Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник) - Андрей Посняков

Вот ради этих людей и ради собственной славы приходилось Хельги решать нелегкую задачу – как совместить поиски Черного друида с богатством и воинским счастьем? Скорее всего, нужно было идти на юг, в Кенугард, и желательно – через Полоцк. Но в верховьях Волхова не миновать встречи с Рюриком – а тот, конечно же, предложит служить ему. Придется отказаться, а Рюрик обидится. Нет, негоже обижать родственника. Но на юг все-таки надо, надо… Чувствовал Хельги, что именно Кенугард-Киев как-то связан с Черным друидом. Значит, на юг. Интересно, куда это все запропастились – Никифор, Ирландец, Снорри со своим дружком Радимиром? Ну, Ирландцец с Никифором – никак не привыкнуть к новому имени Трэля – вероятно, играют в финдхелл в какой-нибудь корчме, скорее всего – в варяжской, но, могли пойти и к Ермилу Кобыле, у того бражка более крепкая, на всю Ладогу славится. Там же, кстати, могут и Снорри с Радимиром ошиваться. Снорри, правда, хмельное не очень-то любит, но за компанию с приятелем почему бы и нет. Может, и самому сходить?

– А в самом деле, сходи, ярл, развейся! – посоветовал Торольв Ногата. – Там, в кобылиной корчме, и красные девки имеются… для тех, кто тайное слово знает.

– Ты знаешь?

Торольв, расхохотавшись, кивнул. Оглянулся – нет ли поблизости кого из жен, нагнулся, прошептал торопливо. Хельги-ярл улыбнулся – запомнил. Мало ли – пригодится, хоть и любил Сельму, да ведь эдак и захиреешь в чужой стороне без девичьей ласки.

Тут же и выехал – на хозяйском коне – негоже ярлу пешим. Конь видный – серый, лоснящийся, быстрый. Хельги пустил его рысью – только плащ за спиной развевался, словно застрявшее низко над землей синее грозовое облако. Как и в Халогаланде, вечера в Альдегьюборге были длинными, светлыми. Солнце садилось медленно, словно бы неохотно, окрашивая снизу золотым светом редкие облака. Со стороны пристани еще доносился шум – видно, артельщики заканчивали работу. Мычали гонимые с лугов коровы, чуть не чертили по земле полным выменем, звенели колокольцами-боталами, повинуясь указующему хлысту пастуха. Хельги придержал коня, пропуская стадо, тронул поводья, полюбовался бегущими навстречу девчонками – свежими, молодыми, красивыми, в белых льняных рубахах, вышитых оберегом по рукавам да вороту, и длинных синих юбках. Босые, с венками на русых волосах, словно юные богини девственности и чистоты. Стрельнули глазами в сторону всадника. А как же не засмотреться на такого красавца? Переглянулись, да и ну, бежать дальше, со смехом да с прибаутками. А одна – высокая, стройненькая, златовласая, с глазами, как васильки, задержалась, из-подо лба посмотрев, зарделась вдруг незнамо с чего. Неужто всадник понравился? Хельги, не выдержав, оглянулся… Однако смех вдруг резко стих, а девчонки, пригнувшись, спрятались в ольховых зарослях у чьего-то высокого частокола. Что такое? Неужто испугались молодого варяга? Быть того не может! Нет, тут, скорее, в другом дело… Ага! Из-за поворота вышли несколько мужиков, видно, рыбаки иль торговцы. Усталые, но довольные – похоже, день был удачным – они шли, степенно переговариваясь, обсуждая дела, как сделанные, так и еще предстоящие. Хельги нарочно спрыгнул с коня, якобы подтягивая подпругу. Интересно ему стало с чего б это девки попрятались? Тем более, девки-то такие симпатичные. Особенно та, златовласка. Ух, и глазищи у нее! Кто ж на такую красоту не оглянется?

А девчонки, выждав, когда мужики пройдут, выбрались из зарослей и побежали вниз, к пристани. Интересно, куда же на ночь глядя? И почему тайком? Хельги надеялся, вдруг та оглянется, васильковоглазая… Нет, не оглянулась, поскромничала. Ой, девки, девки… Видно, собрались хороводы водить где-нибудь на дальней лесной поляне. Как же родичи-то пускают? Или родичам другое сказано? В капище наверняка отпросились, богов якобы всю ночь славить, а в кустах скрылись, потому как родных увидели, отцов да братьев, к капищу-то совсем другая дорога.

Проехав мимо приземистой избы Вячки-весянина, Хельги выбрался на дорогу, ведущую к усадьбе Ульва Сломанной Стрелы и, не доезжая до нее, свернул к холму, на склоне которого, средь зарослей можжевельника, располагался постоялый двор Ермила Кобылы.

Никифор и Ирландец как раз были там. Как всегда, неспешно попивали брагу и, окруженные азартной толпой зрителей, лениво переставляли фигуры по разграфленной доске. На этот раз Ирландец играл центральными, оборонялся, а Никифор нападал на него сразу из четырех углов. Очередность хода определялась кубиками. Ирландец – в длинном зеленом, по лейнстерской моде, плаще и изумрудного цвета тунике задумчиво хмурил брови. Узкое лицо его выражало явную озабоченность, видно, его оппоненту везло больше. Брат Никифор был одет, как и полагается монаху, в коричневатую рясу, весьма короткую для такого статного молодца, так, что из-под подола, кроме башмаков из дивной конской кожи, торчали края узких штанов, перехваченные у щиколоток кожаными ремешками. На груди Никифора висел изящный серебряный крест, а к поясу, вместо четок, был привешен устрашающих размеров кинжал, больше похожий на короткий меч. Кинжал явно не гармонировал с рясой и всем обликом кроткого монаха, коему безуспешно пытался следовать бывший раб. Не по-монашески длинные, черные, как вороново крыло, волосы падали на глаза, большие, темнокарие, чуть вытянутые к вискам. Смуглое лицо молодого монаха заросло трехдневной щетиной, хоть он и дал себе обет ежедневно бриться.

– Твой ход, Конхобар, – неудачно метнув кубики, усмехнулся Никифор. – Гляди, не сделай ошибки, как в прошлый раз.

– Да уж как-нибудь… Интересная игра? – подняв глаза, Ирландец окинул взглядом завсегдатаев. Те закивали.

– Если бы у вас были монеты… Или хотя бы какие-нибудь сущие безделицы, типа беличьих шкурок… – Конхобар неожиданно улыбнулся.

– То что? – нетерпеливо спросил его кто-то из гостей. Беседа шла на языке фьордов, который хорошо понимала добрая половина присутствующих.

– То мы бы, думаю, смогли научить вас играть. – Ирландец задумчиво тронул фигуру и тут же увидел ярла.

– Здравствуй, Хельги-ярл! – поднявшись, приветствовал он. – Садись, испей с нами пива… или, скорее, того, что здесь именуют пивом.

– Тут есть чудесная вещь, называется «березовитца пианая», – улыбаясь, кивнул на кружки Никифор и тут же спохватился: – Я сам-то, конечно, не пил, так, по рассказам знаю…

– Ага, не пил, – усмехнулся Хельги.

– Ну, то не хмельное. – Осенив себя крестным знамением, Никифор тут же выхлебал весь напиток до последней капли. Чтобы, значит, никто и проверить не мог – хмельное там или не хмельное.

– Завтра едем в Полоцк, – усаживаясь на почтительно освобожденную кем-то лавку, сообщил друзьям ярл.

– А почему не сразу в Кенугард, или к Рюрику? – спросил Ирландец.

– Есть кое-какие соображения, – уклончиво ответил Хельги. – Расскажу по пути. А где Снорри с Радимиром?

– Снорри с Радимиром? – переспросил Ирландец и вдруг расхохотался. Улыбнулся и Никифор, а все окружающие – так просто покатились со смеху.

– Тут такая интересная история, ярл, – отпив, взялся объяснять Ирландец. – Где-то пополудни – мы с братом Никифором уже были здесь, играли – вдруг слышим какой-то шум снаружи. И вроде как знакомые голоса.

– Кто-то угрожал разнести всю корчму по бревнышку, – подтвердил Никифор. – Это Снорри был, как оказалось.

– Да, – кивнул Конхобар. – Вот мы и подумали, с чего бы это Малыш так разошелся? Вроде на него не похоже. А дело тут было вот в чем. Снорри с Радимиром решили искупаться, выкупались и уже возвращались обратно, проходили мимо Велесова капища, как вдруг на них набросился какой-то здоровенный тролль с топором…

– С криком «варяжские рожи»! – добавил монах.

– Да, именно с таким криком, как потом рассказывал Снорри. Они, конечно, не стали дожидаться, когда он им поотрубает бошки, выхватили мечи, и плохо пришлось бы тому троллю, ежели б перед началом схватки Радимир не пожелал уточнить, что он-то уж никак не «варяжская рожа», а из кривичей. Тут тролль засомневался, бросил топор, начал выспрашивать. Ну, наши тоже мечами махать не торопились, чужой город все-таки. Слово за слово – выяснили, что тролль этот – звать его, кстати, подходяще – забыл, как…

– Онфим Лось.

– Ну, да, Онфим Лось. Так вот, этот Онфим Лось, оказывается, приходится Радимиру каким-то родичем и вот он, Лось этот, принялся Радимиру жаловаться. Дескать, отпросилась племянница на ночь моленье творить Велесу, чтоб поискал хорошего жениха. Ну, отпросилась и отпросилась – дело обычное, какой девке хорошего жениха не хочется? Не раз уж так отпрашивалась. Но тут вышла надобность и у самого Онфима зайти к волхву-кудеснику, это колдун местный, по каким-то своим надобностям, то ли старую свою жену отравить задумал, то ли что другое, а только зашел в капище, думал, там и племянница его…

– Ладислава.

– Ладислава. Странные у них здесь имена, еле выговоришь. В общем, глянул наш тролль вокруг – ан, племянницы-то и нет! Вообще никаких девок вокруг нет, одни идолы да старый волхв, как кот, облезлый. Они волхва за шкрябень – где девки, гад? А тот ни жив – ни мертв со страху, испугаешься тут, когда ни с того ни с сего на тебя трое налетают да в шею мечами тычут. В себя, правда, кудесник быстро пришел, нет, говорит тут, никаких девок и не было никогда, а что вы тут мечами машете, так за то вас Велес-бог лично накажет – потонете, мол, вскорости в каком-нибудь подходящем омуте. Ну, наши тоже не дураки, быстренько на торг сбегали, купили белого петуха, с волхвом помирились – петуха в жертву Велесу принесли. А на торгу и узнали, что видели девок на перевозе. Какой-то рыбак…