, но замолчал, прислушиваясь ко внутреннему голосу.

Ким положил руку на плечо ощерившемуся Витальке:

— Оставь. Пан ему объяснит.

— Если бы я хотел прославиться, — сообщил Виталька, — я бы чем-то другим занялся. В фильмах бы снимался… Меня даже звали, у меня лицо обаятельное…

— Виталя, — Шурка поднялся, — пошли, я тебе кое-чего скажу…

Они стояли рядом — двоюродные братья, Витальке пятнадцать, Шурке двадцать один, но разницы в росте (каким огромным казался школьник Шурка рядом с младенцем Виталькой!) уже почти не осталось. Ким смотрел, как они рядом идут к берегу, то есть к краю понтона, и отблеск костра золотит им спины, и как они садятся прямо на песок, и Шурка что-то говорит, но слов не слышно за ровным шумом прибоя.

Ким оглянулся; у костра молчали. Арина неподвижно глядела в огонь; Лерка слабо улыбалась, Вика покачивала на коленях Юльку, отец обнял маму за плечи, Алекс лежал, глядя на звезды, Александра бродила где-то рядышком, под ее подошвами похрустывали ветки. Каждый из них не помнил сейчас о существовании всех остальных.

Ким уселся рядом с женой. Примятая трава была плотной, как циновка, надежной и жесткой.

Пока Арина была с Пандемом, Ким не хотел говорить с ним. Вопреки здравому смыслу — ведь «отвлечь» Пандема нельзя, у него бесконечная — или почти бесконечная — оперативная память…

Остров-понтон плыл, будто сквозь космос; костер горел, не требуя новых дров, Ким глядел на огонь, внутри его проворачивалась, будто объемная фигура на экране монитора, слышанная где-то фраза: «И свет во тьме светит…»