Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

следующем – как пропреторы. Мне придется уехать из Рима, матушка, но я не могу допустить, чтобы в мое отсутствие Помпея день и ночь строила козни. Я поговорил с Лабиеном, он заменит меня в общественной жизни, но кто поручится, что, пока я отсутствую, в доме будет царить покой?

– Могу взять это на себя, – ответила Аврелия не задумываясь, будто ждала этого вопроса месяцами, а то и годами. – Если ты о Помпее, ее я тоже… возьму на себя.

Цезарь снова уселся и, не ложась, пристально посмотрел на мать.

– Да, я именно об этом, – подтвердил он. – Я не могу уехать в провинцию, назначенную мне Сенатом, не обеспечив надежного тыла в государственной и частной жизни. А Помпея – не Корнелия.

– Разумеется. И никогда ею не будет. Ее кровь отравлена ядом Суллы.

Цезарь кивнул, все еще не отрывая взгляда от матери.

– Было ошибкой жениться на ней, – проговорил он.

– Нет, твой брак не был ошибкой, – возразила Аврелия. – Мы уже обсуждали это при других обстоятельствах: в свое время женитьба на Помпее была разумным шагом, он отчасти успокоил оптиматов. Но брак с Помпеей больше не служит этой цели. Она могла бы стать твоей преданной сторонницей в борьбе с Сенатом, однако не стала. Что ж, каждый делает свой выбор. Помпея могла бы сделаться частью нашей семьи, но в глубине души… – Аврелия задумалась и поправила себя: – Впрочем, не в глубине души, а вполне открыто, наедине с нами и публично, ежедневно показывает, что ваш союз ей неприятен и унизителен.

– Да и я был бы рад избавить ее от этого бремени.

– Нельзя разводиться с внучкой Суллы лишь потому, что тебе так хочется, сынок. Твое имя в глазах оптиматов будет запятнано – не забывай, что они следят за каждым твоим шагом. Следует хорошенько поразмыслить, как избавиться от этого камня на твоей шее.

Было очевидно, что Аврелия уже всесторонне обдумала эту проблему.

– А если бы я поручил это дело тебе, как и когда ты бы справилась с ним?

Цезарю хотелось знать все, что касалось Помпеи. Отчего-то он боялся полностью доверять матери решение этого вопроса.

– Мне понадобятся несколько монет, чтобы оплатить кое-какие услуги. Что же касается сроков… это случится четвертого декабря, – ответила она, и от такой точности у Цезаря по коже побежали мурашки. Он догадывался, что мать давно все просчитала.

Зачем ей монеты? И почему именно четвертого декабря? Он знал, что в этот день совершались священные обряды Благой богини. Будучи великим понтификом, он отлично разбирался в римском религиозном календаре, но не понимал, как это связано с тем, что задумает мать. С тем, что задумала мать, поправил он сам себя.

– Что ты задумала? – с тревогой спросил он.

Аврелия медленно встала, поправила тунику и рассеянно ответила:

– Не спрашивай о том, чего тебе знать не следует. Занимайся борьбой в Сенате и войнами в тех землях, которые достанутся тебе как будущему пропретору, а семейный тыл оставь на мое попечение. – Она подошла к сыну, поцеловала его и спросила: – Имею ли я твое дозволение?

Цезарь поразмыслил и ответил:

– Мне нужен покой в тылу, но Юлия – самое ценное мое сокровище. Ты знаешь, как я люблю дочь, а Помпея своими нападками сама определила свою судьбу. Делай что должно, матушка.

– Сделаю.

И она, не оглядываясь, покинула атриум.

Цезарь не знал, поведет ли себя мать благоразумно и соразмерно проступкам Помпеи, ее недовольству и вечным проискам, или же предпримет нечто из ряда вон выходящее.

Он закрыл глаза и потер лицо. Он принес с Форума свежие новости: Катилина пал в бою. По слухам, почувствовав, что битва проиграна, он бросился в самую гущу сражения. Возможно, он был бунтарем, безумцем и развращенным преступником, однако дрался храбро и с достоинством принял смерть. Однако тем утром в доме Юлия Цезаря гибель Катилины, по всей видимости, не волновала никого.

Domus Цицерона

В тот же вечер, в тот же час

Объятия.

Объятия и поздравления.

Впервые за долгое время Цицерон ликовал, не скрываясь. Одного за другим он обнял Катона, Катула и остальных.

Он предотвратил государственный переворот, расправился с заговорщиками и нанес поражение вождю бунтовщиков. При этом ему удалось не подпустить Помпея к Риму, так что вся заслуга принадлежала ему. Красс по-прежнему не показывался, а Цезарь не имел сторонников в Сенате.

На этот раз Цицерон дал себе волю и открыто улыбался.

То была минута его славы.

Бесконечной славы.

Бывший domus семьи Юлиев, Субура, Рим

Последняя ночь ноября 62 г. до н. э.

Аврелия действовала решительно, отбросив сомнения.

Сорняки следует выдергивать с корнем, и иной раз, чтобы искоренить зло, потребно нечто – или же некто, – воплощающее даже большее зло. Чтобы покончить с Помпеей, с семенами раздора, которые она сеяла, с ее нападками на Цезаря и пренебрежительным отношением к семье Юлиев, Аврелия обратилась к самому вероломному, подлому и опасному, что имелось в Риме и носило имя Публий Клодий Пульхр. В городе, прежде всего в трущобах и притонах, его называли Клодием.

Военная служба Клодия не задалась. Посредственный солдат и, что еще хуже, посредственный начальник в походе против Митридата, он подстрекал других к бунту против римских полководцев. Но благодаря семейным связям или взяткам – Клодий ловко добывал деньги неясного происхождения – он избежал суда и даже получил начальствование над флотилией в бесконечных походах против понтийского царя, однако вместе с кораблями попал к пиратам. Освобожденный из плена римским войском, Клодий решил вернуться в Рим и попытать счастья в карьере защитника. Действуя отважно, словно примером ему служил сам Цезарь, Клодий обвинил Катилину в продажности, но, в отличие от Цезаря, поддался на уловки обвиняемого и купился на предложенную им взятку, так что в конце концов из обвинителя Катилины превратился в защитника. С тех пор никто из известных клиентов не обращался к нему с просьбой о защите в суде.

Катилина погиб, возжелав все и все утратив.

Клодий по-прежнему был жив и мечтал прибрать к рукам как можно больше. При этом он понимал: если кое-чем делиться с другими, они будут обращать меньше внимания на него самого и его злодеяния.

Поэтому Клодий занялся тем, что составляло его истинное призвание, подмяв под себя весь преступный мир города. Он главенствовал над вооруженными бандами грабителей всех мастей и торговцев людьми, предоставляя защиту – точнее, защиту со стороны своих людей – тому, кто больше платил. Клодий превратился в главаря империи наемных убийц, обеспечивал охрану Цицерона, а одновременно вершил месть и исполнял поручения частного характера