Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

и богами! – настаивал Катон, указывая на священный храм у себя за спиной. – Публичное чтение закона после наложения вето – преступление!

Служитель смолк, не осмелившись продолжать. Ему никто ничего не обещал, зато во взгляде Катона читалось, что неосмотрительное поведение чревато тяжкими последствиями.

Непот подошел к чиновнику и, забрав у него папирус, продолжил декламацию.

Это был поединок плебейских трибунов.

Никто толком не знал, как быть.

Катон подошел к Непоту сзади, вырвал папирус из его рук, разодрал напополам и бросил обрывки под ноги вооруженных людей.

Непот понимал, что телохранители Катона не позволят ему подойти и их поднять.

Но это его не пугало.

Он знал написанное наизусть.

Повернувшись лицом к народу, что собрался перед храмом Кастора и Поллукса, он повторил законопредложение слово в слово, строка за строкой.

Катон посмотрел на Минуция Терма.

– Во имя Геркулеса, если ты с нами, сделай что-нибудь! – рявкнул он.

Подойдя сзади к Непоту, Минуций зажал ему рот рукой, не давая произнести ни слова. Едва не задохнувшись, Непот посмотрел на подножие лестницы, где столпились его самые преданные последователи: те затеяли драку с людьми Катона.

Разгорелась нешуточная потасовка.

В ход пошли палки, колья и, разумеется, кулаки.

Несколько ударов достались Катону, получили свое и Непот, и многие другие.

В то утро на Форуме не хватало только кинжалов, но их появление было лишь вопросом времени.

Цезарь готов был ввязаться в уличный бой, но Лабиен схватил его за руку.

– Пойдем, – сказал он. – Так нельзя. Это плохой способ улаживать споры. Ты не будешь… мы не будем так поступать.

У Цезаря чесались руки, ему хотелось броситься на неприятеля, но слова Лабиена убедили его, и оба покинули Форум в разгар беспорядков.

Domus Цицерона, Рим

В ту же ночь

– И что теперь? – спросил Катон, на чьем лице багровели синяки.

Всеми владел гнев. Никто не мог мыслить ясно, им хотелось одного – начать смертоносную охоту на Непота и всех, кто его поддерживал. Включая Цезаря.

– На сей раз мы задержим Непота, как раньше сделали с сообщниками Катилины, – мрачно отозвался Цицерон. – Он виновен в разжигании беспорядков на Форуме, в которых вы оказались замешаны. Это достаточная причина для задержания. К тому же он пытался устроить голосование, несмотря на законное вето двух плебейских трибунов. Он знает, что нарушил установления, что вето было наложено вовремя.

– А что делать с Крассом? – спросил Катул. – Мы могли бы воспользоваться…

– Красс тут ни при чем, – перебил его Цицерон.

– А Цезарь? – спросил Катон. – Он же был рядом с Непотом и поддержал предложение назначить Помпея главноначальствующим для борьбы с Катилиной.

– Верно… – вздохнул Цицерон, – но это не преступление. К тому же с началом беспорядков он покинул Форум. Не вижу оснований его задерживать. Хотя при большом желании можно обвинить его в том, что он вызвал беспорядки, поддержав Непота, когда вето уже наложили… Мы могли бы…

– Что? – спросил Бибул, которому, как и всем, не терпелось, чтобы Цицерон предложил против Цезаря решительные меры.

Цицерон провел рукой по лицу и вздохнул.

– Он великий понтифик, – продолжил он. – Нельзя ни с того ни с сего взять и задержать великого понтифика. Вы об этом, кажется, забываете. Но, помимо прочего, он еще судья и претор, а значит, мы можем указать, что он вел себя недостойно. У нас достаточно голосов в Сенате, чтобы… отстранить его от должности претора.

Все задумались.

Отстранение претора от должности – ход недвусмысленный и грубый, ясно говоривший, что Сенат не готов терпеть выходки такого высокопоставленного лица, тем более в смутные времена, когда войска Катилины стоят едва ли не в сотне миль от города. Предложение Цицерона показалось всем замечательным. Сам он подчеркнул, что законность этой меры сомнительна, но у них было большинство голосов в Сенате, а Красс и его люди по-прежнему не показывались на глаза. Стоило немедленно воспользоваться этим преимуществом.

Общественный дом, жилище великого понтифика и семьи Юлиев

Несколько дней спустя

Несколько дней спустя новость дошла до Цезаря – официальное сообщение ему доставил один из шести ликторов, полагавшихся ему как претору. Передав послание, ликтор удалился в прихожую к сотоварищам. Цезарь развернул папирус, помрачнел и молча протянул его Лабиену; тот пробежал его глазами и передал Аврелии.

Мать заговорила первой:

– Что собираешься делать?

Цезарь молчал.

– Что происходит? – спросила Юлия. – Что там написано?

– Сенат отстранил твоего отца от должности, – объявила Аврелия.

– А разве так можно? – в изумлении вознегодовала девушка: в свои двадцать с лишним лет она по-прежнему оставалась самой стойкой защитницей отца.

Аврелия собралась было ответить, но ее опередила Помпея:

– В борьбе за власть Сенат может сместить даже римского консула.

По ее голосу нельзя было понять, одобряет она отстранение мужа от должности претора или нет. Но в последнее время Цезаря мало заботили голос или мысли жены. Разумеется, им стоило уделить внимание, но не в эту минуту. Он поднял глаза и посмотрел на мать:

– Я не собираюсь делать ничего.

– Пожалуй, это лучшее решение, – согласился Лабиен. – Не стоит враждовать с Сенатом. Все и так взвинчены…

– Слово «ничего» означает, что я намерен вести себя так, будто не получал этого уведомления, а Сенат не голосовал за мое отстранение от должности, – перебил его Цезарь. – «Ничего» подразумевает, что я намерен и дальше занимать должность претора. Это борьба. Между ними и мной.

– Думаешь, можно победить Сенат, будучи лишь претором, к тому же без союзников? – осмелилась сказать мать. – Красс не показывается, а Помпей все еще на Востоке. Один претор против всего Сената? Ты серьезно, сын мой?

Но Цезарь больше ни слова не сказал. Пора было переходить к делу, и тут потребуется ораторское мастерство Цицерона и решительность Катона.

Некоторое время Цезарь придерживался своего замысла: на публичные церемонии он являлся в тоге с пурпурной полосой, в сопровождении шести ликторов, давая понять, что не признает права Сената отрешать его от должности. По крайней мере, причин, изложенных patres conscripti, для этого недостаточно.

Через три недели пришло второе уведомление от Сената. Цезарь передал его Лабиену нераспечатанным, и тот прочел вслух:

– Они говорят, что применят против тебя силу, если ты не согласишься на отставку.

Тем временем Непот покинул Рим, чтобы избежать задержания, и сел в Брундизии на корабль до Родоса; он хотел сообщить Помпею, как обстоят дела в Италии. Цезарь почувствовал себя еще более одиноким, – похоже, его покинули все.

– Терпение, сын мой, – это добродетель, – сказала Аврелия. – А упрямство присуще лишь глупцам. Ты не можешь выступить против Сената. По крайней мере, в одиночку.

– Как это они применят