Саламандра - Полевка

А Лекс плыл по возбуждению, как по огненной реке. Это было горячо и сокрушительно. Совершенно сокрушительно для всех старых привычек и устоявшихся схем поведения. Для начала, совсем не хотелось вырываться и командовать, было необычайно приятно позволить вести другому, не думать о чужом удовольствии и просто принимать ласку, впитывая чужое возбуждение, заводиться от этого еще сильнее. Это был новый, ни с чем не сравнимый опыт. Он немного приподнялся, позволяя выдернуть из-под себя край туники. И давая полный доступ к своему телу.

В этом странном мире, он уже привык ходить без белья, да и без штанов, в одной только тунике до колена, он тоже чувствовал себя вполне спокойно. Он перестал вздрагивать, когда сквознячок проникал в ранее закрытые места и даже испытывал при этом странное удовольствие от подобной свободы. И теперь по его голым бедрам шарили жадные руки, оглаживая и исследуя, и это было очень возбуждающе. Он уже и сам подставлялся под эту ласку и только застонал, когда чужая рука ухватила его за самое сокровенное.

Сканд воспринял этот стон как разрешение к действию, и быстренько разобравшись с тонким пояском, стянул желтую тунику с рыжика одним движением. Он и не ожидал, что рыжик сам набросится на него, когда окажется полностью обнажен. Будто с одеждой он лишился и своей вечной сдержанности и отстранённости. Сканд, тихо рыкнув от возбуждения, стремительно уложил свою добычу на кровать, так было сподручнее целовать и ласкать желанное тело.

На удивление, у рыжика была вполне явная мускулатура. Некрупные мышцы рельефно просматривались под тонкой и полупрозрачной кожей. Это было очень необычно. Обычно младшие отличались от девушек только отсутствием груди и наличием члена, но вот рыжика с девушкой никак нельзя было перепутать. Он был именно парнем, а не женоподобным юношей. Он был похож на молодого воина, когда они только приходили в казарму на обучение, и это почему-то еще сильнее возбуждало. Он был, без сомнения, младшим, но младшим воином, и от этого был еще более желанен.

А Лекс плыл по волнам возбуждения, легко как перышко. В голове было пусто, как во время медитации, а тело полно истомой, как сладостным сиропом, не хотелось двигаться, чтобы не расплескать эту сладость. И только слова Сканда дрейфовали на границе сознания, сталкиваясь и кружа в восхитительной неге, как невесомые снежинки. Здоровяк умудрялся страстно шептать, перемежая поцелуи словами — «люблю», «нежный», «сладкий», «мальчик мой», «ящерка моя ласковая». Что-то зацепилось за сознание Лекса, как за струну, тихо звякнув опасностью. Ящерка, голубое бездонное небо с кружащими в высоте птеродактилями, горячий песок арены, Гаури, облизывающий розовые губы острым, как бритва, язычком, «Поиграем?», расширенные зрачки Пушана. Лекс за волосы оторвал от себя Сканда и посмотрел в его расширенные зрачки.

Сканд и не понял, почему вдруг рыжик напрягся и стал вырываться. По его телу от страха даже потом прошибло.

— Что случилось? — Сканд с недоумением смотрел, как опадает и сморщивается член у рыжика, а ведь секунду назад он, казалось, скоро кончит, — чего ты так испугался?

— Отпусти! — Лекса аж трясло от ужаса, он сам не понял, чего так испугался, — отпусти меня!

— Что случилось? — Сканд поднялся, позволяя рыжику спрыгнуть с кровати и с недоумением наблюдал, как тот выворачивает тунику дрожащими руками, — я не отпущу тебя, пока ты не успокоишься и не объяснишь, в чем дело, — Сканд схватил Лекса за плечи и слегка тряхнул, приводя в чувство.

— Я никогда не буду твоей ящеркой! — выдал рыжик и, вырвавшись, отбежал в дальний угол, приготовившись к бою, — даже не рассчитывай, что я позволю так с собой поступить! Это злобная игра, и я не согласен на нее! Никогда!!

— О какой игре идет речь? — Сканд нахмурился, — я с тобой не играю и очень серьезен. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был моим.

— Твоей игрушкой? «Ящеркой»? Кто в здравом уме согласится на подобное?

— Какой игрушкой? — тряхнул головой Сканд и нахмурился, — мужем, или любовником, если ты не хочешь серьезных отношений. Выбирай сам. О какой игре вообще идет речь?

— Ящерка — это такая игра, когда младшему отрубают руки и ноги, а потом играют, как с беспомощным ребенком, кормят с рук, купают, носят на руках.

— Какая гадость, — Сканд поморщился и передёрнул плечами, — где ты такое услышал?

— Гаури предложил Пушану, и тот согласился. Или ты думаешь, я прыгнул на арену просто потому, что мне жить надоело? Но лучше сдохнуть, чем быть беспомощной ящеркой, особенно когда можно «натягивать ее на свой член, а она обрубочками будет в воздухе размахивать!» — Лекс произнес фразу жеманным тоном, как обычно разговаривал Гаури. — Ни за что!

— Ты что-то не понял… — Сканд потряс головой, отмахиваясь от такого видения, — нет, мой брат не такой, он добрый и умный, а еще милосердный и заботливый. Из него выйдет хороший император! Он достойный наследник отцу! И не смей на него наговаривать гадости!

— Этот добрый и милосердный избил меня, прежде, чем изнасиловать самым грубым образом. Или, ты думал, почему я чуть не умер? — Лекс наконец смог вывернуть тунику и влезть в нее, — ты же видел, что со мной было!

— Это у тебя было от нервов, когда ты понял, что ты теперь раб и младшим мужем тебе уже не быть! — Сканд зло ощерился, — зачем ему бить такую малявку? А насиловать? Кого? Ты же младший! Ты сам…

Лекс сам не понял, как успел подскочить и влепить ему оплеуху от всей души.

— Напомни мне хотя бы один случай, когда я флиртовал с другими и делал хоть кому-нибудь намеки подобного толка? Или я был в гареме твоего святого братца? Я был рабом, но не подстилкой!

Лексу стало так больно, как будто это его ударили, он вдруг расплакался, и от этого стало еще хуже. Он быстро стал стирать слезы с щек и постарался выглядеть гордо, но только слезы текли и текли, и горло сжало спазмом, не позволяя ровно дышать.

— Мне жаль, что ты так обо мне думаешь, — Лекс постарался вздохнуть, но получилось только всхлипнуть, — мне лучше уйти.

Лекс сделал два шага к двери, но Сканд успел раньше. Он зажал дверь своим телом, не позволяя уйти. На его щеке отпечаталась пятерня рыжика, и от этого он выглядел еще злее.

— Пусти меня. Дай мне уйти, — Лекс подергал ручку двери, — мне вообще лучше уехать домой, пока я опять с кем-нибудь не разругался. Разреши мне